Шрифт:
Пролог
Очередной теплый летний день. Один из множества, когда даже ночью теплый ветерок гуляет по открытым дверям и створкам окон, поигрывая с тонкими занавесками. Жизнь даже в самых малонаселенных уголках Марфурта кипела с самого утра и почти до сумерек, но вот Генрих не спал еще с первых лучей зари. Не любил он как-то много отдыхать, поэтому едва солнце показалось из-за горизонта, как парень начал творить добрые дела.
– Генрих, мальчик, пожалуйста, не забудь перетащить бочку, – высказала просьбу пожилая одинокая женщина, живущая по соседству.
–
Присев на обшарпанную деревянную, потрепанную временем лавочку, Генрих вытер пот, поправил свою повязку и ненадолго погрузился в раздумья. Он все еще помнил свое далекое детство, когда мог беззаботно носиться по дворам с другими ребятами и помогать матери, а иногда и другим людям. Несмотря на небогатый статус, скромная семья никогда не жаловалась на жизнь, а благодаря урожаю овощей, фруктов и ягод с заготовками дома всегда было что поесть. Десятилетний неутомимый мальчишка рос сильным и ловким на радость матери, помочь ей или другим нуждающимся людям ему никогда не было в тягость. Паренек также был душой компании в любой игре, но в один роковой день все изменилось.
Вспомнив об обещании, Генрих быстренько поднялся и пошел во двор Зельды к злополучной бочке. По дороге в него едва не врезался пробегавший мимо невысокий местный мальчишка, но, к счастью, все обошлось.
Остановившись, удивленный ребенок смотрел в закрытые повязкой глаза мужчины и тщетно пытался понять, как тот его увидел. Да, Генрих уже почти десять лет не различал лиц людей или красоты природы, но при этом он мог чувствовать нечто иное.
– Аккуратнее надо быть, мало ли что может случиться? – пожурил он мальчика, растрепав тому макушку.
– Например, что? – переспросил тот, по-детски нахмурившись и отшатнувшись.
– Например, удариться или пораниться.
– Да не, со мной такого не будет! – игриво вскрикнул ребенок и умчался за друзьями как ни в чем не бывало. – Эй, меня подождите!
С досадой сжав губы, Генрих провожал юное дарование взглядом и с горечью вспоминал о тех днях, когда думал так же. Случайное падение, удар головой… Он не придал случившемуся значения и продолжил развлекаться с дворовыми ребятами, но уже вскоре ему стало не до игр. Мир в его карих глазах стремительно размывался и темнел, пока не угас окончательно.
С тех пор мальчишка резко перестал быть душой компании, превратившись в предмет насмешек. Убитая горем мать бросала все последние силы на лечение единственного сына, но и сама в итоге слегла с тяжелой болезнью. Отчаявшийся Генрих всеми силами пытался свыкнуться со своим изъяном и помочь матери, но ничего не вышло. Менее, чем через год парнишка остался совсем один, предоставленный сам себе…
Да, пара добрых соседей оказывала мальчику помощь, но и та постепенно сходила на нет.
Трудности по дому, голод, насмешки и холод местных жителей… Суровая правда жизни заставила слепого юного Генриха слишком быстро повзрослеть. А уж какое жалкое существование влачил от отчаяния, так лучше и не вспоминать. Воровство в надежде выжить стало для него чуть ли не единственным источником пропитания, за что его невзлюбили все ближайшие соседи.
Помнил мужчина и день, когда все изменилось. Тогда, в свои одиннадцать лет, он задумывал очередное небольшое ограбление с целью добыть съестного. По тропинке на опушке леса, бывало, поздно вечером проходили пожилые одинокие люди, чем Генрих и пользовался, жадно обворовывая невинных.
Он еще не догадывался, кто станет очередной целью в тот день… Притаившись в кустах, ориентируясь на один лишь слух, мальчишка составил примерный образ прохожего. По сбивчивому дыханию, постукиванию деревянной палки и чуть слышному кряхтению он понял, что сегодня его будет кормить какой-то местный старик. Болезненно скривившись, Генрих коснулся урчащего от голода живота. Вкус украдкой наворованных из соседних дворов яблок уже комом стоял в горле, а сами плоды уже давно не приносили былой сытости, но выбора у него особого не было. Он и сам то и дело осуждал себя за подобные проступки, но какого-либо другого способа выжить он в тот момент не видел.
Заветная цель подошла достаточно близко, чтобы можно было тихонько подкрасться, подбежать к старику и вырвать из его рук плетеную корзинку, по его представлениям доверху наполненную едой. Дальше оставалось только быстро удрать, и ищи-свищи потом виновника.
В итоге решившись, Генрих шустро выскочил из куста и ловким движением вырвал корзинку из рук старика. Только вот далеко сорванцу отбежать не удалось – из плетеной ручки резко выросли цветы, которые стали собой обвивать тело воришки. Через пару минут, крича от страха и тщетно сопротивляясь растениям, мальчишка упал на землю, выронив злосчастное лукошко.
– Ай-яй-яй, и не стыдно тебе воровать у пожилых людей? – отчитывал мужчина сорванца, с усмешкой наблюдая, как тот барахтается в надежде высвободиться.
– Не ваше дело! – недовольно прошипел Генрих. – Освободите меня, сейчас же!
– Еще чего, – после слов старика лозы зашевелились, еще сильнее сжав в своей хватке виновника. – Я тебя твоим родителям в таком виде доставлю, чтобы они объяснили, как нехорошо воровать.
– Нет у меня родителей! – с горечью крикнул мальчишка, мысленно вспомнив о потерянной матери и почти нескончаемом с тех пор бедствии и голоде. Темная повязка сорвалась с его лица, также явив незнакомцу помутневшие от слепоты глаза.
Растения, крепко обвивавшие руки и ноги воришки, вдруг перестали шевелиться и ослабили хватку. Теперь уже Генрих мог хотя бы спокойно присесть на земле, не боясь, что лозы его задушат.
– Так ты, получается, с голоду, что ли, воровал? – догадки старика заставили мальчишку замереть от удивления. Он же не говорил об этом вслух. Как тогда незнакомец мог узнать об этом?
– Угу, – ответил Генрих, кивнув и виновато потупив взгляд. – Соседские ворованные яблоки и ягоды поперек горла уже стояли, и я надеялся добыть что-то съестное.