Агитбригада

Фонд А.

Заведующий поморщился.

— Не надо кричать.

— Есть не кричать! — выкрикнул я.

— И что?

— Что что? — сделал вид, что затупил я (ну нравилось мне его выводить из себя).

— Ты бумаги отца нашел? — сдерживая раздражение, спросил заведующий.

— Нашел, точнее — не нашел, — сказал я.

— Так нашел или не нашел? — наконец вскипел заведующий, вены на его лбу вздулись, а лицо налилось нездоровой краснотой.

— Нашел записку, там было только написано, что ключ в столице.

— Покажи, — жадно

потребовал заведующий.

— Я же и говорю, нету её у меня, — сказал я, — записка была почти сожжена, я её в горшке нашел, прочитал и она рассыпалась.

— Прям так и было написано?

— Ага! — с придурковатым видом закивал я.

— Ладно, иди пока, — потерял интерес ко мне заведующий, с задумчивым видом уставившись в окно.

Я тихо вышел, чтобы не потревожить высокие думы руководства о грядущем.

Я брел по коридору к себе в спальню и думал, как его спланировать дальнейшие действия. Однозначно на первое место я ставил поиск священника, владеющего латынью. Мне нужно было понять, что там в книге. Хотя и в столицу надо. Кто его знает, живет там этот Мамбурин или нет?

О том, как я буду выпрашивать у этого Мамбурина ключ, что говорить, и зачем вообще мне этот ключ, почему я должен верить непонятному привидению — об этом я старался сейчас не думать.

Проблемы нужно решать по мере их поступления. Вот в Ольховку я вполне могу попасть в скором времени вместе с агитбригадой. Это вообще-то реально. А вот в столицу — это уже из разряда более фантастических вещей. Нет, поехать туда вполне возможно, но, во-первых, меня со школы не отпустят, а во-вторых, нужна внятная гипотеза причины, почему Мамбурин должен отдать ключ какому-то незнакомому человеку, то есть мне.

— Капустин! — окликнул меня Ванька, толстогубый подросток, из моей бригады.

— Чего? — буркнул я, пребывая всё еще в своих проблемах.

— Иди быстрее в читальный зал, тебя Виктор искал!

Молча вздохнув, развернулся и пошел. Не хотелось портить с таким трудом налаженные отношения.

В читальном зале, за длинным-длинным столом сидел Виктор и ещё какой-то белобрысый шкет, и они сосредоточенно рисовали стенгазету на большом листе бумаги.

— Капустин, — кивнул мне Виктор и прочертил линию под деревянную линейку. Посмотрев на неё, он отмерял несколько сантиметров и прочертил внизу ещё одну.

— У нас будет большой торжественный концерт ко Дню Комсомола, — сказал он, измерил высоту между двумя линиями с обоих краёв, поморщился и принялся стирать ластиком нижнюю линию.

— И что?

— Это двадцать девятого октября, х-хэ-э, — Виктор сдул крошки от ластика на стол.

— И что?

— До этого, примерно через две недели, будет предварительный смотр номеров художественной самодеятельности, — он опять провел линию под линейку, перемерял высоту и остался доволен.

— Прекрасно, — нейтрально ответил я.

— Не притворяйся,

Капустин, — покачал головой Виктор, — мы уже только поверили, что ты исправился и становишься советским человеком.

— Что опять не так? — пожал плечами я.

— Нужно принять участие от бригады, — вздохнул Виктор и с надеждой посмотрел на меня.

— Так принимайте, — не понял сперва я.

— Так некому, — нахмурился Виктор, — как-то так получилось, что в бригаде подобрались все самые неартистичные. Петь у нас никто не может, танцевать — тоже. Мы первые в работе среди бригад, а из-за этой самодеятельности постоянно в конец вылетаем.

— Так ты же говорил. что из-за меня вы последние, — не удержался, чтобы не поддеть его я.

— Из-за тебя в том числе, — не моргнув глазом, выкрутился Виктор и добавил, — Так что в этот раз вся надежа на тебя, Капустин.

— Почему это на меня? — меня уже этот разговор начинал подбешивать.

— Всё просто, ты был в агитбригаде, тебе даже положительную характеристику дали, — парировал мне Виктор, — все равно от них что-то научился. Так что исполнишь номер, и мы должны если не победить, то хотя бы быть в середине.

— Так я сейчас хотел опять на агитбригаду вернуться, — сказал я.

— Ну и возвращайся, — поморщился Виктор, — я узнавал, они завтра или послезавтра стартуют по деревням, а через полторы недели обратно вернутся. Так что ты вполне успеешь. И заодно с ними разучишь номер.

— Думаешь, меня заведующий отпустит? — намекнул на возможные препятствия я.

— Я с ним поговорю, — твёрдо заверил меня Виктор, — Отпустит.

— Тогда ладно, — согласился я и вышел из читального зала, пока не припахали меня ещё и стенгазету рисовать.

В коридоре я воровато оглянулся и вытащил дощечку Еноха из-за большой статуи какого-то греческого мыслителя. Я не боялся, что доску там обнаружат: судя по слою пыли и паутине, генеральную уборку здесь проводили явно нечасто.

Затем я торопливо прошел по коридору и свернул в боковой коридорчик. В нём ничего не было, единственная дверь вела в чулан, где хранились вёдра и огнетушители. Почему они не висели на щите, а были сложены в чулане, я не знаю. Да мне и безразлично это.

Осторожно проникнув в каморку и стараясь не греметь рухлядью, я окликнул Еноха. Через мгновение пространство замерцало и призрак-скелетон появился передо мной.

И был он страшно сердитым:

— Опять ты бросил меня! — возмутился он. — Почти на полдня!

— Ты мог смотреть, что делают в читальном зале и библиотеке, — ответил я.

— Почему ты не взял мня с собой? — продолжил гневно обличать меня Енох. — Думаешь, мне интересно весь день подглядывать, как детишки читают книги и рисуют стенгазету?

— Но это всё же лучше, чем сидеть в темном доме, — поддел его я.

— Ты должен был взять меня с собой! — заверещал Енох, пропустив мимо ушей мою подколку.