Афродизиак
Шрифт:
А потом что-то вдруг помутилось в голове. Накатила злость. До ненависти — один шаг! Вадик с характерным звуком выдернул изо рта Нины Андреевны разбухший ХУЙ и наотмашь, ХУЕМ, дал ей пощёчину. На лице девушки отобразилось неподдельное изумление. Вадик развернулся и ударил хуем по другой щеке. Потом — опять и опять. Нина Андреевна бросилась к выходу. Вадик — за ней. Когда она взбегала по ступенькам, он огрел её хуем по спине. А потом погнался за ней по полю. Бежать с поднятым хуем было неловко, он поддерживал его рукой и, когда удавалось нагнать подругу, опять смачно, с растяжкой, с размаху, ударял её по спине, по плечам, ягодицам — куда удавалось на бегу достать. Нина Андреевна споткнулась, упала. Вадик нагнал её, остановился, взял в обе руки разгневанный ствол хуя, как бейсбольную биту, и собрался убить, заразу, совсем, к чёртовой матери. Нина Андреевна лежала на спине, прикрыв
Вадик, правда, собрался её совсем убить. Вместо этого он что-то задержался, задумался, потом… рухнул на Нину Андреевну. Оторвал руки от лица и жадно впился в её губы. И одновременно хуй с усилием воткнул, вогнал, засандалил через низ живота, до самых гланд. Так, что Нина Андреевна вскрикнула на мгновение, перестала дышать. Но Вадик не останавливался. — Блядь! — Кричал он, отрывая губы от поцелуя, — Ёбанная в рот!!! — Матерщинными словами ругался. Но по смыслу, вроде, подходило. Да и не мог Вадик других на тот момент найти. И — целовал дальше. И — ЕБАЛ.
Никогда в жизни ему ещё не было так хорошо с женщиной. И — как признавалась потом Нина Андреевна, — ей тоже.
Когда наступила осень, они поженились. Вадик устроился в районную газету корреспондентом, потом дошёл до главного редактора. Жили они с Ниной Андреевной долго и счастливо.
Что, впрочем, не исключало ситуаций, когда журналисту приходилось опять брать в руки хуй и жёстко корректировать её поведение.
Вид глагола
Когда я был маленьким…Ну… уже не совсем… Когда у меня начался период ещё не взросления, но созревания, мне очень было интересно слушать рассказы старших мальчишек, «пацанов». И рассказы, само собой, про их, уже начавшуюся, взрослую, жизнь. В разговорах зазвучало горделивое, победное «ебал», «выебал». Естественно, особенно в утренние минуты, глядя в постели на невыносимо напряжённую вертикаль будущей власти над женщиной, хотелось тоже кого-нибудь выебать. И всё представлялось достаточно просто: нужно, чтобы девчонка «дала». Поскольку девчонки от природы стеснительные, то, ясное дело, того, что они по первому зову будут снимать трусы и раздвигать колени, случиться не могло никаким образом. Девчонки должны всё время говорить «нет», для виду сопротивляться, хотя, на самом деле, сами тоже очень всего этого хотят. То есть, хотят, чтобы их выебали.
А дальше всё представлялось так: девчонка, выполнив всё, что требуют правила приличия — то есть, посопротивлявшись, высказав своё «нет», «не хочу» разов двадцать или тридцать, наконец, уступает. Но так, что, кажется, что она тут ни при чём, а это ты сам, дурак, снял с неё трусы и залез сверху. И тут ещё важный такой момент: казалось, что главное — это — вот оно — скорее «засунуть». После чего победу можно считать, как у социализма, полной и окончательной. Девочка, наконец, расслабившись, наслаждается возникшим процессом. Счастье считается обоюдным автоматически.
Потом, с неё соскочив и натянув трусы, можно бежать к пацанам и рассказывать, как ты классно «выебал» Таньку Чурилину.
Потом я вырос, стал большой. И слово «выебал» стало для меня приобретать новые смысловые оттенки. И я сделал открытие. В жизни глагол «выебал» может быть несовершенного вида. Если кто-то из мужчин в компании, или в приватной беседе рассказывает, что он «выебал» женщину, то это не нужно воспринимать в буквальном смысле. Возможно, он её и ебал. Возможно, и три-четыре раза «кончил». Но — не выебал.
Приятель — назовём его — Борис, поведал мне как-то простую мужскую историю. Поехал он с новой подругой отдыхать на озеро. Загорали, купались. Потом стали целоваться, и Борис совершил со своей подругой половой акт. Ну, как он мне передавал — всё получилось довольно для первой встречи замечательно. Он ещё боялся, что у него — мало ли чего — «не встанет». У него, нормально — «встал», потом этаким бодрячком проник в женщину и довольно жёстко в ней посамовыражался.
Побежали, взявшись за руки, в озеро, искупались. Вышли на берег, легли опять загорать. И тут, после некоторого молчания, женщина спросила: «Ну, а ЕБАТЬ меня ты когда будешь?..». Вот так — открытым текстом… Вообще, до этого у них в разговоре ненормативной лексики не наблюдалось.
Скорее всего, возникла ситуация, когда женщина не могла подобрать никакого иного слова, чтобы предельно ясно изложить свою мысль.
«Ебал», да не «выебал».
Лавировал, да не вылавировал.
Глагол «выебал», для того, чтобы обрести свой совершенный вид, должен подразумевать обязательное
Русским языком я занимаюсь давно.
И пришел к выводу, что, в конечном счёте, определить вид глагола «выебал» может только женщина.
Последнее желание
Проснулся от запаха. Этого знакомого, противного, удушливого запаха. Опять… Ворочаюсь в постели, сминаю простыни, рву на себе майку. Сползаю, падаю на пол… Из меня продолжает вытекать продукт жизнедеятельности. Но я ничего не могу сделать, чтобы этому помешать. Я верчусь, мычу и размазываю всё, разбрасываю по маленькой спальне. У меня инсульт. Я — почти овощ. Я хорошо кушаю и какаю. В сознании короткие просветления. Тогда я понимаю ужас происходящего. Но не могу пошевелить даже пальцем. Тело неподконтрольно мне. Само вертится в постели, руки двигаются произвольно. Иногда я затихаю. Бывает, надолго, на несколько часов. Иногда мой сон, моё забытьё длится всего несколько минут… Иногда я даже встаю. Испачканный экскрементами, я хожу по комнатам. Пугаю жену, которая почти полтора года уже не спит, потому что непрерывно стирает, готовит. Потому что ждёт моей неожиданной смерти. Потому что я, когда хожу по комнатам, бужу её, наконец, уснувшую… Я не могу разговаривать и не понимаю, что говорят мне. Только временами наступает просветление, когда я опять могу думать, вспоминать. Узнавать… Жена сама не может дотащить меня до ванной. Пытается. Иногда её рвёт. Она не может переносить всех этих запахов… Когда совсем выбивается из сил, звонит детям. Приезжают сыновья. То Вася, то Рома. Переносят меня в ванну, купают, переодевают. Надевают памперс. Относят обратно в постель. Случается, что я тут же опять всё пачкаю. И меня снова относят в ванну. Надевают памперс. Оказываясь в постели, я стараюсь его стянуть. Он мне мешает. Чешется. Жжёт… Когда я прихожу в себя, я пытаюсь заговорить. Сказать что-то очень важное. Не получается. Понимаю: не получится уже никогда. Снова проваливаюсь в никуда… А жена всё время молчит. От невыносимого физического напряжения она высохла и почернела. И состарилась…
Солнечное утро было. Лето, зелень кругом. Вышел за хлебом в магазин. Встретил неожиданно Любашу, давнишнюю свою приятельницу. Сколько? Лет двадцать не виделись? Господи! Время-то как летит! А похорошела как! Повзрослела… Привет, привет… Узнал, как же тебя не узнать-то! Отрезанный ломоть, от плоти плоть… За хлебом, вот… да… Есть, конечно, пара минут… Любаша и вернулась в наш город недавно и живёт недалеко. Взял по дороге вина молдавского. Встречу как-то нужно же отметить! Пошли отмечать. Квартира-маломерка. Чистенько всё, евроремонт. Проходила в зал, смеясь, полезла за пазуху, ловко расстегнула, вынула, отбросила в сторону, лифчик. Мешает! — Больше ничего не мешает? — Нет! Ха-ха. Ха-ха. Стали пить вино. Зачем мы стали его пить?.. — Ты меня бросил! Ты мне исковеркал всю жизнь! Я бы никогда и ни с кем!.. Это всё из-за тебя!.. Ничего и не из-за меня. Так обстоятельства сложились. Так сложилась Судьба, что — не судьба. Море слёз. — Уйди! Не трогай меня! Стринги, пирсинги, тату… Современная. Всё, как у всех. Сейчас ведь, без пирсинга на клиторе ни на одну тусовку фэйс-контроль не пропустит. Любашу пускают… Рыдая, закрыла лицо руками, уступила — раздвинула колени… Что это? Всё закружилось, поплыло перед глазами… Тело обмякло, рухнуло на диван, прямо на обнажённую женщину… Не тело — кисель. Руки превратились в плети. Ноги… Я весь стал, как огромная, тяжёлая тряпка… Не могу пошевелиться… Любаша в ужасе. Выбирается из-под меня, как попало, одевается… В комнате врачи, жена. Приехал Вася. Меня одевают, кладут на носилки… Вот уже полтора года, как я разбит инсультом. В сознании провалы, но, когда я прихожу в себя, я всё вспоминаю… Жена… Она всё время молчит. Ни слова я не услышал от неё за полтора года. Я хочу ей сказать — нет, не то, как там — комедия, мол — это было совсем не то, что ты подумала! То было, То… Но… Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Ну, да… Так получилось… Но, люблю ведь, люблю ведь, люблю ведь — только тебя… Так получилось…
Почему она никуда меня не сдала, почему не бросила? Почему день за днём купает меня, с трудом превозмогая рвоту, за мной убирает, кормит?.. Меня жжёт внутри её молчание. Мне жутко, мне страшно приходить в сознание. Потому что я сразу всё вспоминаю. И для меня наступает ад. Если бы я мог, я бы просил прощения, просил, просил, просил, хотя знаю, что прощения мне не может быть никакого. И не будет… И я молю, обрывками, остатками мыслей в моём бессильном вонючем теле, я прошу: — Господи!.. Дай мне умереть!.. Святый Боже, святый светлый, святый бессмертный, помилуй… мя…