Агломерат. Смертник
Шрифт:
–Может, стоит оставить охрану!? – встрепенулся следак.
–Ничего, Олег Константинович, с таким сопляком я точно справлюсь, – кивнул Алексей Алексеевич следователю, после того, как за охранником закрылась дверь, тот перевел взгляд на меня и устало проговорил, – как тебе в карцере, Артем?
В ответ я только пожал плечами.
–Ты уже почти полгода в СИЗО, – продолжал Алексей Алексеевич, – твое дело на особом контроле. Ты знаешь, сколько денег вложил твой отец, что бы тебя отсюда вытащить? Ты понимаешь, сколько людей работает, что бы ты вышел отсюда? Отвечай мне!
–Да все я знаю, – засмеялся я, – он вам отвалил
–Ничего ты не понимаешь, Павлов, – стукнул по столу следователь Свиридов: – пока не вступил в силу закон, есть шанс тебя спасти. Потом будет поздно, отец не пытается вытащить тебя из заключения, он хочет хотя бы спасти твою жизнь, мудак!
Воу, а парень то старается вовсю. Мне стало интересно.
–Закон? Который о смягчении наказания?
–Умные люди знают, что скоро произойдет со всеми зэками на самом деле, если ты попадешь в волну тех, кто совершил тяжкое преступление, тебя просто не спасти, никакие деньги не помогут. – Вздохнул следователь и посмотрел на дядю Лешу, после одобрительного кивка того, он продолжил. – У государства нет денег на то, что бы прокормить два миллиона человек, которые не хотят работать на благо общества. В страшное время принимаются страшные решения – это слова президента.
–Казнить, нельзя помиловать? – рассмеялся я, вспомнив детский мультфильм.
–Их просто убьют, – ответил дядя Леша, – и если ты не попадешь в экспериментальную группу, тебя убьют как и всех. Страна на грани введения чрезвычайного положения, уровень преступности растет, несколько регионов на грани отделения из состава России. Если произойдет бунт и на воле окажутся два миллиона зэков, начнется самая настоящая гражданская война. Президент может со дня на день подписать закон о депортации уголовников, что по сути означает смертную казнь. Артем, не думай, что если твой папаша суетится вокруг тебя, ты как за каменной стеной.
–Я и так за каменной стеной, дядя Леша.
–Даю тебе последний шанс, – спокойно сказал Алексей, – потом никакие деньги тебе не помогут.
–Я слушаю.
–Тебе исправят статью, подрихтуют так, что ты попадешь за свои действия как хулиганку, – проговорил начальник следственного изолятора, – ты пойдешь на встречу со своим адвокатом и все уладишь. Просто не мешай, я утрясу вопрос с государственной комиссией, ты попадешь под программу. Твой адвокат Степанько уже активно работает в этом направлении. Тебе интересно? – после моего утвердительного кивка, дядя Леша продолжил, – вам доверят особую работу. Вытащить тебя сейчас нереально, остается только улучшить условия. Просто не выворачивайся, как ты это делал до этого. Твой отец найдет способ вытащить тебя после. В стране скоро начнутся кардинальные перемены, уж поверь мне. Твой ответ?
Я смотрел в его глаза и понимал, что эта гнида мне врет. Недоговаривает, умалчивает, опускает детали, но точно не говорит правды. Нет, я тебе не верю. Впрочем? Есть ли у меня сейчас выбор на самом деле?
Я вздохнул, улыбнулся чему-то (не помню, что тогда вызвало мою улыбку) и неожиданно сам для себя сказал:
–Согласен.
–Вот и славненько, – кивнул дядя Леша, хлопнув по столу. Начальник СИЗО нажал на кнопку
Я продолжал улыбаться. Просто в тот момент я еще не знал, что «проблемой» было не мое согласие, а я.
***
Мы ехали по железной дороге: запихнув тысячи человек в спецвагоны, старые раздолбанные поезда отправили нас на место исправления заключенных. Я не подвел начальника: сотрудничество со следствием, куча подписанных бумаг, грамотный адвокат и исчезнувшие материалы дела. Все сделано чисто и без шума. Умелые ублюки. Даже когда страна валится на части, они успевают отхватить свой кусок, жадные ручонки тянутся к деньгам, которые скоро обесценятся. Суд вынес приговор, я получил свой срок. Мамы и папы в зале суда не было. Жалко, я по ним скучаю, перед заседанием я думал, что успею извиниться, попросить прощения. Но видимо, я им больше не нужен. Что было дальше? После того, как я активно сотрудничал со следствием и получил свой срок за хулиганку, вдруг как то сразу все перевернулось. Не знаю, что там произошло за оградой, но охранники ходили какие-то нервные, а дядя Леша больше не вызывал. Я провел еще около месяца в СИЗО. Там же я встретил новый 2016-й год. Вот и все, наверное. Еще через два месяца нас отравили в путь.
Когда нас грузили в вагон, я снова не смог удержать свой язык за зубами и оказался в карцере. Не скажу, что я сделал это специально, но мне нужно было время подумать. Вы скажете, что это странная форма попытки подумать? А мне нравится. Неплохо было бы и поговорить с вами. А то я все рассуждаю, а к читателю ни слова.
Представлюсь. Артем Александрович Павлов. Заключенный-надзиратель № 2517. По крайней мере, нам присвоили такие статусы. Вообще звучит глупо, я знаю. Вроде как Север-Юг. Ну да ладно. Что еще? Мне двадцать один год.
Я не знаю, чего вы хотите обо мне узнать. Просто немного расскажу про себя. Это знаете, как на собеседовании, да? Расскажите о себе. Поэтому буду говорить только то, что вам нужно знать. Я же не на допросе, в конце концов, так что ничего вы мне не сделаете. Я совершил преступление. Статья 105. Статья 282. Я убийца и экстремист. И это правда. Но по нелепейшей случайности (думаю, сумма порядка 300-400 тысяч долларов, но это мое предположение) я стал простым хулиганом. Маленьким злодеем, благодаря денежкам моего папы я вдруг оказался гораздо менее опасным для общества. Забавно… что я совершил и зачем? Я вам не скажу. Может позже. Одно вам поведаю – я ни о чем не жалею, бывают в жизни случаи, когда ты точно знаешь что должен делать. Пока этого вам достаточно.
Глава 2.
26 ноября 2015 года. Оренбургская область. Колония Черный Дельфин для пожизненно осужденных в городе Соль-Илецк.
Его никогда не выпустят. Его срок – вечность. Никаких свиданий, никаких посылок. Он теперь исключение. Шестьдесят восемь эпизодов. Шестьдесят. Восемь. Эпизодов. Его звали Канис. Никто не знал его настоящего имени, когда полицейские опера били его в кровь в допросной, он только смеялся над их жалкими попытками. Его нет в базе, нет ни отпечатков, нет данных. Он просто призрак. Даже здесь, в его новом прибежище, которое должно стать его последним домом, он понимает, что никто и никогда не узнает, кто он такой.