Ахейцы. Книга третья
Шрифт:
– Хорош Атрей, спору нет – звучит голос хозяина заведения. Коль скоро все сошлись во мнениях, того и гляди, по домам разойдутся – а ему это зачем? Пусть пьют да платят. – Только вы же знаете предание – однажды явится человек в шкуре золотого барашка – он-то и станет настоящим правителем Микен. Только с ним город узнает истинный расцвет.
– Сказки все это. – машет рукой бородатый мужчина.
– Да и кто сказал, что явится он именно сейчас? Может еще сто лет пройдет, пока он соизволит пожаловать в Микены? – с пол оборота заводится круглолицый человечек.
– Но, это точно будет. Оракул Зевса каждый раз говорит об этом. – авторитетно заявляет владелец кабачка.
– Все в Микенах от мала до велика это знают, и все верят, что когда-нибудь так и будет – но это просто красивая сказка – вот однажды, в один прекрасный день заживут Микены
– Сказка не сказка – а люди верят в нее. – отвечает хозяин.
– Вот когда это предсказание сбудется, тогда и посмотрим. А сейчас нам царя лучше Атрея не сыскать.
И хозяину заведения приходится отступить – столь редкое единодушие собравшихся за его столами случается не часто. Задумчиво потягивая вино, Фиест молча слушал, не вступая в разговор – даже, когда при нем нахваливали брата, он и бровью не повел – что поделаешь, если проиграл он на этот раз Атрею? И микенская легенда не слишком заинтересовала его – в каждом городе, в каждом поселке существуют подобные предания – явится кто-то из вне и все устроит – сказки все это, ухмыляется про себя Фиест – ясное дело, сказки и только.
Желанные сны
Прохлада ночи заставляет согнуться калачиком на жестком ложе, с головой закутаться в теплый плед, лишь каштановые кудри робко выглядывают наружу – спит Фиест глубоким сном, почти не шевелится под мягким овечьим пледом. И снится ему, будто он еще совсем мальчишка – лет десять ему – никак не больше, и бегает он босиком по зеленому лугу среди пасущихся овец – но тех не пугают его порывистые движения и звонкий смех – их флегматичные морды задумчивы, маленькие бусинки глаз опущены долу – овцы и не думают тронуться с места – спокойно щиплют траву, полностью поглощенные таким важным занятием. Лишь мельком, не переставая жевать, взглянут на расшалившегося мальчишку и вновь погружаются своими длинными мордами в траву. Знает Фиест – это отара отца – дивные тонкорунные овцы – белые – все до одной – шерсть так и струится мелкой волной едва не до земли, и мягче этой шерсти не сыскать – царская, все же отара. Идиллическая получается картинка из давно ушедшего детства – белые овцы на зеленом лугу и мальчик бегает между ними. Фиест слышит свой смех, видит свое довольное лицо – от избытка беззаботного счастья он падает в траву, он просто заливается смехом – яркое солнце слепит его, терпкие запахи летних трав окружили со всех сторон, влажное тепло исходит от земли – широко раскидывает руки и ноги Фиест, подставляя их жаркому солнышку, закрывает глаза, и лежит так, наслаждаясь отдыхом, и только мелкая букашка щекотливо бежит по коже, да в раскрытую ладонь тычется теплый влажный нос. Открывает глаза Фиест – прямо возле него стоит барашек и смотрит доверчивыми черными глазенками. Золотой волной струится шерсть и вокруг шеи и по бокам, белые пряди смешались с искрящимся золотом, солнечные лучи отражаются, преломляясь, яркие блестки играют, скользят вниз, к траве – словно блестящий ореол вокруг барашка – он весь в сиянии – как же слепит солнышко – думает Фиест. Оттого барашек кажется золотым, как из сказки. Фиест не спеша опирается на локоть, поднимается, стараясь не спугнуть барашка – дотягивается рукою до шерсти – это не отблески, нет – ничего не кажется мальчику – золотые пряди сжимает пальцами Фиест – мягкие, волнистые, искрящиеся нити рассыпаются на ладони – настоящим золотым водопадом струится шерсть чудесного барашка – и солнце играет на ней ярким переливом.
– Мой, мой барашек – обнимает его за шею Фиест. – Красавец, весь из золота, прямо из сказки.
– Отпусти его, это мой барашек – грозный окрик запыхавшегося брата доносится до Фиеста. Атрей со всех ног бежит к ним. – Он мой.
– Это почему он твой? Я первый увидел его – защищается Фиест. Он и не думал выполнять приказ брата. Лишь сильнее вцепился в барашка Фиест – тот занервничал, замотал мордой. – Он сам ко мне пришел.
– Я весь день его сторожу. Как он может быть твоим? – возмущение Атрея не знает предела.
– Может ты и сторожил, а пришел он ко мне. – доказывает Фиест свою правоту.
– Ты и знать про него не знал. Хочешь все легко получить. Отдай, это мой барашек. – кричит Атрей.
– Нет, мой.
– Нет, мой.
Никто не собирается уступать, а барашек уже вырывается из рук Фиеста, и чуть не валится на бок, напуганный истошными криками мальчишек, Атрей налетает с кулаками на брата – вынужден защищаться Фиест – выпускает он барашка – тот опрометью кидается прочь, а братья, сцепившись, катаются по траве, дубасят друг друга что есть мочи -
– Мой барашек.
– Нет, мой…
Заметался во сне Фиест, защищаясь от брата – плед сброшен на пол – вертится Фиест с боку на бок, отражая невидимые удары, бьет соперника со всего маху – и так, и так, и еще раз так… Скатывается Фиест с постели на холодный каменный пол, больно ударяется он о дубовую ножку кровати.
– Ох – тяжело вздыхает спросонья Фиест, потирая ушибленное место. – И приснится же такое – продирает наконец глаза. – Будь он неладен, его брат – даже во сне нет покоя.
Помнит прекрасно Фиест этого барашка – помнит драки и ссоры из-за него. Помнит хмурое лицо отца – тот, устав разнимать сыновей, приказал изловить барашка, да и принес его в жертву Артемиде, одним махом положив конец бесконечным скандалам. Но, что ни говори, а умен их отец Пелоп – зачем сжигать такую красоту? Потому и досталось богине лишь мясо того барашка, а саму шкурку сохранил отец – поначалу запер ее в сундук, чтобы утихли страсти, а после отдал матери – любят женщины блестящие вещи. Это потом, спустя много лет, мать подарила золотую шкурку Аэропе – та умеет подлизаться к свекрови, когда ей надо, поди ж ты – все кругами ходила, пока не получила своего. Приглянулась молодой невестке блестящая мягкая шкурка – и надо же, ведь столько лет прошло, а она будто новая – все ей нипочем, и моль ее не ест.
– Что за сон? – вновь устраивается на кровати Фиест. – Уж не тот ли это барашек? То есть – не та ли шкурка? Что, если та самая?
От этой мысли сон отступил окончательно. Да и какой тут может быть сон, если с помощью этой шкурки можно стать во главе Микен? Ну что он – вернется сейчас к отцу, тот его спросит – что да как – и придется признаться Фиесту – проиграл он на этот раз брату – напрасно только ездил в Микены. Хмуро взглянет на него Пелоп – может и не скажет ничего, но по одному лишь лицу отца будет понятно – разочаровал его сын, нигде не способен он проявить себя. Фиест вскочил с постели, заходил босыми ногами по холодному каменному полу. Он вдруг ясно представил себе свое возвращение домой, в Пису, как вся многочисленная семья владыки Пелопоннеса сбежится послушать об успехах Фиеста там, в Микенах – а что он им скажет? Что никак не может достойно устроиться в жизни? Вот если бы раздобыть ту шкурку… Да что это он? Остановился Фиест посреди комнаты – что он, в самом деле? Неужели поверил пустым бредням? Разве может какая-то шкурка стать решающим фактором в таком деле – повлиять на выбор взрослых серьезных граждан? Не сумасшедшие же они – отдать предпочтение коту в мешке, то есть в шкурке, пусть и золотой, когда перед ними уже заслуживший доверие Атрей. Но, ведь каждый в Микенах знает об этом – так кажется они говорили… И каждый верит… А что, если это правда? Ведь по преданию настоящий правитель Микен непременно должен предъявить народу эту шкурку. Так почему бы не попробовать? Впереди у него целый день, и даже целая ночь, чтобы раздобыть эту шкурку – если только Аэропа взяла ее с собой в Микены. Да что я – усмехнулся Фиест – конечно, она ее взяла. Женщина – она как сорока – что блестит, то и хватает – а тем более, такая как Аэропа – своего не упустит ни за что. Значит, нужно управиться за этот день – день игр в честь погибшего Эврисфея. А следующим утром… Фиест вдруг представил, как он выходит на залитую солнцем площадь – перед всем народом – а на плечах у него ослепительно сияет золотая шкурка. И граждане Микен, потрясенные сбывшимся на их глазах предсказанием, бросаются к нему, целуют Фиесту руки, кланяются чуть не до земли, плачут от счастья и умоляют править ими… Стены темной комнаты словно расступились перед Фиестом – он больше не чувствовал ночной прохлады, забыл, что стоит босой на холодных камнях – он был уже где-то там, на вершине славы – подумать только – он, Фиест – герой из микенской сказки. Честолюбивые мечты полностью поглотили Фиеста, запутались в длинных каштановых кудрях и окончательно утонули в голубых глазах любителя легкой беззаботной жизни.
Красотка Аэропа
– Где она может быть, эта Аэропа?
Спозаранку Фиест оббегал все гулкие каменные залы эврисфеевского дворца в поисках жены своего брата, даже заглянул на кухню – бесполезно. Самая простая мысль, что та, должно быть еще спит сладким сном, с заметным опозданием все же пришла в его взбудораженную голову. Как в такой день можно спать? – рассуждает Фиест, а день-то между тем самый обычный – в Микенах все идет по давно расписанным правилам – лишь ближе к одиннадцати утра начнутся игры – народ потянется на стадион, наблюдать схватки борцов, стрельбу из лука и состязания в беге. А сейчас восьми еще нет – только не выспавшиеся рабы вяло снуют по помещениям.