Ахульго
Шрифт:
Но Муртазали Оротинский и не думал оставлять Граббе в покое, он только сменил позицию. Его задачей было продолжать тревожить войска, затруднять их следование и дождаться подхода Ташава-хаджи, который должен был вскоре явиться с новыми силами. Тогда бы удалось вновь занять перевал и отрезать Граббе путь к отступлению.
Отряд Граббе, похожий на огнедышащего дракона, двигался дальше. Неподалеку от Дануха, у места, до которого была разработана дорога, был сделан привал. Пока саперы пробивали дорогу дальше, войска приводили себя в порядок и хоронили убитых. Раненых перевязали и отправили в Удачное, где остался походный лазарет.
Траскин,
– А как насчет этого аула, ваше превосходительство? – спросил Траскин Граббе.
– Все они одинаковые, – ответил Граббе.
– Что ни аул, то разбойничий притон.
– Неужели так его и оставим? – продолжал Траскин, внимательно разглядывая Данух в подзорную трубу.
– Вы разве не слышали, господин полковник? – сказал Граббе.
– Разведчики уверяют, что аул пуст.
– Совершенно верно, – кивал Траскин.
– Но разве это повод для его пощажения? Если бы жители вышли к нам со смиренным принесением покорности… А то ведь все к Шамилю подались. Я полагаю, что неприятель сделал это намеренно, чтобы сохранить сильную позицию на будущее.
Граббе начал догадываться, куда клонит Траскин. Участие в такой экспедиции уже было для него подвигом, но если бы оказалось возможным отличиться, это значительно украсило бы его послужной список.
– Что вы предлагаете? – спросил Граббе.
– Атаковать аул, – выпалил Траскин.
– Если вашему превосходительству будет угодно доверить мне командование сей операцией.
Окружавшие их офицеры переглянулись, и в их глазах недоумение соседствовало с иронией. Они отлично знали цену подобным операциям, которые частенько придумывались лишь для того, чтобы важным чинам, своим или приезжавшим с инспекциями, представился повод заслужить награду. Впрочем, они и сами не упускали случая пустить пыль в глаза. Стойкие в настоящем бою, командиры-кавказцы всегда готовы были «сочинить дело» и там, где его не было. И чем шумнее, громче, тем значительнее выходило в реляциях самое ничтожное происшествие. И они не считали это за грех, потому что знали, с какой легкостью в канцеляриях навешивают ордена на залетных барчуков, даже не нюхавших пороху, зато протежируемых петербургским начальством.
– Я, ваше превосходительство, знаю, как надо, – горячился Траскин, размахивая руками.
– Тут артиллерию, там кавалерию, а после солдаты – в штыковую, на «Ура!».
– Да вы стратег! – деланно улыбнулся Граббе.
– И как мне самому не пришла в голову такая важная мысль? Дерзайте, господин полковник! Даю вам три часа.
Но Данух был не совсем пуст. Айдемир давно уже лежал на крыше дома, наблюдая за тем, что происходило в лагере Граббе. Там пели горны, слышалась барабанная дробь, а саперы не перестали взрывать скалы.
Айдемир ждал, пока проснется Аркадий, чтобы перебраться на другой наблюдательный пункт по ходу движения отряда.
Неожиданно из лагеря вышла небольшая колонна и направилась к Дануху. Впереди двигались милиционеры, за ними скакали казаки с двумя пушками, следом шел батальон егерей, а в конце колонны двигалась большая кибитка, сопровождаемая военным оркестром и солдатами, которые помогали кибитке преодолевать заваленную камнями узкую дорогу.
Не доходя до аула с полверсты, артиллерия развернулась и открыла огонь. Сделав с дюжину выстрелов, пушки умолкли. Молчал и аул. Тогда кавалерия бросилась его окружать, а пехота пошла в штыковую атаку.
Айдемир уводил еще не совсем проснувшегося, но успевшего оглохнуть от пушек Аркадия по извилистым улицам аула.
– Зачем стреляют? – не понимал Аркадий.
– Тебя ловят, – кричал Айдемир.
– Беги за мной!
Они покинули аул задолго до того, как Траскин самолично прибыл к захваченному Дануху. Он выбрался из кибитки и принялся командовать, все больше ощущая себя полководцем на поле сражения. Траскин суетиться, раздавал приказания, но его никто не слушал, потому что каждый и без него знал свой маневр.
Как и в прошлый раз, в плен были взяты пустые сакли, а трофеями послужили дрова и сушившиеся на террасах пучки трав. Тем не менее Траскин чувствовал себя победителем. В конце концов он рисковал своей жизнью. Взять хотя бы каменные лавины, которые обрушились с гор, когда отряд подходил к аулу. Да и сам он, надо признаться, был отличной мишенью при своих необычайных размерах. За каждым углом, на каждой крыше мог оказаться отчаянный мюрид, мечтавший лишить отряд одного из главных начальников. Траскин слышал, что такие случаи бывали. Глядишь – пустой аул, а сунешься – ад кромешный. Вот и теперь он шел по аулу и кожей чувствовал, с какой ненавистью смотрят на него пустые глазницы каменных домов. Он не верил лазутчикам, которые донесли, что аул уже день как оставлен. Траскину хотелось думать, что горцы бежали, устрашившись его атаки. Следов поспешного бегства он, правда, не заметил. Хоть бы одна отбившаяся овца, хоть бы раненная курица – и того бы было достаточно для свидетельства о его победе. И Траскину повезло. Егеря нашли корову, видимо, в спешке забытую, которая вернулась к своему дому и жалобно мычала, толкая рогами запертые ворота.
Возвращение Траскина в лагерь было триумфальным. Все участники молниеносной экспедиции получили усиленный рацион и сверх того по чарке водки.
– Покорно благодарим, ваше превосходительство! – кричали солдаты.
Оркестр играл победный марш, солдаты плясали, а растроганный Траскин и сам едва сдерживался, чтобы не составить солдатам компанию.
В журнале военных действий геройский подвиг начальника штаба Линии был отмечен особо. Милютин облек его в надлежащую форму, добавив картинные описания вымышленных маневров, окружений и штурмов. В результате о полковнике Траскине в рапорте было записано как о «совершившем важный к пользе и славе империи подвиг без малейших пожертвований, явив не только отличное усердие и храбрость, но и новый опыт неустрашимости с совершенным пренебрежением опасностей».
Траскин перечитывал эту запись снова и снова, будто не веря своим глазам и воинскому счастью. Запись о взятии Пантелеевым Артлуха выглядела куда скромнее.
– Он и без того генерал, – оправдывал себя Траскин.
– И орденов успел нахватать.
На радостях Траскин расщедрился. На алтарь своей победы над беззащитным аулом он возложил трофейную корову и послал адъютанта с тремя казаками в Удачное за вьюками из личных запасов. Офицерам был дан такой обед, что тосты за героя не умолкали несколько часов. И только Граббе был мрачен. Непомерное бахвальство Траскина вывело его из себя, и он неожиданно, без объяснений, покинул пировавшую компанию. Бросившемуся следом адъютанту Васильчикову Граббе велел писать приказ по отряду, суть которого заключалась в следующем: вакханалию прекратить, пьянство пресечь, трубить общий сбор и немедленно выступать.