Агент «Никто»: из истории «Смерш»
Шрифт:
– Значит, красноармейцев лечили, доктор? Глаза им чинили, чтоб они в нас стреляли без промаха?
– прищурился «Сомов».
– Лечил! Что ж меня теперь за это - к стенке? Немцы не поставили, а вы, Сомов, уже, похоже, прицелились!
– Да нет, вы не обижайтесь, доктор, это я так, для острастки, чтоб вы не перепутали, в какой партизанский отряд попали… А немцы и впрямь вас жалели.
– Кто им нужен, того они жалеют, кормят, лечат. В Гохенштайне был один барак. Стоял отдельно от остальных, за тремя рядами колючей проволоки. Назывался «Зондерлагерь 74». Обслуживали его исключительно сами немцы из лагерного госпиталя. Там содержалось четыре советских генерала и с полсотни старших офицеров.
– И что же это за летчик такой был?
– Ходили по лагерю слухи, то ли сын, то ли племянник чей-то из кремлевской верхушки…
– Ты смотри… А сами-то немцы знали, кто он такой?
– заинтересовался Платонов.
– А черт их разберет, может, и знали, может, подозревали, - Иванов изрядно захмелел. Он становился все разговорчивее, часто курил.
– Они смешные, немцы. В Гродненском лагере дело было. Приходит как-то ко мне переводчик гестапо с чернявым военнопленным. «Иванов, - говорит, - посмотри-ка внимательнее и скажи, не еврей ли этот лупоглазый?» Я плечами пожал, сказал, что медосмотр такого диагноза не ставит. На следующий день этот гестаповец приводит ко мне еще пару новеньких. «А эти не евреи?» - спрашивает. Я опять плечами пожал, не могу, говорю, определить. Тогда этот хмырь из гестапо ко мне - «а ты сам, Иванов, не из евреев?» Я не выдержал, пошел к немецкому врачу Шульцу, сказал на свой страх и риск, что если еще раз ко мне приведут кого-нибудь на предмет определения национальности, я не буду оперировать, пусть отправляют назад в лагерь. Шульц посмеялся, но с кем-то из лагерного начальства поговорил, больше я этих гестаповцев в госпитале не видел. Хотя недели две боялся, что уж если придут, то наверняка за мной… Выпьем, что ли?..
– А вы откуда родом, доктор?
– поинтересовался «Сомов», разливая по кружкам водку.
– Из Одессы.
– А-а… Так вы сами-то…
– Слушай, Мулин, - перешел на «ты» доктор, - у тебя здесь гестапо, а не разведгруппа абвера.
– Да он шутит, - успокоил Иванова лейтенант, - он у нас артист.
– Это точно, - подтвердил «Сомов», - я и спеть, и сплясать… и даже фокусы могу…
– А ну, покажи, - попросил врач.
– Пока не время, еще не пели, а фокусы у нас после песен… «По диким степям Забайкалья…» - неожиданно сильным, приятным голосом затянул «Сомов».
– «Где золото роют в горах!» - подхватила компания.
– «Бродяга, судьбу проклиная», - попытался пробасить доктор.
– «Тащился с сумой на плечах», - пропели все хором.
– Вот, вот, и я про суму, - перекрикивая песню, возник «Мартисов», - вы тут пока пойте, а мы с Платоновым пойдем, багаж разберем.
– Там новые батареи должны быть, а нам через два часа на связь выходить, утро скоро.
– «Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать!» - разносилось по лесу, наполненному предрассветной свежестью.
Со стороны могло показаться, что у костра на привале собрались охотники, чтобы отдохнуть в дружеском, мужском кругу. Гулянка удалась на славу, лица отливали малиновым цветом, глаза озорно искрились, улыбки не сходили с губ. «…Ах, здравствуй, ах, здравствуй, мамаша!»… А зверь?.. Ах, да, зверь… Пусть
Наблюдатель, объявись он невзначай в этом лесу, оцепленном бойцами спецбатальона «Смерш», не ошибся бы: на полянке и впрямь уселись в кружок охотники, правда, один из них еще не знал, что он и есть добыча, что Управлением контрразведки 2-го Прибалтийского фронта ему отмерено еще от силы полчаса ощущать себя равным среди поющих, смеющихся, наливающих…
– До войны в Москве жил и работал на эстраде Миша Зайцев, - вспомнил Иванов, едва умолкла песня.
– Мастер на все руки… Вот как Сомов: и спеть, и сплясать, и выпить, и закусить. А потом война, плен. В Гродненском лагере Миша сначала работал санитаром, а потом собрал джаз из пленных. Что это был за джаз!.. Утесову не снилось!.. Играли они не за деньги, за жизнь… Летом 42-го… да, в августе, Гродненский лагерь расформировали, я попал под Белосток, а Зайцев со своим джазом - в Гохенштайн. Там я его и встретил в феврале 43-го. К джазу прибавилась еще и драматическая труппа, целый театр!.. Сам Зайцев веселил лагерную публику клоунадой. На концерты приходило все начальство с любовницами. Инструмент в оркестре был отменный, костюмы - с иголочки, тоже не лагерными портными сшиты. Про всю эту эстраду стало известно в Берлине, так оттуда пришел приказ вывозить Зайцева с его джаз-бандой на гастроли. Они объездили все лагеря Восточной Пруссии…
– Вот это плен! Курорт!
– причмокнул «Сомов».
Иванов ухмыльнулся, поднял глаза на «Сомова» и с грустью сказал:
– Не завидуйте, Сомов, курорт был по вечерам, а днем Зайцев и его артисты работали лагерными полицейскими, выносили из бараков трупы и закапывали их на свалке, за оградой…
– М-да… - протянул Мулин, - а где он сейчас, Зайцев?
– Перед отправкой я встретил его в разведшколе, он командовал взводом. Правда, под другой фамилией.
Все обернулись на шум. Из-за кустов показались фигуры Платонова и «Мартисова». Платонов нес какую-то закуску, «Мартисов» - пачку газет.
– Вот, распотрошили сундучок нашего доктора, - Платонов выложил на «стол» продукты.
– А я избу-читальню сейчас открою. Газета «Правда», не абы что!
– «Мартисов» помахал увесистой пачкой.
– Дай посмотреть!
– потянулся «Сомов», - Ух ты, настоящая! «Орган Центрального Комитета и МК ВКП(б)». Та-ак, «Да здравствует великий советский народ, героическая Красная Армия и Военно-Морской флот, изгнавшие захватчиков из нашей страны, ведущие борьбу со сталинской кликой!» Ленин. Ну, дают! Это где ж такую печатают, а, доктор?
– Спросите у другого доктора.
– У какого?
– У Геббельса. Это из его поликлиники.
Газеты разошлись по рукам. Даже Платонов отложил свои батареи и уткнулся в строчки.
– «Указ Президиума Верховного Совета СССР, - вслух прочитал Мулин.
– Об изменении в печатании изображений тов. Сталина И.В. 1.Вследствие причисления Святейшим Синодом товарища Сталина И.В. к лику святых, все изображения, портреты и бюсты товарища Сталина И.В.впредь выпускать с изображением сияния вокруг головы». Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.Калинин, Секретарь Президиума М.Горкин. Москва. Кремль.
– А вот, смотри, «Со всех концов страны. Тбилиси. Среди жителей города большим успехом пользуется новая пьеса молодого драматурга Вакушвили «Последний день Иосифа». Билеты распроданы на два месяца вперед», - зачитал «Мартисов».
– А вот еще, из Вашингтона, от Моргана - Сталину: «…Разрешите Вам сообщить, что постановлением нашей общины Вы зачислены в нее как почетный еврей. Мне также поручено выяснить Ваше желание в отношении церемонии обрезания, о чем прошу сообщить». Ха-а!..
– Пока ребята читают, мне нужно кое-что вам сказать, - позвал Мулина Иванов.