Агасфер из созвездия Лебедя
Шрифт:
– Но вы не могли заранее знать об этом!
– Не мог... Но все космонавты-разведчики знают, что вмешательство в развитие иного разума, давление на него извне всегда безнравственны. И товарищи справедливо приговорили меня к тому, чтобы, оставшись на Земле в одиночестве, я собственными глазами увидел, что натворил, поддавшись однажды обаянию духовной общности.
– И надолго вы?..
– Трижды приходил срок, но за мной так и не прилетели. И вот я брожу по планете, накапливаю знания о человечестве и его природе. Мне нельзя задерживаться надолго на одном месте... Тогда возникает привязанность, вдруг исчезает чувство одиночества. Я вспоминаю, что приговорен к нему, не могу нарушить условия предпосланного мне наказания, и тогда заставляю себя идти дальше.
– Идти дальше... Но ведь нет никого, кто бы мог проследить за соблюдением этого жестокого приговора?!
– вскричал геолог.
– А я сам?
– услыхал Игорь Николаевич голос Фарста Кибела, и помполит будто увидел, как грустно улыбнулся он.
Наступило молчание. Крутилась невидимая в кассете магнитофонная лента. Молчали и Чесноков со своим ночным гостем. И вдруг голос Фарста Кибела произнес:
– Мне пора. Днем я получил сигнал. Кажется, срок мой кончился, и за мной прилетели. Пойду.
– Мне... Можно мне пойти с вами?
– Хотите проводить меня?
– Да... Если не возражаете.
– Хорошо. Только до палубы.
– Мы поднялись с ним наверх, - сказал Беглов, выключив магнитофон. На палубе была ночь. Фарст Кибел пожал мне руку. Потом, не мешкая, через фальшборт спрыгнул на лед. Во тьме смутно угадывалась его фигура.
– Прощайте, я ушел, - донесся снизу его негромкий голос.
– Меня ждут. И помните: надо верить первому движению души. Оно всегда бывает благородным.
– До свидания, - ответил я невпопад и услыхал в ответ тихий смех.
Беглов умолк. Погладил ручку магнитофона.
– Что же дальше?
– спросил первый помощник.
– Вот и все... Фарст Кибел ушел. Он двинулся в направлении Северного полюса.
– Что скажете?
– спросил геолог.
Чесноков снял телефонную трубку.
– Мостик?
– спросил он.
– Четвертый штурман на месте? Пришлите его ко мне.
– Что вы хотите предпринять?
– осведомился Беглов.
Когда молоденький паренек, постучав, вошел в каюту первого помощника, Игорь Николаевич попросил его принести судовую роль и документы матроса Феликса Канделаки.
Вернувшийся через несколько минут штурман был растерян.
– Вот судовая роль, - сказал он.
– Но тут нет никакого Канделаки. И документов таких я не помню, у меня нет их попросту. И не было. Может быть, он из пассажиров?
Геолог и Чесноков переглянулись.
– Ну ладно, хорошо, - сказал помполит.
– Идите. А судовую роль мне оставьте.
Едва штурман вышел, оба они склонились над списком экипажа.
– Вот здесь он был, - проговорил Игорь Николаевич и ткнул пальцем. Калугин Сергей Леонидович, потом шел Канделаки, затем, после него, Лучковский Евгений... Вот эти-то есть... А где Канделаки? Калугин - и сразу за ним Лучковский... Куда же исчез Канделаки?
Беглов улыбнулся.
– Ему удавались шутки и посложнее этой... Постойте!
Он метнулся к магнитофону и включил его. Они ждали минуту, другую, третью... Аппарат не воспроизводил никаких звуков.
– Если бы я сам не принимал от него документов, то подумал бы, что вы меня разыграли, - медленно и тихо произнес помполит.
– Попробуем еще...
Он позвонил и вызвал к себе боцмана.
– Что вы скажете, боцман, об этом новом матросе?
– спросил Чесноков.
– Об этом Феликсе Канделаки...
Боцман недоуменно смотрел на первого помощника капитана.
– Простите, Игорь Николаевич... Вы кого имеете в виду?
– Кого, кого... Ну, конечно же, новичка. Того самого... Мы взяли его в Диксоне. Вы, боцман, еще недавно говорили мне, добрый, дескать, паренек. Оставить бы его на "Воровском" насовсем...
Обалдение боцмана было таким неподдельным, что Чеснокову стало неловко. Боцман смотрел-смотрел на первого помощника, и вдруг виновато улыбнулся. Он решил, что где-то и в чем-то проштрафился, и помполит придумал суперхитрую методу для разноса.
Чеснокову стало жалко судового "дракона". Он махнул рукой. Идите, мол...
Когда боцман вышел, Беглов и Игорь Николаевич воззрились друг на друга, потом расхохотались.
– Знатно он нас разыграл, - сказал геолог.
– Да, нашему судну выпала честь быть местом деятельности этого инопланетянина... Везет же пароходу! Писатели на нем плавали, кинорежиссеры и артисты. Теперь вот товарищ с Лебедя закончил на нем срок.
– Небось он уже в объятиях своих друзей, - заметил Беглов.
– Если только у них принято обниматься... Шутка ли: без малого две тысячи лет скитался.
Внезапно донесся извне отдаленный рев. Смягченный расстоянием, грохот казался знакомым. Помощник и геолог переглянулись.
– Может быть, это они?
– прошептал Владимир Петрович.
– Кто "они"?
– недоуменно спросил его помполит.
Геолог растерянно глянул на Игоря Николаевича.
"Что я делаю здесь, в этой каюте? Да еще в такую рань", - подумал он, мельком взглянув на часы.
Первый помощник капитана силился припомнить, по какому такому поводу пригласил он к себе этого человека. Тут он заметил листки судовой роли, лежащие на столе, и решил, что, видимо, произошла путаница при оформлении документов. Чесноков собрал бумаги, поднял глаза на гостя и увидел, что, тот уже стоит, прижимая к груди магнитофон.
– Значит, мы с вами обо всем договорились, - с бодрым наигрышем в голосе проговорил помполит, мучительно пытаясь вспомнить, зачем пришел в его каюту этот человек.
– Да-да, конечно, - пробормотал геолог, пятясь к двери, - с вами уже... Того... Договорились.
"О чем?! Ну о чем мы договаривались с ним?" - лихорадочно думал он.
Вновь раздавшийся рев заставил их вздрогнуть. Теперь он слышался ближе.
За дверью вдруг затопали, раздался торопливый стук, и, не дожидаясь разрешения, в каюту вломился четвертый штурман.