Агробление по-олбански

Абузяров Ильдар Анвярович

– Все, не могу больше слушать эту лажу, – выключил телевизор Жан, – потому что налицо не финансовый, а умственный кризис.

Жан встал с кресла и нервно заходил по комнате:

Главная цель экономики – общее благо. Главная цель в экономике денег – хриматистике – погоня за прибылью. Всей мировой финансовой системой владеют кланы «древних фамилий»: условно «Рокфеллеры» штампуют бесконечную зеленую ленту баксов, условно «Ротшильды» устанавливают прайс. В итоге финансовый пузырь, как перекати-поле, врывается

в страны третьего мира и потом убегает из них вместе с природными ресурсами – деревом, газом, нефтью!

– Мы же уже и так решили разорять систему и грабить банки! – напомнил я Жану. – Что ты сейчас так взбеленился?

– Или мы пойдем другим путем? – поднял бровь Рауль.

– Надо действовать! Не говорить, а действовать, и действовать их методами телевизионного шоу и рекламы! Поэтому из нашего ограбления мы устроим перфоменс! – Жан завелся не на шутку. – Мы придем в банк абсолютно голыми! Ибо, как говорил Македонский, каждый человек приходит в этот мир голый и с пустыми руками и уходит из него таким же. Только в сердце его целый мир. Весь мир в нем…

– Ты уверен, что явиться в банк голыми – это хорошая идея?

– Уверен! Ибо когда человек голый, взгляды работников будут сфокусированы на другом, и они не запомнят наших лиц. Всю электронику мы отключим. А убегать из банка будем на маршрутках, как простые работяги. И это тоже будет часть перфоменса.

– Мы что, голыми и в маршрутке поедем? – не понял я.

– Да. Поедем голые, но с мешками, полными денег. Будем ехать и раздавать доллары в маршрутке. Не знаю, но чувствую, что так надо. Единственное, что я знаю точно, – нужно выстраивать другую экономическую систему, другие отношения между государством и обществом, между людьми. Там, где начинается говорильня, – там пиар-революция. Это на руку тем, кто систему говорильни придумал. Мы же будем делать дела молча.

Это была необычно длинная речь для Жана. Видимо, накипело. Все замолчали.

– Мама? – позвала Катя в полной тишине.

– Не кричи.

– Просто когда ты моешь посуду, я тебя не слышу и поэтому громче кричу. Мама, я без тебя не могу. Мне с ними скучно!

После игры в доктора, отвергнутые Катей, пошли, как полагается, в регистратуру. Поднять и обновить карточку болезни Александры. Жан мог туда вклеить официальное заключение о смерти. Хоть какая-то польза! По пути Рауль купил две шоколадки. Одну с фундуком, другую с кешью.

В регистратуре стали просить девушек найти карточку Александры.

– А паспорт?

– Что?

– Давайте ваш паспорт.

Рауль протянул канадский паспорт. Потом опомнился и протянул удостоверение Жана.

– Понимаете, это не мне карточку надо, это не моя карточка, а моей невесты. Я ее люблю.

– Это имя женщины, – разъяснил я. – Александра. Паспорта ее у нас нет. Но есть желание довести наше расследование до конца.

– Что-нибудь натворила? – спросила заговорщическим тоном девушка, та, что потолще и покороче. Круглая, как фундук.

– Да, натворила, – сказал Рауль, – умерла.

– А зачем вам ее карточка? – спросила после минутной

паузы девушка, та, что потоньше и подлиннее. Сутулая, как кешью.

– Узнать, сможет ли она родить здорового ребенка, – разозлился я. – Послушайте, мы у вас попросили всего лишь карточку. Такая малость – карточка! А вы хотите в ответ узнать всю нашу подноготную, все секреты следствия.

– Хорошо, – испугалась та, что поменьше, – принесу я вам карточку.

И покатилась.

– Вот, – протянула пухлую тетрадь десять минут спустя та, что подлиннее. Видимо, ей рост позволял дотянуться до нужного стеллажа без лесенки.

– Спасибо! А, чуть не забыл, возьмите. – Рауль протянул девушкам по шоколадке. Той, что подлиннее, улыбнулся кривой, как кешью, улыбкой.

Из пропахшего лекарствами помещения вышли на открытый воздух. Читать было трудно, такое впечатление, словно рукой врача водило пьяное море.

– Коклюш, – разбирал я каракули, – ветрянка, краснуха, коньюнктивит.

– Что такое коньюнктивит? – спросил Жан.

– Вот его предлагают лечить парамалокула… – дальше я прочитать не смог.

– Это бред, – чихнул Жан, – сейчас я вас научу, как можно встать на ноги за пять минут, если на тебя наседает хворь.

Зашли в аптеку и накупили пузырьков со зверобоем и мать-и-мачехой, клюквой в спирте и калиной в чаче, насолом и нахлебником, лопухом от прыща и жмыхом от пчиха, тысячелистником – любит-не любит – и ромашкой – лети, лети лепесток, календулой и девясилом, подорожником и поднебесником, всему своя череда. Травы и травяные отвары отравляли своим одуряющим ароматом. Завораживали своей природной радостью и здоровым духом заговоров и разговоров.

– Смотрите, – заметил Жан, – раньше лечились народными средствами, но транснациональные корпорации разрушили традиционные культуры и заставили всех пользоваться продукцией фармацевтических фирм, за которую надо платить баснословные деньги. Напридумывали разных болезней со страшными названиями! Ставят ложные диагнозы, чтобы потом назначить дорогостоящее, но ненужное лечение.

Листы из тетради

Его учили с самого детства: если хочешь покорить женщину – подойди и возьми ее за промежность. Он так и делал – подходил к женщинам, держась за свое больное сердце. Пускал им пыль в глаза, будто ранен любовью. Но сам себе каждую минуту, каждую секунду говорил: я крепко держу ее за промежность. Так он познакомился со своей женой.

Но почему?! Почему, когда ее приобнял за талию другой мужчина, он ослабил хватку?

Смерть, думал он, она так же подходит и кладет руку, но не на промежность, а на сердце. Человек, как бы он ни любил другого, ослабляет хватку, когда вмешивается смерть. Но почему, может быть, из-за ревности? А может, потому что другой рукой смерть сжимает ему горло.

Человек держит одну руку на сердце – переживает, а смерть орудует двумя. Правая рука смерти – та же любовь.