«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Шрифт:
Богатый жизненный опыт старика и знание человеческой психологии позволяли ему трезво оценивать обстановку. Обо всем, что ожидает Германию, он не раз говорил сыну еще в тридцать девятом году, но тогда Эрих отца не слушал, считал, что старик отстал от жизни и ничего в ней не понимает. Он, как все немцы, был влюблен в фюрера и верил только ему.
Слухи о массированных налетах союзников расползались по всей Германии, и практика доктора Хартманна, как и других немецких врачей, увеличивалась с каждым днем, косвенно подтверждая выводы старика. Впервые вся семья была в панике. Эрих опасался за жизнь родителей, они считали, что он погибнет на фронте.
И хотя последние дни его пребывания в отпуске были отравлены нескрываемой тревогой родителей, физически Эрих оправился и почувствовал себя значительно лучше.
Свою эскадрилью после возвращения он нашел в Угриме, в районе Орла. В воздухе велись жаркие бои, обе стороны несли большие потери. У самого Эриха дела пошли хорошо, и он, следуя неуклонно своей тактике, начал сбивать советские самолеты. В основном это были «Ла-5». Под Орлом 52-я эскадра воевала против «Яков» и «лавочкиных». Девятого июля был сбит и не вернулся на аэродром его учитель Пауль Россманн. Альфред Гриславски был ранен еще на Тамани, когда, купаясь в Черном море под Анапой, он наступил на противопехотную мину на пляже. Сам Эрих после сражений на Кубани дал себе зарок не связываться больше с гвардейцами, летающими на «аэрокобрах». Но очень скоро они сами напомнили о себе.
После поражения под Орлом и Курском 52-ю эскадру перебросили на несколько дней под Харьков, а потом в Донбасс. Тут ей и пришлось вновь встретиться «со старыми знакомыми» – «аэрокобрами» с красными носами и вертикальной красной чертой на киле.
Новое столкновение оказалось для немецких асов удручающим – русские просто «заперли» их на аэродромах, не давая возможности подняться в воздух. В это время штурмовики расстреливали из пушек и бомбили крупные узловые станции, не позволяя наземным войскам перебрасывать технику.
Однажды, прямо над немецким аэродромом в Ивановке, произошла настоящая свалка. Первым со своим ведомым поднялся в воздух Вальтер Крупински. Эрих по привычке смотрел им вслед. Но что это? Почему их оказалось трое? Взлетали же вдвоем… А тут появился и четвертый. Только теперь до Эриха дошло, что к Крупински пристраивается пара «аэрокобр». То, чего они так опасались, – случилось. Под шум взлетающих «мессершмиттов» вражеские истребители подкрались незамеченными и уже берут Крупинского с его ведомым в прицел. Видит ли все это майор Ралль, находящийся у командной радиостанции? Успеет ли он предупредить своих летчиков о грозящей опасности, ведь они еще могут ускользнуть от атак «аэрокобр»?
Эрих окинул взглядом небо над головой. Мой бог! Над ним уже был целый рой самолетов. Русские действовали продуманно: одна группа обрушилась на аэродром, вторая охраняла ее от истребителей, которые могли прийти на помощь с других аэродромов. Только этой помощи неоткуда было взяться, потому что соседи тоже были блокированы.
Тут, в Ивановке, вся надежда была только на взлетевшую пару. Эрих хотел взглянуть, что с ней, но не успел. Раздался страшный грохот. Взрывной волной его швырнуло на землю, он сильно ушиб плечо. Когда Хартманн опомнился и подхватился, кругом стоял вой моторов, рвались бомбы, дождем сыпались снаряды и пули. Люди попрятались в щели, а кто не успел, те вжимались в землю, надеясь укрыться хоть за каким-то пригорком или в рытвине. Русские закупорили аэродром и поливали из бортового оружия стоянки самолетов. Где Крупински и его ведомый? Эрих лихорадочно крутил головой. Наконец он увидел один «мессершмитт», который, выпуская хлопья
Неожиданно русские исчезли. Крупински, используя остатки руля, с развороченным хвостом и пробитым масляным радиатором, шел на аварийную посадку. Уже на подходе к земле он увидел, что наперерез ему взлетает дежурное звено. Вальтер тут же бросил поврежденный самолет вниз, пытаясь избежать столкновения с взлетающими в воздухе. Его «мессершмитт» ударился колесами об землю, дал огромного «козла», вновь ударился об землю, а потом его стало заносить. Крупински ударил по тормозам, самолет резко стал на нос, и пилота бросило головой на прицел.
Оглушенного, перемазанного кровью из раны на голове, мокрого от пролитого бензина, бьющегося в истерике Крупински аварийная группа извлекла из кабины истребителя через пару минут и отправила в госпиталь. Так Эрих Хартманн стал командиром эскадрильи.
Но вот и передний край. Столбы дыма и мерцающие вспышки от разрывов показывали, что на земле идет жаркий бой. Большая группа русских штурмовиков, под прикрытием «Ла-5» и «Як-7», штурмовала немецкие позиции.
Раздумывать было некогда. Эрих с лейтенантом Пульсом первыми пошли в атаку. Пикируя, они обстреливали все, что попадало в прицел. Они проскочили вниз, а затем Хартманн, заложив крутой вираж, зашел в хвост одному из советских штурмовиков и с дистанции в сто метров ударил со всех пушек. Сильный взрыв от штурмовика пошел вниз, его левое крыло отвалилось, и он закувыркался к земле.
Хартманн тут же развернулся, приблизился ко второму штурмовику и расстрелял его в упор. Когда «Ил-2» вспыхнул, Эрих уже его проскочил и, желая оценить обстановку, бросил взгляд вниз, где в поле, под каждым кустом были войска. В это мгновение он почувствовал несколько сильных ударов в самолет снизу. От мотора сразу потянуло дымом.
Он не чувствовал никакого страха. «Какого черта, что случилось, Эрих, – по привычке заговорил он сам с собой вслух. – Зенитки, шальной снаряд в воздушном бою, какое это имеет значение сейчас. Прежде чем этот чертов самолет грохнет, надо развернуться на запад, отключить зажигание и перекрыть подачу топлива».
Через несколько минут дым и огонь исчезли. Он снял очки, и яркое солнце ударило в глаза. Земля пугающе приближалась, и совершалось это гораздо быстрее, чем ему хотелось. Трехлопастный винт заклинившего мотора оказался мощным тормозом, и самолет начал круто снижаться.
Нет, он не снижался, он угрожающе сыпался вниз. «Так можно самого себя загнать в могилу или при ударе потерять сознание, – подумал Эрих. – Нужно постараться сесть нормально. Вон там поле, кажется, это подсолнухи, достаточно большое… Туда… Прижимай его… Прижимай, Эрих… Как планер, на котором мать учила тебя когда-то летать».
Земля, казавшаяся с высоты плоской, спокойной, зашевелилась и ожила. Поле лежало перед ним изогнутыми рядами подсолнухов, поворачивающих свои головы вслед за солнцем. Земля уже совсем близко. Машина ее коснулась и по инерции понеслась по полю, подымая пыль и бросая в воздух стебли подсолнухов. Эрих бросил ручку управления и уперся руками в панель с приборами. Теперь он был готов ко всему: начнет самолет кувыркаться – он пригнет голову к коленкам, резко остановится – не ударится головой.
Ну вот, кажется, пронесло и на этот раз. Эрих отстегнул лямки парашюта и склонился над приборной панелью – строгий приказ требовал, чтобы пилот, покидая самолет при аварийной посадке, забирал с собой бортовые часы. Их не хватало в частях.