Агент Бабы Яги
Шрифт:
Пока я так размышлял, пони присматривался ко мне. И когда я в очередной раз в отчаянии спрашивал у молчащего как рыба клубка, что мне теперь делать, за моей спиной раздалось вежливое покашливание. Я резко обернулся.
– Ну? – невозмутимо сказал пони, тряхнув длинной шёлковой чёлкой.
– Что, «Ну»?– оторопело спросил я.
– Чего вызывал-то?
– Я не вызывал! – с перепугу соврал я. Вам, конечно, легко думать, что вы бы не испугались говорящей лошади, да ещё и пони. А вот встретились бы вы лицом к морде, вот тогда бы я на вас посмотрел!
– Если не ты, тогда кто? – продолжал
– Я не вызывал, то есть вызывал, но не вас, – затараторил я. – То есть наверное я вызывал Вас, но не думал, что Вы такой.
– Какой такой? – обиделся пони. – Хочешь сказать маленький я? На Сивку-Бурку не тяну?
Пони, то и дело сдувая с глаз длинную чёлку, перебирая коротенькими толстенькими ножками, угрожающе пошёл на меня.
– Ну почему же? Очень даже тянете, – пискнул я, пятясь.
– Между прочим, я в два раза крупнее Конька Горбунка! И уши у меня не ослиные! – запальчиво говорил пони, рьяно хлестая себя длинным светлым хвостом по упитанным бокам.
– Да, и горбов у Вас нет, – поддакнул я.
– То-то же! – успокоилось животное и опять спросило – так чего вызывал-то?
– Да мне так, попутешествовать надо,– сказал я, лихорадочно соображая, что бы ещё добавить. Бабка Яга строго-настрого запретила кому бы то ни было говорить зачем я в «Заповеднике Сказок».
Сивка сам помог мне:
– Турист значит.
–Ага, – охотно согласился я.
Сивка смешно, по-собачьи, сел и задумался. Я же с удивлением рассматривал сказочного коня. Был он толстеньким с лоснящимися боками, длинными светлыми гривой и хвостом. Масти Сивка был неопределённой. Бока и шея соломенные, прямо как веник у нас дома, а вот ноги и морда – более тёмные, коричневатые. Копыта же были большие и серые. Глаза рассмотреть оказалось нелегко, потому что на них падала длинная чёлка, которую пони всё время сдувал. Но наконец Сивка поднял их к небу и я увидел, что были они василькового цвета, с золотыми искорками.
Посмотрев немного на облака, конь сказал:
– Я, конечно, до следующей недели совершенно свободен, но что ты мне дашь, если я соглашусь быть твоим конём?
Я зашарил по карманам в поисках чего-нибудь подходящего. Как назло, ничего стоящего не попадалось. Обычно мама меня ругает за то, что таскаю в карманах всякий хлам. Но все мои сокровища остались в других брюках. А эти джинсы были только что выстираны, и хлам в их карманах ещё не успел завестись. Тут об мои ноги потёрся ласковый котёнок. Я ещё подумал, откуда ему тут взяться и посмотрел вниз. Это оказался клубок.
– Сахар! – прошептала Алёнка из глубины шерстяных ниток. – Предложи ему сахар.
– У меня сегодня нет с собой ни кусочка, – шепнул я в ответ.
– С кем ты там переговариваешься? – настороженно шевеля ушами, спросил Сивка.
– С клубком, – просто ответил я.
–Дубина! – подпрыгнул клубок.
Но пони не удивился, заметил только, что у меня хорошая туристическая фирма, и спросил какая.
– « Ядвига Компани» – не моргнув глазом, соврал я.
– Из новых, что ли? – спросил Сивка и, казалось, полностью потерял ко мне интерес.
Я не ответил ему. Присел к клубку и сказал:
– Сама дубина!
– Будешь обзываться – пойдёшь пешком! – шикнула Ёлка и, тут же, сквозь тёмно-синие нитки проглянул белоснежный рафинад. Я подцепил его пальцами и вытащил довольно-таки увесистый кусок сахара.
Как только Сивка увидел сахар, то сразу же согласился сопровождать меня. Поинтересовался только, сколько я вешу. Я ответил, что точно не знаю, но килограммов тридцать во мне точно есть. Тогда пони предложил мне садиться ему на спину. Я боязливо стал обходить его сзади и тут же услышал возмущённый голос:
– Ты это с какой стороны меня решил обойти, неуч? Я, конечно, пони, но все-таки конь!
Тут я вспомнил, как Ёлка рассказывала, что сзади лошадь обходить нельзя. Потому что она не видит, кто к ней идёт и может лягнуть. Я поспешно обошел Сивку спереди и кое-как взгромоздился ему на спину.
– Ого! – крякнул он. – Да в тебе не меньше сорока, а говорил тридцать!
– Нас давно не взвешивали, – буркнул я в ответ.
–Ладно, ничего,– ответил Сивка. – Ты там давай, садись поудобнее, и держись за гриву.
Я поёрзал на спине моего скакуна и обнаружил, что его мягкая шелковая шкурка и широкая спина очень удобны для сидения. Никакого седла небыло и в помине, но оно и не требовалось.
Когда я сказал, что готов, Сивка заприплясывал на месте, присел на задние ноги и, чуть-чуть взбрыкнув, подпрыгнул. Я зажмурился, но зря. Получился всего лишь маленький аккуратненький скачок вперёд.
– Н-да, промашка вышла, – смущённо сказал пони и вернулся на стартовую позицию.
Он ещё раз проделал всё то же самое, но оттолкнулся теперь без взбрыкивания, и я просто обомлел от произошедшего. Скачка почти не чувствовалась. Разве что ветер стал задувать в лицо. Зато когда я посмотрел вниз, то не увидел ни полянки, ни печки. Мы неслись на огромной высоте. Под брюхом Сивки проплывали берёзовые рощицы и ельники, некошеные луга и болота. Вы себе такого представить не сможете. Это не нудный полёт в консервной банке, называемой самолётом. Нет. Мне казалось, что я – птица и ну ни капельки небыло страшно.
* * *
– Стой! – что было силы, заорал я. – Поворачивай назад! Я клубок забыл!
– Наконех-то бпомнил, – прошамкал мой скакун.– Я уш дубал мне его до шамого привала в жубах тошыть.
На лету он обернулся, и я забрал у него из пасти моего проводника. В клубке отчётливо виднелись следы длинных конских зубов.
–Ёлка, ты меня слышишь? – шепнул я в клубок.
Никакого ответа. Я вспомнил, как она говорила, что настройка у клубка очень тонкая. Я ещё раз шепнул в него, боясь самого худшего. Клубок молчал. Тогда я просто заорал:
– Ёлка! Ёлка, ответь!
– Да вижу я, – ответил мне Сивка.– Не бойся, не врежемся.
Я хотел ему сказать, что он тут совершенно не причём. Что я потерял связь с домом и теперь не знаю, что именно мне делать. Ведь это клубок должен был указывать мне путь. А теперь куда лететь? Я запаниковал. Но тут клубок в моих руках ожил. Я обрадовался так, как будто получил в подарок новый компьютер. Правда, клубок шевелился очень слабо. Я поднёс его к самому уху, но услышал только какое-то шипение и бульканье. Но вот сквозь сильные помехи пробился слабый голос моей сестры: