Агробление по-олбански
Шрифт:
Незадолго до Осиека, где-то у Босанского и Славонского бродов, пришлось идти на своих двоих. Из-за ремонта путей им с брзи предложили пересесть на автобусы «ПАЗы», а потом уже в Осиеке снова на поезд. Не на зракоплове же, так по-хорватски будет самолет, им лететь и париться до зрачны луки (воздушного порта). В общем, смрт! Тут Эфлисон не выдержал тряски и предложил Петру и Порошкански прогуляться по городку. Гуляли и любовались слегка потертыми солнцем и ветром домиками в австро-венгерском стиле. Некоторые дома у Дравы были покоцаны осколками минометного обстрела.
– Вуковару повезло меньше. Во время сербско-хорватских столкновений он был почти полностью разрушен. – Эфлисон
Городок так себе, сродни Нови-Саду и Суботице. Так думали друзья, пока по набережной не дошли до крепости, от которой остались пара башен и полторы стены. Забравшись на стену, они решили, что вид сверху и тишина кругом поспособствуют пищеварению.
– Отлично! Здесь и перекусим! – Порошкански потряс пакетом, где бултыхались булки и коробка молока.
Пикник устроили у кучки обожженных галстуков. Видимо, накануне здесь отмечали окончание школы выпускники. Наевшись булок с молоком, нализавшись сладколеда на продуваемом ветром бастионе, долго смотрели в небо. Из-за стремительно плывущих облаков звезды походили на самолеты – вот-вот начнется новый обстрел. Но нет, большинство летчиков армии ЮНА были хорваты, а они после объявления Хорватией собственной независимости покинули свои воярны (раньше они, как и у сербов, назывались казармы). Дезертировали из части и теперь попивают соки на террасах кафе под звуки «Desert Rose» Стинга, а не стингеров.
Хорваты после отделения стремятся наполнить свой язык новыми словами, не похожими на сербские. Теперь ремень они шуточно называют – okolopojasnijbrjukoderzhat el, а корову – rogatoetravopasalo. Самое смешное и печальное во всей ситуации было то, что после разъединяющих кровопролитных войн все страны – участники конфликта стремятся теперь войти в единую, без границ и таможни, с общими деньгами и правом на сохранение языка и культуры Европу. То есть в ту же Югославию. К чему тогда были и все сражения в Вуковаре, и трагедия в Борово?
После ужина Эфлисон, Петр Деспотовски и Давид Порошкански отправились гулять по старым улочкам крепости и были окутаны флером настоящего средневекового города. Низкие, каменные, крепкие и темные домики стояли вплотную друг к другу, словно обнявшись, и составляли мрачный лабиринт, освещенный массивными фонарями и освященный мощью католических соборов. И опять на каждом углу кафе и террасы. Факелы и вино.
«Все-таки, – думал Петр, выстукивая каблуками по мостовой, – у кого-то был план расчленения как Югославии, так и СССР. Спаивание народа – часть этого плана». Где-то за спиной корчилась в агонии, в луже собственной крови и термальных вод расчлененная на куски Югославия. Бессмысленная бойня.
В Пече приятели надеялись полежать на печи, на разогретых солнцем камнях. Точнее, на южных склонах горы Мечек, где и раскинулся город. В Венгрию въезжали через Белы Монастырь и Харкань. Когда в восточной Славонии шли затяжные бои, в Харкани каждый дом стал магазином. Хорваты из Осиека ходили сюда за хлебом и вином пешком не менее пятнадцати километров. Эфлисон рассказал, что видел тогда парочку глубоких стариков, которые шли, поддерживая друг друга под тонкие руки, словно это были ручки плетеных корзинок. На головах у обоих были вырезанные из древесного гриба и оплетенные ивовой корой шапочки. Чтобы мозги могли посидеть на них
Теперь в Харкани помимо недостроенного гипермаркета одна крупная достопримечательность – лечебная купальня. Целебная вода дает гарантию излечения от псориаза и других кожных болезней на шесть месяцев. Солнце уже садилось, когда Петр и компания, скинув портки, нырнули в теплые воды. Липкие слюни обволокли тело, будто термальный источник – это плевок Большой Женщины. Плавали, любуясь красными псориазными пятнами на лице светила. Ночь и звезды-прыщи.
– Хорошо, что мы не на Балатоне, где лечат сердечников, – заметил Порошкански нахлебавшись воды. – А иначе нам эту кислятину пришлось бы пить ведрами. А так только обтерлись полотенцами – и дальше чешешь.
К Западу от Виланьских гор провинции Бараньи расположена земля Орманшаги (лесной край). Ехали и боялись – вот-вот выскочит лесной человек. Но лесные люди выскочили в Мохаче, где проходило театрализованное представление в честь Мохачской битвы… Черный сосновый лес, посаженный со стороны атаки турок, каменная роза и пять надгробий в центре. Нарядившись в баранов, хорваты пытались отпугнуть свирепых завоевателей. Страшные овечьи шкуры, набитые соломой, с деревянными масками служили защитникам боевыми доспехами. Когда-то Троя была завоевана европейцами греками с помощью коня. Теперь бараны не дали туркам взять Вену. Но если Беча (так венгры называют Вену) турки так и достигли, то южными воротами Венгрии, Печем, владели полтора века. Наглядным доказательством последнего служит переделанная в католический храм мечеть на главной площади Сечени. Когда-то она была с минаретом, но минарет разрушили, а с другой стороны пристроили современную колокольню, которая при случае выдвигается как пожарная лестница к закату. Колокольный звон разливается по округе, перемешиваясь с пением дроздов, которые, как мини-колокольчики, висят на каждом платане. Впрочем, Петр и Давид сразу заметили, что если смотреть издали, то телебашня на вершине горы Мечек вполне напоминает минарет мечети.
Быстро обойдя старый город, осмотрев попутно бенедиктинскую, францисканскую и паулинскую церкви, остатки текке ордена вертящихся, как и они, дервишей, друзья вышли к театру – храму лицедеев. Покрутившись у двух фонтанов, с музой и арлекином, по углам театральной площади, Петр, по аналогии с Тираной, решил, что жизнь небольшого городка вертится вокруг этого культурно-питейного заведения.
– А заглянем? – предложил Порошкански.
– Но ведь спектаклей нет, сезон закрыт, – возразил Эфлисон.
– Тем более. Все осмотрим беспрепятственно, – убедил его Петр.
Друзья на удивление легко проникли внутрь. Позолоченные двери были открыты настежь. Широкая лестница с витыми перилами и многочисленные зеркала словно заманивали подняться выше. Оценив богато убранный вестибюль, друзья поднялись на второй этаж, где, также весь в зеркалах, располагался небольшой круглый буфет с мраморными столиками и бархатными скамеечками в красно-золотых тонах. Заглянули в ложи амфитеатра. На сцене зала, украшенного в лучших австрийских традициях, показывали свои представления инвалиды и ветераны гражданской войны на Балканах. Глухие, слепые, безногие и безрукие сатиры старались, как могли, вызывая слезы на глазах Петра. Когда на сцене появилась толстая до безобразия женщина и начала, подпрыгивая, танцевать рэп, Порошкански вздрогнул – а не изображает ли она Большую Женщину и не обрушатся ли от этой пародии своды театра? Может, они где-то встречались?