Африканская луна
Шрифт:
Обиднее всего то, что создали этот образ русского мы сами…
Поэтому-то я и советую вам, несчастные мои соотечественники: не признавайте своего происхождения. По крайней мере в лавках и на улице. Если не знаете никаких языков, напрягитесь и выучите по-английски хоть несколько необходимейших фраз: «Спасибо, не надо», «Не хочу», «У меня это уже есть», «Я спешу», «У меня мало времени», «Я Вас не понимаю»… Поверьте, несмотря на обилие разных заученных слов, египтяне сами не знают как следует ни одного языка, кроме арабского, и этих фраз будет достаточно, чтоб вас влет не раскусили как русского. Главное – зазубрить твердо и говорить напористо.
А еще лучше – выучить соответствующую отповедь по-немецки. Тогда вас примут за немца: в мире так сложилось, что по-английски говорят практически все народы, но по-немецки – только немцы. А уж к немцу ни один, даже самый отмороженный уличный торговец долго приставать не будет, поверьте личному опыту.
О значении великого и могучего немецкого языка, несокрушимого, как танковый клин генерал-фельдмаршала Манштейна, я еще напишу.
А напоследок отмечу, что открывать свое русское происхождение бывает иногда утомительно даже с самыми милыми египтянами. Дело в том, что они страшно любопытны, но достаточно плохо понимают английский (за две недели я не встретил никого, кто владел бы английским хотя бы на моем уровне), не говоря уж о русском. И к тому же отсталость от цивилизации и примитивность условий жизни в самом Египте тоже накладывают свой отпечаток: средний египтянин при всем старании просто не в силах представить себе российского масштаба. Для него вся Россия заключена в одной лишь Москве.
Ты ему объяснишь пять раз, всякими способами и выражениями, что живешь в Уфе, что от Уфы до Москвы дальше, чем от Хургады до Порт-Саида. После этого он улыбнется, ласково и добродушно, и повторит свою первую фразу:
– Ну, так значит, ты в Москве живешь!
И что ты с ним после этого сделаешь?…
Гражданин мира
Из всех языков действительно хорошо я знаю только английский, поскольку учил его с 6 лет. Я много читал английской литературы в оригинале, спокойно и с удовольствием говорю. В общем, английский язык – в устной ли форме или на сайте Интернета, – никогда не кажется мне чем-то закрытым.
По-немецки я могу многое спросить, кое-что рассказать, более-менее прочитать текст и гораздо хуже понять на слух. Словарный запас мой скуден к тому же я практически не знаю грамматики, пользуясь готовыми моделями. Я не учился немецкому специально – он вошел в меня сам собой, когда в 83 году аспирантом я месяц провел в Дрездене. При ничтожном реальном знании языка результатом усиленного общения с настоящими немцами оказалось отличное произношение. Причем не какое-нибудь усредненное – а ужасный, чудовищный и выразительный нижнесаксонский акцент (который отличается от академического берлинского наречия примерно так же, как словесный понос выходцев из краснодарского края от размеренной речи вологжанина). Думаю, что даже если бы я теперь вздумал взяться за немецкий серьезно, то этот натуральный, глубоко въевшийся акцент уже невозможно было бы изжить. Зато даже в Германии меня принимали не за русского, а за венгра. А уж в иной стране при условии короткого разговора я без проблем могу закосить под немца; во всяком случае, египтяне не раз попадались на удочку. И даже спрашивали – из какого германского города я приехал. (Как ни странно, Германия, в отличие от России, состоит у них не из одного Берлина, а из множества разных городов.)
Собираясь в Египет, мы – просто так, для информации, поскольку жена тоже знает английский – поинтересовались в турфирме о языке, на котором нам придется общаться с туземцами. Нас уверили, что на русском, потому что отели Хургады обслуживают исключительно украинки и белоруски – беженки, вышедшие замуж за египетских арабов, но не нашедшие иной работы. Вероятно, милые девушки из фирмы просто перепутали страну. Поскольку, как я уже упоминал, в гостиницах Египта работают исключительно мужчины.
Некоторые из них – наиболее продвинутые менеджеры или бармены – действительно могут сказать пару слов по-русски. Большинство кое-как умеет объясняться по-английски. И практически все, даже самые отсталые уборщики, понимают по-немецки.
В этом нет ничего странного: настоящих англичан или американцев я в тех краях не встречал; по-английски все туристы (в основном, мои соотечественники) говорят тоже кое-как. А вот немцев полным-полно – есть даже несколько отелей, заселенных, видимо по традиции, исключительно ими. Там и вывески все на немецком языке. Когда проходишь мимо, то кажется, будто попал в какую-то нереальную тропическую Германию.
Вообще я очень люблю погружаться в среду, где не говорят по-русски. Я плаваю в ней, как рыба скат – есть такая удивительная, ни на кого иного не похожая морская рыба, которая, шевеля огромными, как крылья, плавниками, не плывет даже, а медленно летит, кувыркается и наслаждается свободным полетом в толще прозрачной воды.
В Хургаде выпадали дни, когда по-русски я говорил только с женой. Это было чудесно и ни с чем не сравнимо. Купаясь среди чужих языков, я переставал ощущать себя замученным жизнью россиянином. Я сбрасывал внешнюю оболочку и становился гражданином мира, лишенным своих русских проблем. Я был важным и значительным – хотя бы потому, что словарный запас мой и знание английского всегда превосходили ресурсы собеседников (ведь ни англичан, ни американцев в отеле не было). Строил длинные фразы, стремясь не просто передать канву мысли, а расцвечивая речь различными полнокровными синонимами. Иногда даже вставлял в речь всякие чисто английские фразеологизмы и поговорки. Удачно завернув какой-нибудь особо красивый оборот, я даже начинал ощущать интерес к своей персоне, (который сам для себя давным-давно уже потерял).
Признаюсь честно: по возвращении в Россию мне несколько дней приходилось делать над собой усилие, чтоб не говорить по-английски. Меня мучило желание остаться там, между границами, во вненациональном и безпроблемном пространстве. Ужасно не хотелось снова заговаривать по-русски. Разбивать изнутри собственноручно построенную защитную скорлупу и выходить обратно на несчастную пустошь российской жизни.
Андреа
В нашем отеле жило тоже достаточно много немцев. Причем явно самого среднего класса: богатые жили в других отелях и сутками просиживали в дорогих ресторанах.
С одной из немок, молодой женщиной с мужским для русского слуха, но вполне нормальным в Германии имением Андреа, мы познакомились и даже подружились.
Однажды я пришел на завтрак поздно; жена, как всегда, возилась в номере и задержалась еще больше. По привычке я набрал огромную гору египетских сладостей – себе и ей – кофе и чаю, поставил все это перед собой на столик и принялся за еду. Уж больно хотелось скорее поесть, к тому же я люблю запивать утренние сладости очень горячим кофе.
Зал был переполнен; за большинством столиков сидели компаниями и семьями, только я завтракал в изумительном одиночестве. Андреа пришла еще позже меня – как потом выяснилось, всю ночь они гуляли большой компанией – и ей не оставалось ничего, как присесть за мой столик.
Несколько минут мы ели молча. Она лизала какой-то джем и мусолила кусочек чего-то мясного, я наслаждался над огромной грудой пирожков, булочек и кренделей.
– И это все ты съешь один?! – не выдержала наконец она.