Агнесс и серебряные швабы
Шрифт:
Ничего путного в голову не приходило, поэтому она рассеянно положила на ломоть хлеба кусок курицы, мысленно попросив прощения у тетушки за такое святотатство.
Паж графа налил ей вина. Агнесс мужественно отпила глоток, а потом удивленно приложилась ещё раз.
– Бургундское, - ответил на невысказанный вопрос фон Геттенберг.
– Я люблю всё самое лучшее! И не надеясь найти на месте что-либо по-своему вкусу, всегда вожу запасы еды и питья с собой!
– Это, - задетая его высказыванием заметила девушка, показывая на птицу, - любимая курица моей тетушки. Нигде в округе нет такой огромной наседки, потому что она кормила её из собственных рук.
Граф безразлично пожал плечами и откусил кусочек.
– Жестковата! А кого из своих рук кормили вы? Не хотелось бы ранить ваше сердце ещё каким-нибудь куском жаркого!
У Агнесс не было опыта в куртуазных словесных пикировках, поэтому она сразу перешла к делу:
– Мессир Зигфрид сказал, что я могу попросить за своих родных!
– Можете, - легко согласился собеседник, - но для начала снимите эту черную как мрак вуаль!
– Я в трауре!
– Понимаю... и поверьте, искренне чту ваше горе, но хотя бы на несколько минут! Мне рассказывали, что ваши волосы так искрятся при свете огня, словно по косам танцуют язычки пламени!
Сказать, что Агнесс удивилась - не сказать ничего. После небольшой паузы она в замешательстве стащила с себя вуаль, с трудом отцепив шёлк от шитой бисером повязки.
– Кто... кто вам про это рассказывал?
Граф только улыбнулся, с жадным интересом скользя глазами по её лицу.
– Слухами полнится земля, - пояснил он, откидываясь в кресле с бокалом вина.
– Мне рассказывали, что девица фон Крайц очень красива: у неё похожие на морские волны глаза, прекрасное лицо, но холодное и надменное сердце, а губы похожи на лепестки роз, но никогда не улыбаются!
Красноречив - не придерешься, однако ей фон Геттенберг не польстил.
– Если я не хихикаю без причины как блаженная дурочка, - сухо заметила Агнесс, - это не значит, что я никогда не улыбаюсь!
Девушка сердито вернула вуаль на место.
– Но разве любовь когда-нибудь стучалась в ваше сердце?
– Разумеется, мне знакомо это чувство!
– Я могу узнать имя вашего рыцаря?
Девушка дико покосилась на собеседника. Какой ещё рыцарь? Неужели не понятно, кого она имеет в виду?
– Речь идёт о вашем брате Густаве?
– моментально догадался граф о причине её замешательства.
Острая игла тошнотворной тревоги вновь кольнула было успокоившееся сердце. Фон Геттенберг был смертельным врагом, а она, словно лишившись разума, так беспечно болтает с ним.
– Я люблю своего брата!- осторожно подтвердила Агнесс.
– Но почему вы не сбежали вместе с ним, а остались в Крайце? На что рассчитывали?
Агнесс опустила голову.
– Кто-то из Крайцев должен был остаться, - тихо прошептала она,- чтобы разделить судьбу подвластных людей!
– И какой от вас прок вассалам? Когда мне сказали, что юная Крайц взяла на себя оборону замка, я не поверил собственным ушам, но потом и сам имел честь в этом убедиться, увидев на крепостной стене черную хрупкую тень. Эта вуаль реяла над вами как стяг, терпящей поражение армии!
Граф чуть помолчал, а потом со странной усмешкой добавил:
– И желание как можно быстрее овладеть этой крепостью заставило меня поторопиться со взятием другой?!
Агнесс, озадаченно нахмурившись, попыталась вникнуть в суть его витиеватой речи.
– Вы осадили ещё один замок?
– спросила она со вспыхнувшей надеждой.
– Значит, здесь не задержитесь?
– Я ещё не полностью захватил эту цитадель, - насмешливо возразил фон Геттенберг, - но уеду сразу же, как падет её последнее укрепление!
– Какое?
– Агнесс судорожно пыталась понять, кто из вассалов Крайцев ещё продолжает сопротивляться.
Но граф неожиданно перевел разговор на другое:
– Вы о чем-то хотели меня попросить?
Девушка даже губу прикусила от стыда: как же она могла забыть?! Геттенберг окончательно заморочил ей голову.
– Моя тетя!
– Любительница кур?
Граф проглотил содержимое кубка.
– Сколько лет вашей родственнице?
– Сорок.
– Старуха, - брезгливо исказил губы собеседник, - не знаю... право слово, не знаю, но...
Геттенберг тяжело вздохнул, покосившись на побледневшую девушку.
– Гейц, - подозвал он одного из пажей, - беги к мессиру Зигфриду и, если ещё не поздно, разыщи эту женщину!
Агнесс застыла с неестественно выпрямленной спиной и уже не могла отвести остановившегося взгляда от жестких глаз захватчика.
– Что, - запинаясь, с усилием выдавила она из себя, - что происходит? Почему... может быть поздно?
Граф чуть хмыкнул.
– На войне как на войне: все молодые и сильные рабы будут либо проданы, либо отправлены в мои владения, а старые и хилые уничтожены!
– А что же будет с Крайцем?
– Этот лён я отдам в управление одному из сыновей, а тот приведет своих людей. Это наиболее лучший способ избежать смут!
– И вы не боитесь Божьего гнева?
Геттенберг пренебрежительно фыркнул.
– Не вам об этом судить! Из-за ложной гордыни Крайцы отказались решить дело миром, а теперь меня же обвиняют в жестокости?!
– Ложной гордыни? Но эти земли испокон веков принадлежат нашей семье!
Граф негромко рассмеялся.
– Однако сегодня я имею счастье видеть вас теперь уже в моем замке! Кстати, есть один нюанс: а почему вы, попросив за какую-то старую клячу, не просите за себя?
Перепуганная девушка быстро опустила голову, избегая его тяжелого взгляда, и быстро прошептала про себя коротенькую молитву.