Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь
Шрифт:
Николай подошел к ней вплотную и попытался взять ее за руку, но Анна отшатнулась, оторвав наконец взгляд от дельфинов, посмотрела ему в глаза и, утирая слезы, еле слышно произнесла:
– У нас все так же будет, понимаешь? У нас будет все то же самое. Мы не сможем быть счастливыми и закончим так же, как и они.
– Аня… – попытался было возразить Гумилев, но его спутница отступила еще на шаг и решительно встряхнула головой.
– Коля, я никогда не буду твоей женой. Пожалуйста, больше не проси меня об этом. И… все.
С этими словами Анна развернулась и быстро зашагала в сторону дороги, по которой они вышли к морю. Николай, сжав кулаки и с ненавистью посмотрев на погибших дельфинов, пошел следом за ней, стараясь держать дистанцию
Так они и шли всю дорогу в полном молчании. Анна не оборачивались, но Николай знал, что она слышит его шаги и чувствует себя в безопасности, поэтому старался не отставать. А потом, когда девушка скрылась за дверью своего дома, он резко развернулся и почти бегом бросился обратно на пляж. Ему хотелось еще раз посмотреть на дельфинов и попытаться понять, действительно ли они выпрыгнули на берег сами. Однако к тому времени на улице уже стало совсем темно, и Гумилеву не удалось найти виновников своей неудачи. Пнув ногой оказавшийся у него на пути камешек, он снова вернулся в город, а придя домой, принялся собирать в саквояж свои немногочисленные вещи…
Через несколько дней он был в Киеве, через пару недель – в Москве, потом – в Париже. Дел, которые Николаю нужно было уладить, оказалось на удивление много. К счастью, разобраться с ними ему удалось достаточно быстро, и уже в октябре он, впервые за многие годы, переступил порог своего родного дома в Царском Селе. Комната, в которой он жил в детстве, встретила его выцветшей от времени и слегка облупившейся росписью на стенах. Гумилев успел подзабыть собственные рисунки и оттого с еще большей радостью смотрел на разноцветных рыб, поднимающуюся к потолку волнистую морскую траву и затаившегося в углу спрута. Он словно бы вернулся в те давние годы, когда превращал свою комнату в подводное царство, и на краткий миг ему показалось, что потускневшие морские жители стали яркими и блестящими, а в воздухе поплыл резкий запах свежей масляной краски.
Но это ощущение длилось не больше секунды. Николай снова вернулся к реальности, в которой его комната была пыльной, краски на стенах – поблекшими, а юношеские мечты – навсегда потерявшими шанс сбыться. У молодого человека мелькнула мысль привести комнату в порядок и обновить роспись на стенах, но он тут же решительно отогнал ее. Несмотря на свой юный возраст, он был достаточно опытен, чтобы понимать: вернуть прошлое невозможно, как ни старайся. Да и не нужно ему было ничего возвращать – впереди его ждала новая жизнь, быть может, не такая беспечная, как прежде, но точно не менее интересная! С мечтами о новой жизни Гумилев и заснул среди своих блеклых морских декораций.
Но на следующий день пришлось распрощаться и с этой мечтой. Двое врачей армейской медкомиссии, не слушая горячих заверений Николая, что он может служить, желает выполнить свой долг перед родиной и имеет на это полное право, упрямо стояли на своем: с таким зрением, как у него, в армии делать нечего. Молодой человек испробовал все – от громкой возмущенной ругани до униженных просьб, но медики отказались признать его достаточно здоровым для службы и в конце концов выставили вон. Гумилев вышел на улицу, с грохотом захлопнул за собой дверь больницы, где проходил осмотр будущих солдат, а потом, отойдя от нее на несколько шагов, обернулся, погрозил оставшимся внутри врачам кулаком:
– Вы еще пожалеете! – и, гордо задрав голову, зашагал прочь.
Поравнявшись со следующим домом, он вдруг остановился. Дальше идти ему было некуда. Не в прямом смысле – можно, конечно, пойти домой, уехать в Поповку или Слепнево, где жили его родные, или снова отправиться в Париж, чтобы окончить учебу в Сорбонне. Но вот что делать дальше, какой цели добиваться – он теперь не знал.
Молодой человек подошел к стене дома, чтобы не стоять на пути у других прохожих,
– Николай… Степанович?
– Да, – удивленно ответил Гумилев.
– Вы сегодня были на медицинском освидетельствовании, и вам очень хотелось пойти служить.
– Да, – не стал отрицать очевидное Николай, – хотелось.
Незнакомец смотрел ему в глаза, но в его взгляде не было ни сочувствия, ни вообще каких-либо эмоций.
– Вы можете принести России пользу, занимаясь другим делом, – так же невозмутимо продолжил его странный собеседник.
– Каким же? – вскинул голову Николай.
– Более сложным, чем маршировать строем и выполнять чужие приказы. – Несмотря на то что ответ прозвучал совсем тихо, Гумилев вздрогнул, невольно огляделся по сторонам и быстро спросил:
– Я могу… узнать более подробно, что мне нужно будет делать?
– Разумеется, – согласно кивнул незнакомец. – Давайте вернемся в больницу.
Николай с готовностью выпрямился и отошел от стены дома. Незнакомец развернулся в сторону больницы и зашагал к ней, жестом пригласив несостоявшегося военного идти следом. Гумилев поспешил за ним и по дороге внезапно понял, что один раз все-таки уже где-то видел это обычное, плохо запоминающееся лицо. Вот только где именно и когда это было?
Глава VII Египет, Порт-Саид, 1907 г.
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.
Н. Гумилев
В трюме было темно и очень сыро. Болтовня спутников Николая, в первые дни плавания бодрая и веселая, окончательно сошла на нет, и теперь тишина вокруг него лишь изредка нарушалась усталыми вздохами и болезненными стонами. Качка, не слишком сильная, но невероятно монотонная, отняла у всех последние силы. И даже теперь, когда на море, судя по всему, установился почти полный штиль, охватившая пассажиров слабость не проходила, и разговаривать они были не в состоянии. Каждому хотелось просто сидеть или лежать неподвижно, молчать и ни о чем не думать.
Николай сидел, забившись в один из дальних углов, и, обхватив колени руками, мелко дрожал. Авантюра, в которую он втянулся, совсем еще недавно казавшаяся молодому человеку так прекрасно придуманной, за время плавания растеряла всю свою заманчивость. Оказалось, что бегство в Египет тайком от всех и путешествие в трюме грузового корабля без билета – занятие не только рискованное, но еще и крайне неприятное. Хотя, если бы Николаю сейчас представилась возможность начать все сначала и снова попробовать пробраться на уходящее в Африку судно, он все равно повторил бы эту попытку. Ведь иначе ему пришлось бы или остаться во Франции и долгими зимними вечерами умирать от скуки в своей крошечной комнате под самой крышей, или вернуться в Россию, где жила не ответившая на его чувства Анна… Нет уж, лучше трюм, в который не проникал ни один луч света, лучше бесконечно долгие дни и недели страха, что его обнаружат матросы, лучше качка и сырость! Тем более что это «заключение» в трюме должно скоро кончиться. Наверняка уже совсем скоро!