Агент Алехин
Шрифт:
— А приз? — спросил Алехин.
— Приз? — Увлекшись приготовлениями, полковник в отставке забыл про столь важную часть соревнований. — Выиграешь в семи забегах, получишь бутылку «Столичной». Соответственно наоборот.
— Я не пью, — соврал Алехин.
Полковник с отвращением посмотрел на него.
— Если проиграете в трех забегах, — предложил Алехин, — то страхуете мебель. Если проиграете в пяти забегах, страхуете квартиру. Если проиграете во всех забегах, страхуете жизнь.
Полковник Самойлов задумался.
В военных глазах мерцали загадочные огоньки.
Наверное, как всякий
Остановился полковник на втором варианте.
В тренировочных забегах лягушки, точнее, то, что от них осталось, вели себя разнообразно. Одна падала на бок, задирая вверх трепещущие лапки, другая резко меняла направление движения. Понадобилось немало усилий, чтобы нормализовать их поведение и выработать единый стиль. После чего полковник Самойлов красным мелком начертил на крашеном полу две параллельные беговые дорожки, разметил линии старта и финиша и вытащил из ящика письменного стола чудовищно большой револьвер неизвестной Алехину системы.
— Заряженный?
— Полный комплект.
— Боевыми?
— А то!
— Зачем? — робко спросил Алехин.
— А стартовый выстрел?
— А соседи услышат? А обои испортим?
Полковник подумал и спрятал револьвер обратно в стол.
С веселым стрекотанием носились по расчерченным дорожкам два странных гоночных аппарата на лягушиных ножках. Алехину четко шла пруха. Часа через два он застраховал мебель полковника в отставке Самойлова. Через два с половиной — квартиру полковника в отставке Самойлова. И, наконец, через три — жизнь полковника в отставке Самойлова.
Заодно на двоих они выпили бутылку «Столичной».
Прощаясь, полковник сказал сухо:
— Мы, военные, умеем проигрывать!
XXVIII
Верочка! — пело сердце.
Карман ветровки оттягивало, но Алехин не стал выбрасывать опечаленного рака.
Верочка!
Теплый вечер. Низкое солнце.
Недалеко от горисполкома Алехин увидел большую толпу. Или митинг, подумал, или цыганки. Но тут же забыл и про митинг, и про цыганок, потому что увидел впереди Верочку.
Она шла плавно.
Толпа как бы обтекала ее.
Мужчины оглядывались, вздергивая головы, как норовистые быки, а женщины поджимали губки.
Еще бы! Верочка шла легко, свободно. Не размахивала руками, не прижимала руки к бокам. Длинноногая, в коротенькой юбке, с голыми ногами и в такой прозрачной кофточке, что, пожалуй, уместно было бы что-нибудь и поддеть под нее.
Кто-то легонько похлопал Алехина по плечу.
— Билет до Сочи. С однодневным отдыхом в санатории «Север».
Алехин очнулся. Маленький длинноволосый тип из команды Заратустры Наманганова протягивал ему голубой авиабилет. К счастью, ни Вия, ни Заратустры рядом не наблюдалось.
— Иди ты!
Алехин с восхищением уставился на приближающуюся Веру.
— Алехин, — печально произнесла она вместо приветствия. — У меня так
— Ты же хотела «Лебединое озеро»!
Верочка нежно взяла агента под руку..
Идя рядом, она так откидывалась, что кофточка на груди становилась почти прозрачной. Никогда Алехин не видел Веру так близко и так отчетливо, и, чувствуя это внимание, Верочка оживилась. Он не знал, чем тронул Верочку, но она действительно оживилась. Она как бы мягко подталкивала Алехина высоким бедром, она явственно прижималась к нему тугим боком. Алехин сразу возненавидел всех этих жалких самцов, оглядывающихся на Веру. Он сам хотел на нее оглядываться. «Билет в Сочи! Ишь, придумали! С однодневным отдыхом в санатории „Север“…»
У Алехина были деньги.
Он вел Верочку в театр.
Он гордился тем, что Верочка красивая.
Он радовался, что вечер теплый, а под ногами поблескивают веселые плоские лужи от недавно пролившегося непродолжительного дождя. «Хорошо бы увидеть очень большую лужу, — подумал он. — Я бы взял Верочку на руки и легко перенес через широкое водное пространство. И, наверное, увидел бы сквозь прозрачную кофточку…»
А Верочка шла свободно.
Она шла легким широким шагом.
Она легко переступала через плоские лужицы, чуть поддергивая при этом свою и без того короткую юбку. Впрочем, поддергивание можно было считать условным. Ничего больше того, что Алехин уже видел, Верочка показать не могла.
Они шли под веселыми липами прямо на театр, как в сторону небольшого дружелюбного государства. Они были послами в мир чистого искусства. Алехин расправил плечи и старался не смотреть на грудь Веры, очень уж прозрачная оказалась у нее кофточка. От него веяло уверенностью, и Верочка смотрела на него снизу вверх.
— Ты мало отдыхаешь, Алехин…
— Мы вместе поедем в отпуск…
— На Черное море?
— Конечно.
— Так ведь на это деньги нужны, Алехин, — очень серьезно ответила Верочка. — Я, правда, неплохо зарабатываю. Вместе с премиальными и рекламными. Но все равно на отпуск деньги надо специально откладывать.
Алехин кивал, Верочка жаловалась:
— Иногда так хочется откровенности… Чтобы излить душу… Чтобы услышать откровенность за откровенность…
К чему это она? — насторожился Алехин.
Но спросить не успел. Они как раз подошли к особенно большой, к особенно плоской веселой луже. По ее поверхности бегали веселые радужные разводы. «Осторожнее, Верочка», — хотел сказать Алехин. Он даже хотел подхватить ее на руки, но не успел, не решился.
— Ступай вон на тот кирпич, а я приму тебя на сухом месте. Верочка, смущаясь, чуть поддернула и без того короткую юбку.
Ноги у нее были длинные, загорелые. Выказывая робость и смущение, она ступила длинной загорелой ногой на указанный Алехиным кирпич. Кирпич под ногой Верочки незамедлительно перевернулся. С жалобным стоном, как раненая лебедь, Верочка ухнула в грязную мерзкую лужу, покрытую нефтяными разводами.
Знай Алехин, как это делается, он тут же бы умер. Или провалился сквозь землю. И там, среди антиподов, на той стороне Земли, жил бы еще несколько времени тихо и незаметно, как некое давно вымирающее растение.