Агентство «Томпсон и K°»
Шрифт:
Покончив с этой короткой расправой, Робер презрительно отогнал от мыслей своих образ антипатичного попутчика и перенес свой рассеянный взор на юго-восточную сторону горизонта, где только что стоявшее облако обратилось в высокий и бесплодный остров, а еще южнее неясно выступали другие земли.
– Пожалуйста, господин профессор, скажите какой это остров? – спросил сзади него насмешливый голос.
Обернувшись, Робер очутился лицом к лицу с Рожером де Сортом. Чичероне улыбнулся, но сохранил молчание, так как не знал названия этого острова.
– Час от часу лучше! – вскрикнул Рожер с шутливым,
– Ба! – воскликнул Робер.
– Конечно. Остров, поднимающийся перед нами, есть остров Аллегранса, то есть Радости, господин профессор. Почему Радости? Может быть, потому, что не имеет обитателей. Необработанная, бесплодная, дикая, эта земля, в сущности, посещается только в пору сбора лакмусового лишайника, красильного растения, составляющего одно из богатств архипелага. Облако, которое вы видите к югу, указывает место, где находится большой остров Лансельте. Между Лансельте и Аллегрансой можно различить Грасиосу, другой необитаемый островок, отделенный от Лансельте узким каналом, Рио, а также Монте-Клару, скалу, часто являющуюся гибельной для мореплавателей.
– Большое спасибо, господин переводчик, – серьезно проговорил Робер, воспользовавшись моментом, когда Рожер остановился, запыхавшись.
Соотечественники рассмеялись.
– Правда, – продолжал Робер, – вот уже несколько дней, как я пренебрегаю своими обязанностями. Но зачем было заставлять меня терять время на экскурсию по Мадейре?
– Разве вы так дурно провели время, – возразил Рожер, показывая товарищу Алису и Долли, приближавшихся к ним, обнявшись.
Твердая походка миссис Линдсей обнаруживала, что здоровье ее восстановилось. Некоторая бледность и легкие синяки на лбу и на щеках оставались последними следами приключения, грозившего ей ужасной смертью. Робер и Рожер бросились навстречу американкам.
Алиса долго пожимала руку Робера, устремив на него взгляд более красноречивый, чем многословные благодарности.
– Вы, сударыня! – воскликнул Робер. – Уж не поступили ль вы неосторожно, так рано покинув каюту?
– Нисколько, – отвечала Алиса с улыбкой, – благодаря вам, спасшему меня с риском для собственной жизни во время нашего невольного путешествия – невольного для меня по крайней мере, – прибавила она, бросив ему взгляд еще более теплой благодарности.
– О, сударыня, что может быть более естественного? Мужчины гораздо менее хрупки, нежели женщины. Мужчины, вы понимаете…
В смущении, Робер запутался. Он чуть было не смолол глупость.
– Сударыня, – закончил он, – не будем больше говорить об этом. Я счастлив, что все так произошло, и даже не желал бы – ужасно эгоистичное слово, – чтобы всего этого не случилось. Наградой мне будет моя радость, и вы можете считать себя ничем не обязанной мне.
И с целью не допустить нового проявления чувствительности он поспешил отвести своих товарищей к борту, чтобы заставить их полюбоваться островами, все больше поднимавшимися над горизонтом.
– Видите, сударыни, мы приближаемся к концу нашего путешествия, – заговорил он. – Перед нами первый из Канарских островов – Аллегранса. Этот остров бесплодный, необработанный,
Робер не мог окончить своего фантастического описания. Смех Рожера оборвал его речь.
– Черт возьми, какая чепуха! – воскликнул офицер. – Мне надо еще немного проштудировать Канарские острова.
К десяти часам в пяти милях от Аллегрансы «Симью» почти прямо повернул на юг. Через час он проходил перед скалой Монта-Клара, когда колокол стал сзывать пассажиров к завтраку.
Еда становилась все более однообразной. Большинство пассажиров в свирепой безропотности своей, казалось, уже не обращали на это внимания. Но Алиса была несколько удивлена и в известный момент не могла даже удержаться от легкой гримасы.
– Это система компенсаций, сударыня, – смело крикнул Сондерс через стол. – Чем дольше путешествие, тем хуже стол.
Алиса улыбнулась, не отвечая. Что касается Томпсона, то он притворился, что не слышит своего противника, и ограничился тем, что в знак равнодушия щелкнул языком с довольным видом. Сам он был доволен своей кухней!
Когда взошли на палубу, пароход уже миновал островок Грасиоса и со все уменьшающейся скоростью следовал вдоль берегов Лансельте.
Для пояснения зрелища, представившегося глазам пассажиров, не должен ли был Робер Морган находиться на своем посту, выслушивать всякие вопросы, давать различные объяснения? Да, конечно, и, однако, чичероне «Симью» не было видно до самого вечера.
Впрочем, что мог бы он сообщить? Западный берег Лансельте однообразно разворачивается, обнаруживая необитаемость, которая становится монотонной, начиная с Азорских островов.
Сначала идет высокая скала, Риско-де Фамара, потом низкий берег покрывается вулканическим пеплом, откуда поднимается гряда черных конусов, достигающих наконец Плайа-Кемада (Сожженного пляжа), одно имя которого достаточно говорит о местности. Всюду запустение, мрачные утесы, и с ними сливаются грубые растения, одни лишь пускающие здесь корни. Ни единого сколько-нибудь значительного города на этом берегу, оживляемом лишь редкими бедными деревнями, названия которых имеет право не знать самый осведомленный чичероне.
Из двух коммерческих центров острова один – Теузе – находится внутри, другой же – Арресифе – на восточном берегу. В этих местах, подверженных северовосточным пассатным ветрам, приносящим с собой благодатную влажность, могла установиться известная жизнь, тогда как остальная часть острова, особенно же часть, вдоль которой теперь шел «Симью», превращена была сухим климатом в настоящую степь.
Вот все, что Робер Морган мог бы сказать, если бы знал и если бы находился тут. Так как ни того, ни другого не было, то туристам пришлось обойтись без чичероне, чего они, впрочем, как будто и не замечали. С тусклым взглядом и подавленным видом, они без всякого проявления любопытства смотрели, как бежит пароход, а с ним вместе и время. Только Хамильтон и Блокхед еще обладали отчасти своим обычным воинственным пылом.