«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1

Полищук Евгений

Настроение у Покрышкина было хорошим. Усмехаясь, он рассказал Глинкам, как вчера, прямо после боевого вылета, не дав возможности даже переодеться, его посадили в «Виллис» и повезли в штаб армии. А Глинки, возмущаясь, рассказали, как дежурный не дал им пообедать, съесть шикарный украинский борщ, приготовленный хозяйкой, где они квартировались. А уж о традиционных вареных яйцах и говорить нечего. Вот так, впопыхах собрались, прибыли в штаб армии, а оттуда на «Дугласе» все трое добрались до Москвы.

Продолжая писать, Покрышкин

заметил, что если ничего не изменится, то сегодня их должен принять кто-то из командования и вручить им эту американскую медаль, ради чего, собственно говоря, их и вызвали в Москву. Может быть, даже удастся к вечеру вылететь обратно, на что Дмитрий философски заметил, что прежде всего им надо будет «обмыть» эту медаль здесь, в Москве, а потом уж возвращаться. К тому же ему хотелось бы кое с кем повстречаться – он намекал на встречу с женщиной, которой уже ухитрился назначить свидание.

Потом все замолчали и углубились в написание писем. Первую страницу письма Покрышкин написал спокойно и довольно быстро, но следующая, где речь зашла о брате Петре, вызвала у него сильные переживания.

Еще в Краснодаре, в кулуарах суда над предателями Родины, куда политотдел дивизии направил его по партийной разнарядке, к нему подошел какой-то незнакомый сержант и спросил, был ли у него брат по имени Петр. Александр невольно насторожился – само слово «был» таило в себе какую-то недобрую весть.

Получив подтверждение, сержант рассказал, что он служил с Петром на финской границе, где их и застала война. В первые же дни немцы отрезали их и прижали к Ладожскому озеру. Боеприпасы кончились, и перед отходом бойцы потопили свои пушки. Потом собрали плоты и поплыли ночью через бушующее от ветра озеро, надеясь под покровом темноты спастись от немецкой авиации и добраться до своих. Петр, с небольшой группой бойцов, вооружившись гранатами, остались прикрывать отход своих товарищей. Они надеялись потом пробиться к своим через леса. Еще долго отплывшие на плотах слышали позади себя стрельбу и взрывы. Больше сержант Петра не видел. Сдаться в плен такой человек, по его мнению, не мог. Скорее всего он пошел на врага с гранатами и погиб смертью героя.

О рассказе сержанта Покрышкин хотел написать в Новосибирск еще с Кубани, но все не решался. Вот и сейчас попытка написать о смерти брата вызвала у него сильные переживания. Он мотал головой, потом, не выдержав, воскликнул:

– Черт возьми!

– Ты о чем? – не понял младший Глинка, Дмитрий.

Покрышкин тут же спохватился и, не желая рассказывать братьям о сокровенном, схитрил:

– Эти командированные, черт бы их подрал. Вчера вечером привязались в гостинице – давай в нашу компанию. Неудобно было отказываться – все-таки старшие офицеры приглашают…

«Вот он где пропадал», – подумал Борис, вспомнив, что товарищ вернулся в номер поздно ночью.

Ему действительно после вчерашнего хотелось спать,

а тут еще воспоминания… Подумав, он решил не писать домой о случившемся с братом. Ведь матери ждать все-таки легче, чем знать, что ее сына уже нет в живых. К тому же он мог найтись, на войне всякое бывает. «Обо всем расскажу сам, когда представится случай побывать дома», – решил Александр.

Тут в кабинет зашел майор и предложил Покрышкину следовать за ним. Саша быстро сложил письмо, спрятал его в нагрудный карман, где лежал партбилет, кивнул Глинкам и пошел за ним по длинному коридору в самый конец здания.

Там они пересекли приемную, в которой сидело несколько генералов, с любопытством посмотревших вслед двум майорам, и вошли в просторный, отделанный дубовыми панелями кабинет. Слева в нем находился огромный стол заседаний, обитый зеленым сукном. Вдоль стен стояли стулья. В глубине кабинета виднелся небольшой рабочий стол с приставным столиком и двумя креслами по бокам. Над столом на стене висел портрет Сталина.

Где-то посередине кабинета их уже ожидал главнокомандующий ВВС маршал авиации Новиков.

– Товарищ маршал! – представился Александр, следуя инструктажу адъютанта, данному по пути. – Гвардии майор Покрышкин за получением награды Соединенных Штатов Америки по вашему приказанию прибыл!

– Здравия желаю, майор! – улыбаясь, ответил маршал и пожал Покрышкину руку. – Ну проходи, садись вот сюда, в кресло. Вот видишь, опять мы свиделись, только теперь при других обстоятельствах. Смотри-ка, ты уже Героем стал, повышен в звании. Если так дело пойдет и далее, ты меня скоро догонишь. А?

Покрышкин смущенно молчал, не зная, что в таких случаях надо говорить. Но маршал сам разрядил обстановку, предложив рассказать о делах на фронте. Саша коротко доложил о воздушных боях, о сбитых самолетах противника, о потерях в дивизии.

Выслушав майора, маршал заговорил об историческом значении воздушных сражений на Кубани, о роли 4-й воздушной армии во главе с ее командующим Вершининым в достижении выдающихся результатов…

– О ваших победах на Кубани на «кобрах», – продолжил маршал, – узнали в Европе и Америке. Президент Соединенных Штатов Америки Рузвельт обратился к товарищу Сталину с предложением наградить лучших советских летчиков, летающих на американских истребителях, боевой наградой США.

Взяв со стола документ, он зачитал поздравление американского президента летчику Покрышкину и затем произнес:

– Вы, Покрышкин, – первый летчик-истребитель в наших Военно-воздушных силах, которого награждают золотой медалью США «За выдающиеся заслуги». Надеюсь, что это только начало. Соединенные Штаты – первая из зарубежных стран, которая так высоко оценила ваши геройские подвиги.

Потом маршал вручил майору награду, разъяснил, где ее следует носить, по-отечески обнял смутившегося Александра и добавил: