Ахульго
Шрифт:
Когда открылся совет и Ярагский предложил избрать Шамиля имамом, он ответил:
– Будет лучше, если я останусь помощником имама, каким был при Гази-Магомеде и Гамзатбеке. Потому прошу вас избрать имама среди более достойных людей, которые здесь присутствуют.
Но собравшиеся не согласились с Шамилем:
– Мы не видим другого, кто более достоин стать имамом.
– Истинно, ты самый храбрый, знающий и совершенный среди нас.
– Будь нашим имамом, Шамиль!
Но Шамиль не соглашался, считая, что воевать куда легче, чем управлять народами гор, давая им единые законы и требуя их исполнения.
– Для этого нужен человек знающий и мудрый, – убеждал собравшихся Шамиль.
– Такой, как почтенный Саид из Игали.
– Это не мое дело, – возразил Саид.
– Я твердо знаю, что не в состоянии взять на себя имамство.
– Будь нашим имамом, Шамиль! – настаивали встревоженные посланцы обществ.
– Только ты сможешь собрать народы гор в единый народ!
– Только в твоих руках власть принесет пользу людям!
– Лучше пусть будет имамом Сурхай из Коло, – упорствовал Шамиль.
– Его ученость безгранична, и он обладает многими талантами.
– Чтобы быть имамом, этого недостаточно, – ответил Сурхай.
– Имамом должен стать ты, которого любит и уважает народ, – сказал Газияв Андийский.
– Мы не можем разойтись, пока не изберем имама, – добавил Саид.
– Кто знает, сможем ли мы собраться еще раз? Нашим врагам это будет только на руку, и они обязательно этим воспользуются. Соглашайся, Шамиль, если хочешь народу добра.
– Не огорчай отказом людей, которые ждут твоего имамства, – призывал Ярагский.
– Они прибыли сюда не спорить с тобой, а исполнить то, что поручили им их общества.
Шамиль колебался. Он понимал, как трудно будет принимать решения, от которых зависит судьба всего Дагестана. Слишком большая ответственность ложилась на плечи имама, и так же высока была бы цена ошибок, если бы он их совершил.
Шейх будто читал его мысли. Он положил руку на плечо Шамиля и сказал.
– Соглашайся. А вопросы, которые ты не сможешь решить сам, мы решим вместе. У нас много мудрых и ученых людей. Мы изберем совет, меджлис, который всегда поможет имаму найти правильное решение. Кроме того, Имамату потребуются новые законы. Ты можешь их предлагать, но утверждать их будет совет.
Теперь у Шамиля не оставалось выбора, и он сказал собравшимся:
– Если так, то я приму на себя имамство, не вдаваясь в то, трудное это дело или легкое.
– Наш имам – Шамиль! – провозгласил шейх, обнимая Шамиля.
– Да будет долгим его имамство! Да поможет ему Аллах!
Люди радовались благополучному завершению столь важного дела и спешили поздравить своего избранника. А затем наступила тишина – люди хотели услышать первые слова нового имама Дагестана.
Шамиль молчал, ясно ощущая, как неведомая светлая сила наполняет все его существо. Он будто преобразился и начал говорить, сам удивляясь словам, которые произносил. Шамиль призвал забыть взаимные обиды и сплотиться перед опасностью полного порабощения. Главным он считал вовсе не войну, а необходимость завершить то, что начали первые имамы – объединить народы гор в независимое государство – Имамат, основанное на равенстве и свободе, вере и справедливости. Он вдохновенно убеждал собравшихся, что только единое государство свободных людей, какой бы ни была их вера, сможет себя защитить, что только так можно избавиться от нужды и притеснений, и с ними станут всерьез считаться великие державы. И что лишь так можно обрести мир и покончить с войнами.
В конце речи он воздел руку к небу и сжал пальцы в кулак, ясно обозначив свои истинные намерения. А затем добавил, по-своему развив завет Ярагского и напоминая сподвижникам о том, что освобождение народа нужно начинать с самих себя и своих людей:
– Каждый человек должен быть свободным, не должен покоряться и не должен стремиться покорить другого человека. Рабовладелец тоже раб.
Убедившись, что их судьба теперь в надежных руках, люди разъехались по горам, объявляя повсюду волю нового имама.
Хаджи-Мурад, которого хунзахцы избрали своим предводителем, был еще очень молод, но люди уважали его за редкую отвагу. Ахмед-хан Мехтулинский, ставший регентом при малолетнем наследнике Хунзахского ханства, завидовал славе Хаджи-Мурада и втайне его опасался. Но Хаджи-Мурад делал то, что не могли сделать другие – берег от мюридов ханский дом, и с ним приходилось считаться.
Вот и теперь, когда опозоренный сборщик податей въехал в Хунзах на осле и сообщил о случившемся Хаджи-Мураду, тот не стал долго раздумывать. Он пригрозил сборщику, что отрежет ему язык, если тот не будет помалкивать, а сам собрал имевшихся под рукой нукеров и помчался к взбунтовавшемуся аулу. Людей у него было немного, утром он отправил основные силы усмирять другой аул, решивший отложиться от ханства и перейти к Шамилю.
Комендант крепости полковник Педяш предложил Хаджи-Мураду свою помощь, но гордый джигит отказался.
– Это наше дело, – сказал он полковнику.
– Я сам потолкую с мюридами.
Про Шамиля он даже не упомянул, чтобы в Хунзахе не началась паника.
Хаджи-Мурад уже подходил к аулу, когда увидел, что оттуда движется целое войско. Было темно, но сотни мерцавших в ночи факелов свидетельствовали о том, что Хаджи-Мурада ждет жаркая встреча.
Хаджи-Мурад подал знак остановиться. Всадники замерли, и из ночи до них долетел гимн мюридов, двигавшихся на него с горы. Соразмерив силы и расположение противника, Хаджи-Мурад решил не искушать судьбу и велел поворачивать обратно.
– Разве мы не нападем на них? – удивлялись нукеры, привыкшие, что Хаджи-Мурад не ведает страха.
– Можно было бы и напасть, – ответил Хаджи-Мурад.
– Но тогда будет резня, в которой мало кто уцелеет.
– Тебе что, мюридов жалко? – удивлялись нукеры.
– Мне жаль этих глупых людей, которые пошли за мюридами, – сказал Хаджи-Мурад.
– А ханское стадо надо беречь.
Он решил дождаться возвращения своих основных сил, а уж потом проучить бунтарей так, чтобы об этом вспоминали их дальние потомки. И еще он рассчитывал на то, что, упиваясь победой над самим Хаджи-Мурадом, Шамиль не уйдет и дождется его возвращения.
Его нукеры вернулись только через день, сильно потрепанные и злые от того, что им не удалось захватить аул, вышедший из повиновения ханам. И таких аулов становилось все больше, несмотря на бахвальство Фезе, объявившего, что вся Авария им занята и приведена в надлежащую покорность. Фезе ушел, а вместе с ним ушла и мнимая покорность.
Взбешенный Хаджи-Мурад, не дав своим людям передохнуть, повел их на Шамиля. Добравшись до аула, он отправил часть конницы в обход, а сам ринулся на аул во главе самых храбрых джигитов.