Агломерат
Шрифт:
Я встал и из-за спины машиниста посмотрел в окно: деревень действительно нет. Можете мне сколько угодно говорить, что никто не хочет жить рядом с железной дорогой, что это – зона боевых действий, что прошло время после распада России. Чушь! Деревни исчезли здесь намного раньше, очень давно кто-то убежал, а кто-то спился. Просто никто не захотел жить на своей родной земле.
Я невольно вспомнил свою семью, и ярость просто заклокотала в моей душе. Я их обязательно найду. Найду и вернусь когда-нибудь на свою землю. Клянусь! Это – мое, и черта с два я кому-то это отдам или куда-то уеду. Передо мной была мертвая зона, настоящая линия смерти, но не
От размышлений меня отвлекла ожившая рация:
– «Четвертый контроль», ответь, «Четвертый контроль», ответь, прием.
– На приеме. – Я торопливо схватил микрофон. – Как слышишь меня? Прием.
– «Четвертый», когда вас ожидать? Когда вас ожидать, «Четвертый»? Прием.
– «Красный»... – я посмотрел на машиниста, тот показал пальцы обеих рук, – мы будем у вас через десять минут. Что у вас там? Как слышишь меня?
– Слышу тебя хорошо, поторопитесь, противник уничтожен. – И после недолгой паузы повторил: – Противник уничтожен. Идет восстановление пути, нам нельзя задерживаться. Как понял меня, прием?
– Понял тебя хорошо, делаем, что можем. Что с дорогой? Мы к вам сможем подойти?
– Сможете, мне доложили, что с хвоста всего несколько повреждений. Как подойдете, метров за сто остановитесь, «трехсотых» вручную перенесем. Как понял, прием?
– Понял тебя хорошо, идем к вам.
– Ждем. Конец связи.
– Конец связи. – Неизвестно зачем я кивнул и сказал казакам-машинистам: – Жить будем. Только поторопитесь.
Дошли мы без эксцессов. Когда тепловоз подтянулся к стометровой отметке, нас уже ждала группа, человек двадцать, но самое главное – с ними были две трофейные грузовые машины. Перенеся раненых в кузова, мы рванули вперед пешком.
Картина предстала безрадостная. Огромный бронепоезд был почти полностью разгромлен: от восемнадцати вагонов осталось всего шесть. Некоторые просто сожжены, часть полностью раскурочена прямыми попаданиями снарядов, а последние три вообще перевернуты. Во время боя вагоны автоматически отсоединялись, что не давало перевернуть состав полностью. Перед локомотивом на рельсах стояли четыре больших обугленных куска железа – остатки дрезин. Что стало с их расчетами, я не знаю. Вместо восьмого вагона на рельсах стоял лишь обгоревший железный скелет, и среди множества казаков и чистильщиков я не видел ни одного бойца из нашей сотни. У меня не было много времени на то, чтобы как следует осмотреться, но я все-таки успел во время погрузки раненых сбегать посмотреть на уничтоженную бронетехнику автономов. Корпус стоял в засаде за небольшим лесистым пригорком, именно этот холмик и стал их могилой. Настоящее кладбище! Как один, пусть даже большой, бронепоезд смог стереть их с лица земли, я понять не мог, уж слишком много было разбитых и покореженных танков и машин.
Погрузка раненых прошла довольно быстро, и я направился в предпоследний вагон, который теперь считался боевым десантным. И только собрался встать на подножку, как меня ухватила чья-то рука. Я автоматически схватился за свою шашку, но за спиной раздался знакомый голос:
– Ну, здравствуй, Андрей.
Я повернул голову и увидел Владислава в форме полковника чистильщиков.
Глава 11
В купе было дико душно, в командном вагоне стояла просто невыносимая жара. Владислав прикурил уже третью подряд сигарету, грустно вздохнул и еще раз посмотрел на меня. В купе забежал сотрудник технической службы и доложил:
– Поезд готов к отправке.
– Не теряйте времени, – кивнул Владислав, – я скоро подойду. И обеспечьте прикрытие с Питера. Корпус Корабельникова может нас не ждать.
– Есть, – козырнул техник и скрылся за дверью.
Владислав постучал пальцами по столу и печально проговорил:
– Андрей, ты должен понимать, что ситуация очень сложная. Я не хочу обсуждать позицию начальства в области управления силовыми структурами, у меня просто нет полномочий. Ты не входишь в мою юрисдикцию. Казачий корпус мне не подчинен, я просто обязан тебя передать в руки вашего руководства. Мы, чистильщики, осуществляем лишь поиск, а вот решение принимать не в моих силах. Это можно было бы замять, но сообщение от твоего сотника уже пришло. Он не стал ждать, а доложил по факту о твоем дезертирстве сразу.
Я с вызовом посмотрел на чистильщика:
– Во-первых, факт моего дезертирства не доказан: я мог просто отстать от поезда, что и было на самом деле, иначе я бы сейчас не сидел перед вами. А во-вторых, почему же меня сразу не отвели к нашему командованию?
– Как знать, – никак не отреагировав на мой вызов, ответил Владислав, – может, потому, что перед передачей в руки казаков я имею право тебя допросить. Может, потому, что им сейчас не до этого, а может, потому, что начальник казаков, полковник Смирнов, погиб. – Владислав неспешно затушил сигарету. – Да что там, даже унтеров не осталось, все полегли. Да, да, Андрей, не делай такие глаза, твой сотник тоже погиб. Если бы питерские вовремя не подошли, то мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
– Питерские? – Я ошарашенно посмотрел на полковника. – Какие питерские?
– «Какие питерские», – передразнил полковник. – Самые обыкновенные. Ты думал, что один бронепоезд и четыре дрезины снесли целый корпус? Когда ваш тепловоз подошел, их отряд уже ушел в сторону Питера... Но мы отвлеклись, ты о питерских потом узнаешь, если... если получится. Нам сейчас нужно с твоей судьбой определиться.
– Товарищ полковник, я хотел другу помочь, – привел я свой крайне глупый аргумент. – Я не мог по-другому.
– Да я все понимаю. – Владислав схватился руками за голову, и мы вместе дернулись – это состав тронулся с места. – И верю тебе, Андрей. Я правда тебе верю, ты не трус. Но факт дезертирства зафиксирован, а против факта, сам знаешь... Нарушать приказ я не могу, не потому, что я принципиальный, а потому, что уже отдан приказ на ваш розыск. Группы чистильщиков уже ищут вас, а вернее, твоего друга Дениса Щербакова. И найдут, поверь, ему очень повезет, если они решат его доставить живым.
Тут Владислав надолго замолчал, в купе слышался только нарастающий стук колес и становилось все жарче и жарче – я почувствовал, как капли пота покатились по спине. Наконец полковник тихо сказал:
– Андрей, для тебя есть только один выход. Но поверь, это будет трудно. Я могу защитить тебя только под своей юрисдикцией, казаки тебе не поверят. Когда мы вернемся в Москву, тебя и твоего друга просто расстреляют. Никто не будет разбираться, что там у него с головой случилось, вы оставили сотню перед самым тяжелым испытанием. Теперь сотни нет, а вы есть.
– И что мне делать? – Я понимал, что теперь полностью во власти полковника, он владеет моей жизнью, и теперь ему решать, что и как я буду делать.