Агатангел, или Синдром стерильности
Шрифт:
С: Выпили ли вы за сказанное?
Д: Нет. Я не обязан.
С: А кто еще не выпил?
Д: Я не обязан следить за тем, как напиваются мои сотрудники.
С: Куда вы поехали из «Интерэкстрима»?
Д: Это мое личное дело, почему я должен в этом отчитываться?
С: Потому что это допрос. Куда вы поехали?
Д: А какие у вас основания меня подозревать?
С: Здесь я задаю вопросы, а вы отвечаете, не забывайте, пожалуйста.
Д: Я поехал к пану Фиалко.
С: Как вы относились к мистеру Хомосапиенсу?
Д: Я не считал целесообразным как-то к нему относиться, он приехал учить наших менеджеров продавать газету, при чем тут я? Я не торговый агент.
С: То есть вы недолюбливали мистера Хомосапиенса?
Д: Если я не общаюсь с киоскерами, которые продают нашу газету, это не означает, что их недолюбливаю, просто у нас разные приоритеты.
С: Вы были против тех нововведений, которые пытался внедрить в газете мистер Хомосапиенс?
Д: Не так просто все изменить только потому, что кто-то вдруг приехал из-за границы и считает себя умнее прочих.
С: О чем вы разговаривали дома у пана Фиалко с ним и паном Незабудко?
Д: Это несущественно.
С: Разговаривали ли вы о мистере Хомосапиенсе?
Д: Да, но не похищали его.
С: Когда, где и при каких обстоятельствах вы последний раз видели пропавшего гражданина Голландии мистера Арнольда Хомосапиенса?
Д: В той халабуде за городом, «Интерсрим» какой-то, обмывали 500-й номер.
С: Как вел себя мистер Хомосапиенс?
Д: Не помню, пьяный был.
С: Можете ли вы вспомнить, кто именно и под какие тосты мистера Хомосапиенса не поднимал бокала?
Д: Не знаю, сам не пил.
С: Почему?
Д: Если я хороший редактор здесь, в Тигирине, это не значит, что я разбираюсь в коммунальной политике Амстердама.
С: Это означает, что вы недолюбливали мистера Хомосапиенса?
Д: Это означает, что я не во всем с ним соглашался. А долюбливать его в мои обязанности не входит.
С: Разговаривали ли вы у пана Фиалко о мистере Хомосапиенсе?
Д: Нет.
1. Фиалко, Незабудко и Айвазовски пытаются скрывать, что говорили о Хомосапиенсе, уехав из «Интерэкстрима».
2. Из результатов допросов всех присутствовавших следует, что до утра в «Интерэкстриме» остались только сам мистер Хомосапиенс, несколько сотрудниц рекламного отдела и Снежана Терпужко, все остальные разъехались раньше.
3. Доброжелательно о пропавшем отзываются только сотрудницы рекламного отдела, Снежана Терпужко и Горислава Галичанко, все остальные его недолюбливали.
4. В ходе допроса подозреваемый Незабудко Ю. О. попросил лист бумаги, на котором написал: «Всё, что сердцем не обнять, заменяет слово „блядь“».
Дневники украинской журналистки
Человек должен владеть тем языком,
которым мать его кормила грудью.
Однажды мне довелось брать интервью у популярного столичного телеведущего Василия Мокрого. Он приехал в Тигирин снимать выпуск своей новой программы «Дискуссии в прямом эфире». Программа имела культурологическую направленность, и ее участниками были режиссеры, писатели, сценаристы, актеры, журналисты. Высокого рейтинга у этой передачи не было, как и у всех передач такого типа, поэтому ее неофициально спонсировала некая политическая структура. Время от времени участниками программы становились политические деятели, в частности, из регионов. На интервью ведущий согласился довольно охотно и сказал, что в столичных журналистских кругах у «КРИСа-2» неплохая репутация, хотя сама газета до столицы не доходит. Это было приятно услышать, и, возможно, как раз поэтому я начала с достаточно претенциозного вопроса:
— Как Вы считаете, обладает ли современная украинская журналистика рейтингом доверия в социуме?
Василий Мокрый доброжелательно улыбнулся и ответил гораздо короче, чем я надеялась:
— Журналистика никогда не относилась к уважаемым профессиям и нигде в мире не относится. Профессия влиятельная, властная, но уж никак не почетная. Не детский врач, не пекарь, не пожарник.
— А Вам это не мешает?
— Нет, тем более что я не журналист по специальности, а ученый. Много лет работал в научно-исследовательском институте, изучал взрывоопасные вещества. Кстати, вот вам пример уважаемой профессии. Ведь стереотипное представление об ученом — этакий оторванный от жизни человек в носках разного цвета, абсолютно безвредный и беззащитный. Но тем не менее сознательно создает взрывоопасные вещества. Журналистские статьи, по-моему, менее опасны.
— Поэтому Вы ушли из науки?
— Нет, не поэтому. Просто я был плохим ученым, а теперь стал хорошим журналистом. Надеюсь, хорошим. Стараюсь честно делать свое дело и изменять то, что от меня зависит.
— Например?
— Например, названия программ. Когда я пришел работать на наш телеканал, там была программа криминальной хроники под названием «Куски мяса на асфальте». По-моему, такие названия — самое худшее, что есть в журналистике. И с этим надо бороться.
— А с засильем стрельбы, взрывов и порнографии на телеэкране?
— К сожалению, труднее. Всего этого так много не потому, что журналистам нравится такое снимать, а потому, что зрителям нравится такое смотреть.
— Один известный человек сказал: «Я бы хотел, чтобы по телевизору иногда показывали что-то и для умных. Они тоже люди и не виноваты, что такими родились». Показывают ли что-нибудь для них на вашем канале?
— Бывает, но после двух часов ночи.
— А вы сами смотрите наиболее популярные передачи вашего канала?
— Когда владельца канала MTV спросили, нравится ли ему музыка, которую транслирует его канал, он ответил, что обанкротился бы, если бы пускал в эфир ту музыку, которую слушает сам. А я даже не владелец.