Агнесс и серебряные швабы
Шрифт:
Графине Берте хотелось то вина, то яблок, то сыру. Она часто просила девушку проводить её в отхожее место, а иногда жаловалась на изжогу и посылала к замковому капеллану за святой водой.
В обязанности Агнесс также входило таскать за ней по всему дому шкатулку с рукоделием. Для девушки, плохо ориентирующейся в таком запутанном месте, это был нелегкий труд, поэтому к ночи у неё ныли натруженные ноги. Зачастую вынужденная исполнять какой-нибудь очередной каприз графини Агнесс оказывалась без обеда, и хорошо, если тетка могла утаить для племянницы хотя бы кусок хлеба с сыром.
В замке не было недостатка в слугах, и зачем гонять по всему дому чужачку, которая все исполняла в три раза медленнее и часто путалась?
Ясность в этот вопрос внесла тётушка, с жалостью растирающая горящие ноги племянницы.
– Графиня тебя терпеть не может. Говорит, что ты дерзкая и непочтительная девица!
– Почему?
– изумилась Агнесс.
– Я делаю всё, что она требует, не жалуясь и не ропща!
– Может, именно это ей и не нравится?
Девушка устало хмыкнула.
– Она настолько глупа?
– Нет, - возразила тетка, - графиня вовсе не дура. Она прекрасно знает, чего хочет!
– И чего же?
– Чтобы её супруг любил только свою жену! А ты у нас всегда была хорошенькой, вот она и беспокоится...
Странно, но погрузившись в глупую суету, постоянно куда-то спешащая Агнесс перестала думать о графе. Нет, она не забыла о его существовании, ведь о фон Геттенберге беспрестанно говорили все окружающие её люди, но девушка выбросила из головы их последний разговор над трупом несчастного Густава, и теперь слова тетки напомнили о той страшной ночи.
По коже бедной девушки прошла волна крупной пронзительной дрожи.
– И тебя ещё почему-то недолюбливает юная фройляйн Марта - дочь его светлости, - тетка устраивалась рядом под одеялом, отчаянно крутясь на тощем тюфяке.
– Вот уж, действительно, надменная и спесивая девица: ото всех воротит нос!
– А ещё меня терпеть не может дама Генриетта, - устало зевнула девушка, прижимаясь к теплому боку родственницы, - и окружение графини, и весь мир вокруг!
– Знаешь, - не отставала от неё тетка, - в замке только и разговоров, что об огромном волке, недавно появившемся в окрестностях Вацбурга. Режет скот, нападает чуть ли не в открытую...
– Нас - Крайцев волками не удивишь!
– Твой отец никогда ими серьезно не занимался, вот и развелось их непомерно! В доме не было ни одной волчьей шкуры!
Угли в жаровне обычно быстро прогорали, и по ночам в их клетушке становилось холодно. Тонкая дерюжка, служившая одеялом, совсем не согревала, и измученная Агнесс долго не могла уснуть.
Но неожиданно у юной пленницы появился друг и в этом недобром семействе.
На Эрвина Агнесс наткнулась случайно. Пробегая по очередному требованию графини вниз по лестнице, она увидела, что на нижней ступеньке сидит мрачный мальчик лет десяти и уныло смотрит на разорванную рубаху. Был он порядком грязен, а также светловолос и хрупок, сразу же пронзительной болью напомнив девушке об убитом младшем брате.
– Что такое, дружок, - ласково присела
– Ну, - буркнул тот, безуспешно пытаясь стянуть рваные края на плече, - зацепился, а она порвалась! Теперь Фриц опять будет ругаться и ворчать, что я неуклюжий медвежонок!
– Нет, - грустно рассмеялась Агнесс, нежно пригладив его торчащие во все стороны грязные, выгоревшие на солнце волосы, - ты не похож на медвежонка! Скорее на олененка!
– Олень - это добыча, а я не хочу стать добычей!
– Олень - это сила, грация, красота, скорость!
– ласково заметила она.
– Многие сильные и смелые рыцари носят его изображение на своем гербе.
– Но у моего рода уже есть герб, зачем мне какой-то олень?
Агнесс решила, что перед ней какой-нибудь графский воспитанник, отданный родителями на выучку к сильному и богатому родственнику, и тут же пожалела паренька. Если ей - взрослой и сильной девушке было здесь настолько трудно, что уж говорить о слабом ребенке!
– Давай, я зашью тебе рубашку, - предложила она, - и Фриц ничего не узнает!
Неожиданно мальчик посмотрел на неё уж слишком по-взрослому, и Агнесс стало не по себе от пронзительно-пристального взгляда.
– Мне будет приятно носить рубашку, заштопанную столь прекрасной девой, - моментально скинул он камизу, обнажив худенькие выпирающиеся ключицы, - а Фриц... Я его ничуть не боюсь. Вряд ли он по этому поводу пожалуется отцу!
– А кто твой отец?
– без особого интереса спросила она мальчика, аккуратно складывая рубашку.
– И как зовут тебя самого?
Тот настолько удивленно покосился на неё, что Агнесс смутилась.
– Меня зовут Эрвин, а мой отец - граф фон Геттенберг. И если мачеха родит ему ещё сына, я перестану быть самым младшим из братьев!
Агнесс только вздохнула: и сыновья врагов могут быть забавными мальчишками.
– Быть младшим не так уж плохо, - заметила она, - все тебя любят, жалеют!
– Мне скоро тринадцать лет! А жалость унижает рыцаря!
Точно также говорил, злясь на опеку сестры, когда-то и Густав.
– Но, дружок,- ответила она Эрвину, как отвечала и брату, - без неё тоже не обойтись. Ведь никто не появляется на свет с мечом в руке! Чтобы человек набрался сил для грядущих битв, его нужно любить.
Мальчик недоуменно воззрился на девушку.
– Ты - забавная!
– подытожил он свои наблюдения.
– Я приду за рубашкой вечером!
Честно говоря, ей удалось сделать всего лишь пару-тройку стежков, когда графине опять что-то понадобилось, поэтому штопала камизу ворчащая Луиза.
Эрвин пришел в их каморку довольно поздно.
Агнесс расслабленно откинулась на спинку отцовского кресла, закрыв глаза и вытянув ноги. В сумраке помещения можно было помечтать о Крайце, вспомнить прогулки по родному лесу, свою уютную спальню, мать, отца, (думать про братьев девушка себе запрещала - уж слишком горько становилось на душе). Если бы ещё не мешало грезить голодное бурчание в животе. Хотя в этом была и хорошая сторона: тетка удалилась в поисках пищи и не действовала на нервы бесконечными причитаниями.