Агент вождя
Шрифт:
– Я погляжу, ты, как Пушкин, уже стихами говорить начал, – пробурчал Лаврентий Второй, как его за глаза называли подчинённые. – Нарком сказал рановато, значит, рановато!
– Уймитесь, детки! Прекратите бессмысленные прения. Вот доживёте до моих седин, тогда и будете дискутировать на столь щепетильную тему! – быстро поставил их обоих на место Фёдор Алексеевич.
Упрямый Яра всё равно раскрыл рот, собираясь «продолжить прения», но его благоверная, не любившая псевдонаучные споры, решила повернуть разговор в совсем другое русло:
– Видишь, родной,
– Нет, не вижу…
– Не ходим ни в театр, ни на концерты, ни в кино. Куда такое годится?
– Так ведь ребёнок у нас, Оленька… Махонький… Потерпи немного.
– Дети ни в коем случае не должны мешать неустанному повышению культурного уровня родителей.
– Совершенно верно! – поспешно принял сторону хозяйки Цанава. – Скоро в Минске состоится очередной отчётный концерт народных исполнителей и творческих коллективов советской Белоруссии, у меня, к счастью, осталось несколько лишних пригласительных билетов. Не побрезгуете?
– Что вы такое говорите, уважаемый Лаврентий Фомич? Всей семьёй непременно посетим это уникальное мероприятие!
– Старика уважить не забудьте! – напомнил о себе Фёдор Алексеевич, вытирая руки небольшим вафельным полотенцем.
– А с Шуриком кто останется? – строго спросила Фигина.
– Понял, всё понял… Вот, значит, ради чего вы меня к себе заманили, – шутливо запричитал профессор. – Нянька бесплатная понадобилась!
– Я дам три пропуска – на всех, а кто кого глядеть будет – вы и сами разберётесь. Пошли, Ярослав Иванович, проведёшь меня к машине…
Пригласительные оказались во внутреннем кармане наркомовского френча. Так что по большому счёту сходить вниз было вовсе не обязательно.
Впрочем, Цанава ещё на лестничной клети отдал билеты своему спутнику и завязал странный, совершенно неожиданный для Плечова, разговор:
– Признавайся, Ярослав Иванович, кто подвозил тебя в «Серебряном призраке»?
– В чём?
– Не делай глупое лицо – оно тебе совершенно не идёт. Отвечай! Быстро! Честно!
Его чёрные глаза не излучали лютой злобы или чрезмерной ненависти, но голос – даже больше, чем обычно – властный, требовательный, зычный, не оставлял сомнений в том, что шуточками на сей раз отделаться не удастся, что, если на самом деле собираешься выйти сухим из воды, следует говорить «правду и только правду».
А делать этого никак нельзя!
Следовательно, придётся снова врать… Причём так, чтобы ложь выглядела, как можно убедительнее.
– Честно говоря, я не могу понять, чего вы хотите от меня добиться, товарищ старший майор? – начал тянуть время Ярослав, лихорадочно пытаясь сформулировать (и обосновать – то есть подкрепить соответствующими аргументами!) хоть какую-то более-менее правдоподобную версию.
– Что за люди подвозили вас в автомобиле иностранного производства?
– Когда?
– Чуть более месяца тому назад?
– Ах, да! Точно. Я приехал на вокзал, чтобы узнать, не изменилось ли расписание движения поездов – Фёдор Алексеевич как раз собирался
– Не знаю. У нас с этим никаких проблем нет. Так что обращайся при случае – поможем.
– Да как-то неудобно всякий раз использовать ваше высокое служебное положение.
– Неудобно спать на потолке – одеяло спадает. Что ещё расскажешь?
– Значит, я уже надумал возвращаться обратно, когда меня окликнул водитель этого самого, как вы говорите, «Серебряного призрака»…
– С какой целью?
– Спросил, как проехать на площадь Свободы… Пардон, уточняю, он сказал «пляц Воли» [5] …
– Поляк?
– Не думаю… Скорее – наш человек. Белорусских, если можно так сказать, кровей. Но, как мне кажется, он давно не был на родине.
– Продолжай!
– Слушаюсь!.. Второй, тот, что сидел сзади, держал в руках подробную карту города, на которой хорошо был виден интересующий их объект.
– То есть они намеревались попасть в правительственный квартал?
5
Пляц Воли переименовали в площадь Свободы задолго до описанных событий – ещё в 1934 году.
– Я бы не ставил вопрос таким образом…
– Почему?
– Как ни странно, наше правительство их совершенно не волновало.
– Интересно, как ты пришёл к такому выводу?
– Так ведь они сами сказали, что приехали из Москвы, чтобы собственными глазами увидеть легендарный костёл иезуитов.
– Это что ещё за хрень?
– Архикафедральный собор Святого Имени Пресвятой Девы Марии…
– У нас даже таковой имеется?
– Да. Причём – в самом центре Минска.
– И зачем он им дался?
– Для изучения и дальнейшего научного описания. С целью включения этого шедевра архитектуры в списки некоего культурного наследия – так, во всяком случае, они объяснили мне свой интерес к нашему собору.
– А… Выходит, эти двое – ваши коллеги-учёные?
– Так точно. Религиоведы.
– Они и вправду на них похожи?
– Как вам сказать…
– Честно!
– Вам должно быть известно, что сегодня потомственных интеллигентов даже в нашей научной среде днём с огнём не найти. Сплошь и рядом – лица исключительно пролетарского происхождения. Или потомственные землепашцы.
– Разве это плохо?
– Хорошо. Только и ошибиться нынче немудрено.
– Ясно. Описать их можешь?
– Да. Тот, что за рулём, – приблизительно одного возраста со мной, – скуластый, с умными проницательными глазами. Второй – постарше и попроще будет… Лоб уже, плечи шире. Вот если б их поменять местами – вышла б картина маслом.
– Поясни.
– Водитель, хоть и моложе выглядит, с виду больше напоминает научного руководителя какого-то ответственного и важного научного проекта… А его товарищ, напротив, – вылитый трудяга с агитационного плаката первых пятилеток.