Агитбригада
Шрифт:
Настрой бригады по отношению к Генке был демонстративным, вызывающе-враждебным. Мне это не нравилось. Такое отношение нужно сразу давить в зародыше. В любом коллективе, который является прообразом стаи зверей, всегда жесткая иерархия и там всегда пытаются найти «слабое звено» и сделать его козлом отпущения, лишь бы не себя. И хоть я здесь надолго оставаться не собирался, но становиться мальчиком для битья не входило в мои планы, поэтому я спокойно, но жестко сказал:
— В чём именно из-за меня бригада на нижних позициях?
— Да во всем! — рявкнул мясистогубый Ванька.
Послушались возмущенные голоса.
—
— В учебе хотя бы! — запальчиво влез белобрысый пацан с такой светлой кожей, что она казалась аж прозрачной. Он был альбинос, но с чёрными глазами.
— Ладно. Учёба. Вот смотрите: я вчера сдал экстерном за два с половиной класса все экзамены и меня перевели с пятого в седьмой класс, — спокойно сказал я. — Теперь до нового года планирую сдать за седьмой и за восьмой сразу. Возможно и за полгода за девятый. Этого достаточно, чтобы бригаде выйти из отстающих?
В ответ послышался гул удивленных голосов.
— Да ну ты брось!
— Брешешь!
— Комиссия из четырех учителей приняла у меня экзамены, — ответил я, — все предметы сдал на «отлично», только историю на «четыре».
— А какого ангела ты тогда месяц дурака в школе валял? — возмутился Виктор.
— Если вы помните, то я попал сюда после смерти отца. Практически в тот же день, как его похоронили. А смерть его была трагической, между прочим. У меня была тоска и скорбь. А вы, вместо того, чтобы подать товарищу руку помощи, помочь, поддержать в трудную минуту — целую обструкцию мне устроили, — упрекнул я, — и какие вы товарищи после этого? Правильно, что бригада на последнем месте. За эгоизм и рвачество вам и последнее место — много будет!
Как ни странно, никто в ответ на мой агрессивный выпад не возмутился. Парни явно не находили себе места от смущения, им было совестно.
Можно было бы на этом всё и закончить, но я уж решил дожать, чтобы раз и навсегда расставить точки над «i».
— Еще какие показатели я вам снизил?
— Ну, работа, на пример, — сказал Виктор авторитетным голосом, — ты работать отказывался. А если работал, то плохо. Станок вон сжег.
— Конечно, внезапно остаться одному без отца и матери — это любого из колеи выбьет, — согласился я, — но сейчас я работаю не просто хорошо, а очень хорошо. Из агитбригады на меня положительную характеристику вон написали. Сейчас вот опять просят меня включиться в их работу. А это, между прочим, не гайки в цеху крутить, здесь передовая по борьбе с мракобесием у крестьян, очень ответственная и сложная работа. Это — война, ребята. Война настоящая, война за правду. Вы представляете, один раз селяне чуть не убили нас. Там действительно опасно.
Глаза у парней зажглись от любопытства. Пацаны же ещё.
— Расскажи!
— Как?
— Что там было?
Я, не скупясь на краски, живописал, как в первый день на агитбригаде селяне принялись крушить декорации и жечь реквизит. И как нам пришлось буквально бежать оттуда. Затем я рассказал, как в Вербовке убили местных «Ромео и Джульетту» — Василия и Анфису, и обвинили во всем комсомольца Лазаря, как сказали, что он с нечистой силой знается, а он всего лишь по
В разговоре мы уселись за стол, я рассказывал, рассказывал, а пацаны задавали вопросы. Мы просидели так до самого сигнала «отбой».
Зато симпатии к Генке (в смысле ко мне) в бригаде развернулись на 180 градусов.
С утра я работал в столярном цеху, помогал обтачивать детали. Сам цех был длинной коробкой, в которой стояли станки и были навалены в каком-то непонятном мне порядке брёвна, доски и всевозможные деревянные заготовки. За станками деловито и сосредоточенно работали пацаны разного возраста. Вкусно пахло дубовой стружкой, сосновой живицей и столярным клеем. Работать, в принципе было не сложно и, когда я приноровился, — сплошное удовольствие.
Пока руки механически выполняли одни и те же действия, я размышлял. С бригадой отношения налажены. Постепенно это, словно круги на воде, разойдется по всей школе. Нужно будет ещё чем-то их удивить (поразить?), для закрепления эффекта. Ну и не косячить, конечно же. Заведующий выжидает. Он — тёмная лошадка, но хоть пока явно не гадит, а там дальше — разберёмся. Педагоги от меня теперь вообще в восторге. Таким образом, в трудовой школе остались всего две кандидатуры, с которыми нужно разобраться, и то срочно. Первая — это Савелий Михалыч, оболгавший меня пропойца-мастер. Второй — Чуня. Но для начала нужно выяснить, что именно за претензии имеет он к Генке.
Дождавшись технического перерыва, я отошел за сараи, вытащил из-за пазухи дощечку и позвал:
— Енох! Енох!
Замерцал воздух и вредный призрак появился передо мной.
— Чего тебе? — недовольно буркнул он.
— Ты что такой сердитый? — удивился я, — небось за девками в спальне подглядывал?
Судя по смущенному покашливанию, я попал в точку.
— Мне твоя помощь нужна, Енох, — сказал я.
— Что именно? — сразу заважничал призрак.
— Ты помнишь, я тебе об алкоголике рассказывал, который мастером во-о-он в том сарае работает? Это же он на меня счёт за сломанный станок спихнул. Наврал, что это я его испортил.
— Помню, — кивнул скелетон. — И что с того?
— Ты можешь его попугать? Как-то так, как ты с Зубатовым разобрался?
— Могу, — равнодушно пожал плечами Енох, — а зачем? Он же тебя не трогает?
— Он меня в агитбригаду спровадил, — возмутился я.
— А я ему за это благодарен, — сказал вдруг Енох, — иначе я бы не встретил тебя и сидел бы до сих пор в том доме.
— Енох, в агитбригаду я мог попасть и так, без его вранья, — устало сказал я, перерыв подходил к концу, а вредный призрак опять упёрся, — но именно из-за него, все деньги уходили на счёт школы. А я в это время голодал, если ты помнишь.
Енох не ответил, он задумчиво мерцал.
Мне ждать, что он там надумает, было уже некогда, поэтому я побежал обратно в столярный цех.
Я устроился на своём месте и взял в руки заготовку. Обычно на обработку каждой детали уходило от десяти до семнадцати минут. Я уже приноровился и вполне вышел на усредненное время в тринадцать минут. Я придумал, как меньшим количеством движений обрабатывать большую площадь. Нужно, главное, правильно выдержать угол наклона…
— Капустин! — вдруг окликнул меня какой-то пацан, явно Генка его хорошо знал.