Агент Веги и Другие истории

Шмиц Джеймс Генри

Вскоре предстояла пересменка. Как Глоудж выяснил заранее, именно в это время дружок машинистки — Винсент Стрезер — всегда появлялся в кладовке, размещая там материалы фотолаборатории.

Доктор следил за парнем сквозь щели в пирамиде ящиков. Он явно нервничал и волновался — не то что в момент введения сыворотки Барбаре. Если бы у Генри Глоуджа была возможность выбора, он ни за что бы не сделал его в пользу Винсента Стрезера, поскольку этот лаборантишка слыл слишком раздражительным и агрессивным малым. Однако его дружба с Барбарой и их совместное проведение свободного времени

были на пользу эксперименту. Так, во всяком случае, рассуждал Глоудж.

Держа в руке под пиджаком свой шприц-пистолет, Глоудж стремительно выскочил вслед Стрезеру...

Еще только нажимая на спуск, доктор понял, какую злую шутку сыграла с ним нервозность.

Кончик иглы оказался слишком далеко — почти на полметра! — от лаборанта. На таком расстоянии даже молниеносный, порядка полутора тысяч километров в час, выброс сыворотки успевал разойтись веером и терял свою скорость. Заряд попал в верхнюю часть лопатки юноши, разорвав кожу и проникнув в мышцы, но укол явно получился болезненным. Подскочив от неожиданности, Стрезер испустил вопль и задрожал всем телом, как при контузии. Глоудж, воспользовавшись его замешательством, все же успел за это время спрятать свое оружие.

На большее времени уже не хватало. Вэнс Стрезер резко обернулся, схватил Глоуджа за грудки и разъяренно уставился на него.

— Вы что, спятили! — зарычал он. — Чем это вы меня ударили? И вообще, кто вы такой, черт побери?

На мгновение Глоудж впал в панику.

— Не понимаю, чего вы тут городите, — наконец выдавил он из себя, прерывисто дыша и пытаясь выскользнуть из могучих объятий Вэнса.

Внезапно он замолчал. Стрезер, глядевший поверх его плеча, почему-то отпустил доктора. Освободившись, Глоудж обернулся и, не веря себе, оцепенел, охваченный ужасом.

На Стрезера и доктора надвигался Джон Хэммонд, устремив на них вопрошающий взгляд. Глоуджу оставалось лишь надеяться, что специальный помощник вошел в помещение после выстрела и посему не заметил его.

— Что здесь происходит, доктор Глоудж? — спросил Хэммонд естественным для него властным тоном.

— Доктор! — изумленно воскликнул Вэнс.

— Этот молодой человек, видимо, полагает, что я его чем-то ударил, ответил Глоудж, стараясь придать своему голосу оттенок удивления и возмущения. — Разумеется, ничего подобного я не делал. И вообще не понимаю, как подобная мысль могла взбрести ему в голову.

Нахмурившись, он посмотрел на Стрезера. Тот в явном замешательстве переводил взгляд с одного на другого. Присутствие Джона Хэммонда и титул Глоуджа смущали его, но не погасили негодования.

— И все-таки меня чем-то ударили по спине, — насупившись, произнес он. — Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. А когда я обернулся, то он стоял рядом. Я, понятно, подумал, что это сделал он.

— Именно в этот момент я как раз намеревался вас обойти, — поправил Стрезера доктор Глоудж. — Но остановился, услышав, как вы вскрикнули. — Он передернул плечами и, улыбнувшись, продолжал: — Это все, что я сделал, старина! Ну скажите, с какой стати я буду вас ударять?

— Должно быть, я ошибся, — нехотя буркнул Стрезер.

—

В таком случае будем считать происшествие простым недоразумением и кончим на этом, — поспешил добавить Глоудж. Он протянул руку Вэнсу, которую тот пожал без всякого энтузиазма, взглянув при этом на Хэммонда. Поскольку специальный ассистент молчал, то Вэнс с явным облегчением повернулся, поднял один из ящиков, лежавших на тачке, и исчез в подсобке.

— Доктор, я как раз шел к вам, — обратился Хэммонд к Глоуджу, — чтобы обсудить проект "Омега". Это займет всего несколько минут. Надеюсь, вы направляетесь к себе?

— Конечно, — поспешил заверить его Глоудж, пристраиваясь за ним. Его все время терзала мысль: "Видел ли что-нибудь Хэммонд?" Однако лицо его спутника было непроницаемым.

Через несколько минут Глоудж сидел за своим столом, повернувшись лицом к Хэммонду, и испытывал неприятное волнение, знакомое преступникам, предстающим перед судом. Он никак не мог понять, почему всегда при контакте с этим дьявольским человеком он чувствовал себя мальчишкой.

Начало разговора тем не менее было спокойным.

— Доктор! Наш разговор носит строго доверительный характер, — заметил Хэммонд. — Я пока не представляю ни Алекса Слоуна, ни тем более Совет управляющих. Так что вы вольны пойти на него или нет. В случае вашего согласия мы могли бы поговорить с полной откровенностью.

— Разве поступили жалобы в отношении моих работ? — осведомился Глоудж.

Хэммонд кивнул:

— Вы не можете не знать этого, доктор. Уже трижды в течение двух месяцев вас просили представить доклад относительно проекта "Омега", причем изложить все подробно и конкретно.

Глоудж с неудовольствием подумал, что придется дать кое-какие уточнения.

— Мое нежелание приводить подробности объясняется строго научными соображениями, — сказал он, стараясь выглядеть искренним. — Эксперименты дали результаты, но их истинное значение я понял совсем недавно.

— Преобладает мнение, что ваш проект терпит крах, — твердо заявил Хэммонд.

— Обвинения, достойные лишь презрения, — сухо возразил Глоудж.

Хэммонд пристально вглядывался в него.

— Против вас лично не было выдвинуто обвинений. Пока не было... Именно поэтому я пришел поговорить с вами неофициально. Вы прекрасно знаете, что вот уже пять месяцев, как от вас не поступило ни одного сообщения об успешном ходе экспериментов.

— Было немало ошибок, господин Хэммонд. В ограниченных рамках нынешней фазы исследований именно этого и следовало ожидать.

— Ограниченных в каком смысле?

— В том, что опыты ведутся только с самыми примитивными и наименее сложными видами животных.

— Но ведь вы сами ввели проект в эти рамки, — вкрадчиво заметил Хэммонд.

— Да, это так, — признал Глоудж. — Выводы, к которым я пришел, работая с низшими видами животных, никакого интереса не представляют. А тот факт, что эксперименты почти неизменно заканчивались негативными результатами, в том смысле, что достигнутые этими подопытными животными эволюционные формы в целом оказались нежизнеспособными, ни о чем не говорит.