Ах, эта Африка!
Шрифт:
Начались церемонные разговоры и традиционное приготовление чая по-арабски: на угли поставили металлический чайник, почти доверху набитый чайным листом; залили воду по мерке — число пятидесятиграммовых стаканчиков строго соответствовало числу участников чаепития; сверху положили рафинад из расчета по два кусочка на каждый стаканчик; эту смесь протомили на углях определенное время.
Вскоре первая порция чифиря была готова, разлита по чашечкам и предложена избранным и гостям, то есть нам. Пока мы, обжигаясь, прихлебывали эту взрывчатую смесь, неспешно описывая наши приключения, рассказывая о цели нашей поездки, выслушивая местные новости и чувствуя, как наши сердца начинали стучать в ускоренном ритме, на углях готовилась вторая порция: на этот раз заливалась двойная доза воды и по три кусочка сахара на
— Видишь, мы создали им праздник, — сказал Ришко, когда деревенский улей остался позади.
— По-моему, они всегда готовы к празднику, но надо признаться, что нам повезло.
— Да, теперь у нас снова шесть колес и сна ни в одном глазу.
— Разок попробовать интересно, но регулярно так накачиваться, ну его к черту!
— Угу, у меня сердце прямо в горле билось, Кстати, по спидометру мы проехали больше полпути.
Дорога давала возможность поддерживать крейсерскую скорость тридцать километров в час, мы трудились посменно и, когда в половине шестого рассвело, оказались уже в пустыне на песчаной колее среди дюн. Вскоре песок стал совсем сыпучим, и колея углубилась соответственно чуть ли не до полуметра. Поскольку она была проложена грузовиками, ширина ее стала непосильной для нашей малолитражки, в результате чего последняя легла на брюхо, повиснув всеми четырьмя колесами в воздухе.
— А лопату-то я забыл, — сказал Ришко.
— Знать бы заранее, что ты еще забыл.
— Нет, не нужно, зачем зря переживать, вдруг не понадобится?
Мы вышли, подумали, посоветовались, быстро руками выгребли песок между днищем и левыми колесами, образовав уступы, и, ухватившись за правый бок фургона, сдернули его в правую колею. Поехали правыми колесами по колее, левыми — по междуколейной горке. Довольно сносно, но удавалось удерживать нашу тачку в этом положении не более двухсот метров — потом она разрывала песок левыми колесами, соскальзывала и будто с наслаждением плюхалась на пузо. Мы выходили, повторяли всю последовательность действий, залезали обратно внутрь и продолжали двигаться и опять плюхались, и начинали все сначала. Когда в конце концов мы выбрались на твердую дорогу, я был измучен до предела.
— Все! — сказал я. — Больше ни на что сил моих нет!
— Я думаю, худшее позади, — сказал Ришко. — Нам осталось около пятнадцати километров, а до рандеву еще три часа.
На радостях мы рванули вперед на максимально возможной скорости и буквально через километр влетели в зыбун. А может быть, это был не зыбун, а какой-то специфический вид плотной грязи? Не знаю. Во всяком случае, автомобиль засел точно посередине этого дрянного пятна, трудно отличимого от поверхности остальной дороги, засосанный выше осей.
— Сволочь! — с чувством сказал я, открыв дверь, осторожно ступив на предательскую плоскость и провалившись по колено.
До переднего края было столько же, сколько и до заднего. Мы решили — вперед. Целый час руками рыли две колеи, которые, как ни странно, не затягивались, сохраняли форму. Потом я в полном озверении, ухватившись за задние скобы, раскачивал нашу бедняжку вверх-вниз, благо вместо рессор у нее были спиральные вертикальные пружины, и с отчаянием толкал ее синхронно с усилиями двигателя, пока Ришко мастерски манипулировал педалями сцепления и газа, а она, виновато плюя в меня подколесной пакостью, из последних сил рвалась от проклятой трясины, которая с неохотным утробным чмоком и хрюком постепенно отпускала свою жертву. Когда мы выбрались на твердое место, я бессильно опустился прямо на землю. Ришко выключил мотор, вышел, посмотрел на меня и принялся, что называется, дико хохотать.
— Ну и что? — мне было уже не до смеха.
— Извини… Трудно сдержаться. Если бы ты мог себя… ох!.. видеть! На тебе живого места нет! Ты стал прямо негром.
— Я прямо стал очень грязным белым. Поехали.
ГЛАВА 12
Дорога превратилась в ровный, приятный песчаный тракт. Появились деревушки, рощицы, люди на осликах и пешком — все указывало на близость города. Еще десяток минут, и мы ворвались в конечный пункт нашего путешествия. Из-под колес рассыпались в стороны овцы и куры, прохожие и сидящие на порогах домов глазели на нас, разинув рты, как на выходцев с того света. Ришко торжествующе клаксонил, из переулков появились мальчишки на невысоких неоседланных лошадках и загалопировали рядом с нами, так что когда улица вывела нас на центральную площадь к единственному отелю типа караван-сарая, у жителей был уже небольшой сабантуй. Ришко снял комнату на час, заплатив за сутки, и обалдевший от счастья хозяин пообещал немедленно организовать внеочередную бочку воды. Я понял, что это значит, только после того как, исследовав весь сарай, не обнаружил не только умывальника, но и намека на какой-либо кран. К этому времени грязь на мне превратилась в сухую корку и начала, усыхая, невыносимо драть весь нательный волосяной покров, мне казалось, что палач сдирает с меня живьем кожу.
— Потерпи немножечко, — ласково приговаривал Ришко, видя мои мучения. — Сейчас будет вода. И знаешь, как хорошо, что ты не южный волосатый человек и не снежный тоже.
— Да перестань ты меня смешить, видишь ведь, мне нельзя шевелиться!
Наконец во двор пришагал ослик, тащивший маленькую двухколесную повозку с железной бочкой на ней. Прибежали мальчуганы, приволокли ведра, корыто, быстро наполнили его, и я с облегченным стоном залез туда. Пока я отмокал, Ришко с помощью тех же пацанов вымыл автомобиль, который так и засверкал на солнце. Потом он умылся сам.
— До прилета наших мальчиков еще сорок минут, — сказал он. — Десять минут на перекус, пятнадцать минут на осмотр города и пятнадцать на формальности в аэропорту.
Город мы действительно осмотрели за пятнадцать минут. На все население, около восьми тысяч человек, существовал только один колодец на центральной площади, у которого с утра до ночи очередь за водой, вот когда я оценил внеочередную бочку хозяина сарая. Электричества в городке нет, горючего тоже, поэтому вытаскивают бадью с водой древнейшим способом — ходят по кругу два слепых осла. Все улицы радиально расходятся от центральной площади, и все они имеют одинаковый вид: вдоль глинобитных стен аллеи финиковых пальм, под которыми лежит подушка чистейшего сухого песка. С пальм свисают огромные разноцветные гроздья фиников, так как зреют плоды на каждой пальме в свое время. Все население в жаркое время дня лежит в тени пальм на прохладном песке. Закрою глаза и вижу: белый-белый песок, разноцветные пальмы, жарко — полдень, никто не ходит, все лежат.
Аэропорт находился за городом. Замечательный аэропорт: посередине огромного ровного земляного поля стояла жалкая хибара с радиоантенной на крыше и рядом на палке полосатый конус. При виде автомобиля начальник — пухлый, с толстыми, лоснящимися щеками африканец заплясал от радости.
— Ой, тысячу раз спасибо, ой, вы не представляете, как я счастлив. Я так боюсь садиться на лошадь, а теперь ой как я их легко буду разгонять!
— Кого их? — не поняли мы.
— Всех!.. Но в основном коз и ослов. Они ужасно любопытные! Как услышат самолет, так и бегут на поле. А ограды-то нет! Я сейчас же и испытаю, только что пилоты радировали, им осталось лета пять минут!
— А вы уже ездили на подобной машине? — деликатно поинтересовался Ришко.
— Ой, конечно! У нас тут один белый патер из миссии, у него такая же, я попробовал, это же совсем легко!
Он втиснулся в кабину, мотор взревел, машина прыгнула назад, завизжала тормозами, двигатель захлебнулся, потом зарычал, авто дернулось вперед раз, потом другой, затем судорожными рывками и пьяными зигзагами покатилось по широкому полю — на Ришко было больно смотреть.
— Пойдем погуляем, попрощаемся с городом, — предложил я.