Агент вождя
Шрифт:
Состоявшийся вскоре суд постановил отдать потерпевшим целый ряд деревень и вместе с ними – крестьянских душ. Но ещё задолго до этого решения родственники погибшего начали шантажировать обвиняемого с целью увеличения размера компенсации. Вот он и решил во искупление грехов построить «вежу» – небольшую башню, куда стали помещать невольных убийц.
С тех пор в костёле, по просьбе Булгарина, неподдельно сожалевшего о случившемся, ежегодно стали служить мессу-молебен по невинно убиенному помещику Узловскому. За это Скандербег заплатил служителям храма на 350 лет вперед…
В
Картина вызывала умиление и сострадание.
Явно неадекватный монах.
Всемирно известный учёный, стоящий перед ним на коленях.
И утешающий его нарком НКВД с далеко не однозначной репутацией…
– Батя, кто это? – еле выдохнул Плечов, поднимая профессора с колен.
– Мой сын… Павлик…
– Он что, не разговаривает?
– Нет.
– А понимает?
– Не всё…
Послушник кивнул узким, выпирающим подбородком и криво улыбнулся, обнажая редкие, начинающие чернеть зубы. После этого без лишних слов задрал рукав рясы и продемонстрировал присутствующим свои руки – тощие, покрытые глубокими кровавыми ссадинами и фиолетовыми синяками. То ли его держали связанным, то ли пытали, избивая какими-то, как любят выражаться эксперты-криминалисты, «колюще-режущими предметами…»
– Кто так издевался над ним? – зло спросил Цанава.
– Бог его знает, – тяжело вздохнул Фёдор Алексеевич. – Я хотел поговорить с епископом, но не смог его найти.
Вдруг снаружи донёсся какой-то шум. Противно заскрипели давно не смазываемые петли. Куда-то девалась (как будто испарилась!) и без того узкая щель между дверью и коробкой, через которую в глубь часовни ещё недавно проникали слабеющие с каждым осенним днём солнечные лучи…
Лаврентий Фомич обнажил пистолет и бросился к выходу.
Он был заперт!
– А, чёрт… Хотите верьте, хотите – нет, но я нутром чувствовал, что благодаря вам непременно влипну в какое-то дерьмо… С нашей гнилой интеллигенцией надо круглосуточно держать ухо востро. Эй, там, снаружи, кто-то слышит меня?
В ответ – только гулкое эхо.
Тогда Цанава направил ствол в потолок и нажал на спусковой крючок, удостоившись за это укоризненных взоров товарищей по несчастью, искренне переживавших за сохранность народного добра.
Несколько минут спустя в дверь кто-то постучал. Сначала рукой, затем прикладом.
– Товарищ нарком, вы там?
– Тут, конечно, где же ещё! Это ты, Балабанов?
– Так точно!
– Открывай немедленно.
– Чем? У меня ключа нет.
– Попробуй стрельнуть в замок…
– Не поможет… Здесь такая махина – три дня сбивать кувалдой придётся.
– Понял… Ты один или с кем-то ещё?
– Один. Козырев за углом остался.
– Так свистни его сюда. Быстрей!
– Лёха!
– Ов!
– Ко мне!
– Иду…
– Сколько раз можно повторять? Отвечать надобно исключительно по Уставу!
– Слушаюсь!
– Не «слушаюсь», а «есть»…
– Что есть?
– Есть, товарищ сержант госбезопасности.
– А… Понял…
– Учи Устав, Лёха, не то ты у меня из наряда до конца дней своих не вылезешь…
– Так точно, товарищ сержант!
– Что «так точно», что «так точно»?
– Отставить, Балабанов! – заорал Цанава из глубины часовни. – Меньше говори – больше делай!
– Есть!
– Пошли Козырева за настоятелем, а сам оставайся возле двери.
– Есть!
– И не вздумай отойти – голову сверну…
– Мы-ы-ы, – громко промычал юродивый послушник, тыча пальцем себе под ноги.
Профессор жестом отослал неразумного сынка в дальний левый угол помещения и принялся рьяно разгребать землю в указанном им месте. Вскоре его руки нащупали нечто вроде деревянного настила, посреди которого торчало металлическое кольцо. Подоспевший на помощь Ярослав потянул за него, и взорам собравшихся открылся вход в подземелье.
Павлик, взявший на себя роль проводника, первым начал спускаться вниз; потом – старший майор Цанава; за ними – Плечов и Фролушкин.
Правой рукой Лаврентий Фомич твёрдо сжимал рукоять пистолета, левой – продолговатый корпус ручного фонарика.
Похоже, нарком оказался единственным из всех членов дружного коллектива, кто давно предполагал именно такое развитие событий и заранее готовился к нему.
Что это? Интуиция, профессиональная, так сказать, «чуйка»? Или же ему больше остальных было известно о сокровищах Несвижского замка?
Последнее предположение в глазах маститых учёных выглядело весьма сомнительным, но всё же…
Тоннель оказался достаточно широким, к тому же с каждым метром он всё больше увеличивался в размерах, пока не стал таким, что в нём мог свободно передвигаться, даже не нагибаясь, человек самого высокого роста.
– Красота… – обнажил белые ровные зубы Лаврентий Фомич. – Будто в метро гуляем!
– Про метро вы, конечно, загнули, – возразил Фролушкин. – Однако – чистая правда – никакого дискомфорта я лично пока не ощущаю.
– В отличие от Балабанова и Козырева, – усмехнулся старший майор. – Представляю, какие чувства будут испытывать они, когда войдут в часовню и обнаружат, что там никого нет.
– И это правда. Насчёт нас с Ярой они переживать не станут, а вот ваше отсутствие наверняка повергнет их в ужас!
– Ничего. Небольшой стресс иногда полезен для общего здоровья!
– Стресс… Вы даже такие слова знаете?
– А то! Я недавно читал работы Уолтера Кэннона [18] . Причём – в оригинале!
– Вы нас искренне удивили, Лаврентий Фомич. Даже не удивили, сразили, как говорится, наповал.
– То ли ещё будет, господа!..
– Ме-бе-ме, – опять забормотал Павел, останавливаясь у развилки, после которой тоннель делился на две ветки – так, видимо, он пытался указать направление, в котором им следовало двигаться, то есть вправо.
18
Американский психофизик, впервые в мировой практике употребивший термин «стресс» – ещё в 1932 году.