«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Шрифт:
Тогда у Александра возник вопрос – почему начальство до сих пор не распорядилось убрать неисправный самолет. Возможно, было занято чем-то важным?
Одного взгляда в сторону КП оказалось достаточно, чтобы понять, что об оставшихся на хозяйстве командирах он был слишком хорошего мнения. Исаев, высокий, дородный мужчина, вместе с новым начальником штаба Датским стояли на крыше землянки и преспокойно наблюдали за происходящим в бинокли.
Взбешенный Покрышкин бросился на КП.
– Почему не освободили взлетно-посадочную полосу?
Его вид в этот момент был настолько угрожающим, что Исаев, недолго думая, сам
– Что-о? – с хмурым видом враждебно протянул он. – Как ты смеешь задавать мне такие вопросы?
Исаев был старше Александра по должности и по званию, и в данный момент, в отсутствие командира полка Иванова, исполнял его обязанности. Свою роль, конечно, сыграли привычки бывшего партийного работника, которых все побаивались и тянулись перед ними в струнку.
К тому же Исаев считал себя достаточно опытным летчиком, чтобы выслушивать замечания в таком дерзком тоне от этого излишне самоуверенного комэска. Как-никак, а кадровый летчик-политработник с довоенным стажем, участник финской войны, награжденный за нее орденом Красного Знамени, а в эту, за бои под Ростовом, орденом Ленина, – и он обязан отчитываться перед каждым капитаном?
– Смею! Смею, потому, что это летчик из моей эскадрильи и я за него в ответе! При посадке против солнца любой может допустить ошибку! Солнце слепит!
– Солнце, говоришь, слепит? – недобро переспросил Исаев. – Тоже мне защитник нашелся!.. Ничего, вот посидит твой Голубев на «губе», тогда хорошо будет видеть и против солнца.
– Да вы что? – Покрышкин аж задохнулся от возмущения. – Человека, только что вернувшегося из боя и чисто случайно оставшегося живым, наказывать?!.. Да это вас надо посадить на «губу» за нераспорядительность, чтобы лучше соображали!
«Губой» на жаргоне летчиков называлась гауптвахта.
Разговор начинал принимать нежелательный для Исаева оборот, и он решил, что ему лучше всего замолчать.
Покрышкин вернулся на стоянку самолетов. Узнав, что Голубева действительно отвели на гауптвахту, он не находил себе места. Как освободить товарища? Решение напрашивалось только одно: дождаться возвращения командира полка из штаба дивизии и обратиться к нему за помощью.
«Сукин сын, – ругался про себя Александр, расхаживая возле своего самолета. – Если бы ты хоть раз слетал на боевое задание, ты бы понял, что это такое, и по-другому относился бы к летчикам. После такой страшной аварии посадить человека на «губу»!»
Первым, кто встретил Иванова, был Покрышкин. Узнав о происшествии, Виктор Петрович тут же потребовал от штурмана полка освободить летчика. Для Исаева это был щелчок по самолюбию, и он его, конечно, не забыл.
Двадцать первого июля полк перебрался за Дон. Группа летчиков полка полетела в район Ставрополья с целью сдать в полковые мастерские самолеты, у которых был на исходе моторесурс. По существу, это был выход на отдых. В полку остались две эскадрильи – Покрышкина и Крюкова.
С каждым днем брешь в обороне советских войск расширялась, немцы по ночам регулярно бомбили аэродром, и летчикам редко когда удавалось выспаться. А днем приходилось вести неравные бои. Против сотни советских самолетов на Южном фронте действовала тысяча немецких.
То была, пожалуй, самая трудная пора войны. Люди сдавали от постоянного переутомления.
Командир полка майор Иванов, обеспокоенный отсутствием известий от улетевшей группы
Узнав об этом происшествии, в полку все сильно переживали. Иванова уважали как командира и любили как человека, прекрасно понимая, какую роль он играл в коллективе.
31 июля 1942 года было объявлено построение личного состава полка. Начальник штаба Датский зачитал приказ командира дивизии о назначении командиром 16-го гвардейского истребительного полка штурмана Исаева. Летчики лишь недоуменно переглядывались. Все понимали, что Исаев по своим деловым качествам и летной подготовке для этой должности явно не подходил, тем более в такое напряженное время. В полку осталось пятнадцать летчиков и столько же потрепанных в боях «Яков».
Исаев, вероятно, и сам был не рад этому назначению, поскольку опасался, что может не справиться с новыми обязанностями. Но приказ есть приказ, его нужно выполнять, и вместо того, чтобы попытаться найти душевный подход к воздушным бойцам, к лидерам, какими были Крюков, Фигичев, Покрышкин, опереться на их опыт и знания, он решил зайти с другой стороны. Уже на первом построении он заявил, что намерен выбить из коллектива «ивановские привычки» и навести дисциплину.
Большей бестактности, чем это заявление, придумать было невозможно, и первым, кто по этому поводу возмутился, был, конечно, Покрышкин. Быстро сообразив, что сморозил глупость, новый командир полка скомкал разговор, но оба ясно поняли: хорошим отношениям между ними не бывать.
Исаеву вскоре присвоили звание майора.
Через несколько дней в районе станицы Гетьманской, уже на Северном Кавказе, Покрышкин с четверкой товарищей, не спрашивая у Исаева разрешения – что тут спрашивать, он бы все равно не разрешил, – организовал воздушную засаду.
Немцы вели себя нагло. Их бомбардировщики появлялись в определенные часы и словно по расписанию бомбили город Кропоткин.
Недалеко от линии фронта Покрышкин выбрал среди гор узкую полоску земли. С большими предосторожностями пятерка приземлилась на ней и замаскировалась. В половине третьего должны были появиться немцы.
Точно, минута в минуту, на фоне гор, между кучевыми облаками, появилась группа из тридцати «Ме-110» и «Ю-88». На этот раз они шли бомбить грозненские нефтепромыслы и одну из крупных железнодорожных станций.
Вначале им навстречу поднялись Покрышкин, Науменко, Бережной. Они атаковали первую группу из 18 самолетов. Вторую группу из 15 самолетов атаковали Федоров с Вербицким.
Атака советских истребителей в горной местности явилась для немцев полной неожиданностью. Они знали все советские аэродромы, которых было немного, понимали, что горы – не степь, в любом месте посадочную площадку не устроишь, поэтому обходили все аэродромы стороной и спокойно летали.
В результате внезапной атаки было сбито пять немецких самолетов, а остальные побросали свои бомбы в горы и удрали. Покрышкин сбил два «Ю-88» и один «Ме-110». Федоров сбил один «Ме-110», и один самолет они сбили коллективно. Поскольку в атаке участвовали пять советских летчиков, то было решено, что каждый из них сбил по одному самолету, чтобы не было обидно. Так и доложили начальству.