Ахульго
Шрифт:
– И дни теплые. Кто тут все восстановит, если не мы?
Всадники потянулись к чиркатинской дороге, вившейся вдоль реки.
– Мир, – говорил про себя Шамиль.
– Надолго ли?
Дорогу перегородила большая овечья отара. Это возвращался с первых весенних пастбищ пожилой чабан со шрамом во всю щеку. Увидев Шамиля, он поспешил к нему навстречу, яростно расталкивая овец.
– Шамиль!
Имам узнал в чабане Курбана из Чиркаты – давнего своего приятеля, раненого при защите Ашильты от войск Фезе. Шамиль сошел с коня, обнял чабана и стал его расспрашивать о житье-бытье.
– Засиделся что-то, – молодецки встряхивал плечами Курбан.
– Взял бы ты меня в мюриды, я бы еще показал, как воевать надо.
– И так все видели, как ты работал саблей за двоих, – улыбался Шамиль.
– Она еще цела?
– Целее меня, – потряс ярлыгой Курбан, подтверждая, что крепка еще его сабля.
Сабля эта была знаменита. Добытая его предком в битве с Надир-шахом, сабля имела два клинка, которые расходились при взмахе. Звалась такая сабля «зулькарнай» – двурогая, и защищаться от нее было очень трудно.
– Теперь я зову ее Ахульго, – важно сообщил Курбан.
– Потому что двойная.
Он похлопал имама по плечу и пригласил в свой шалаш отдохнуть с дороги и отведать хинкал с курдюком.
Но Шамиль вежливо отказался, ссылаясь на то, что его ждут в Чиркате.
– Я тоже тебя ждал! – сказал Курбан.
– Сына хочу женить.
– Дай Аллах, дай Аллах, – кивал Шамиль.
– Хорошее дело. На чьей дочери женишь?
– Махмуда дочь, ашильтинца. Помнишь, в которого из пушки попали?
Шамиль погрустнел. Махмуд был смелым воином. И был отличным каменотесом. Он строил дом Шамиля на Ахульго. А когда полетели ядра, решился на ночную вылазку, чтобы опрокинуть пушку в пропасть. Они успели сбросить одну пушку, когда с другой батареи по смельчакам ударили картечью.
– Помню, да упокоится душа его в раю.
– Хорошо, что ты вернулся, – говорил Курбан.
– А то никак со свадьбой не выходит.
– Почему? – удивился Шамиль. —
Невеста не нравится?
– Нравится она ему! – уверял Курбан.
– Такая красавица – сам бы женился!
– В чем же тогда дело?
– Некогда, говорит. В мюриды хочет.
– Разве одно мешает другому?
– Вот и я ему говорю: у имама целых две жены!
– Если сын не слушает отца, как он будет мюридом имама?
– Слушает он, – оправдывался Курбан.
– Но если ты ему велишь – сразу женится! Он тебя знаешь, как уважает!
– Посмотрим, – улыбнулся имам.
– Пришли его ко мне.
Шамиль тронул коня, но Курбан шел рядом, продолжая говорить:
– Не гневись имам, но в Чиркате тебя дожидается столько важных людей! Начнутся хабары, дела, не до моего сына будет. Да и зачем отнимать время у великого имама? Ты скажи свое слово, а я ему передам.
– Тогда скажи, что женатый мюрид – хороший мюрид. А, братья? – обернулся он к своим спутникам.
– Правда, – улыбался Султанбек.
– Если мы не будем жениться, откуда возьмутся новые мюриды? – смеялся Юнус.
– Женатые дерутся лучше! – весело откликались остальные.
– И любят крепче, когда мужья долго дома не бывают!
– Когда жена рядом, даже пес злее кусается!
– Так и скажу, – радостно улыбался чабан.
– Имам велел жениться!
– Так и скажи, – кивнул Шамиль.
– А когда свадьбу играть? – спросил Юнус.
– Чем скорее, тем лучше.
– Имам сказал – значит, так и будет! – объявил Курбан.
– Все приходите!
– Нас слишком много, – покачал головой Шамиль.
– Вот и хорошо, – говорил Курбан, оглядываясь на мюридов.
– Баранов у меня хватит. Я же чабан как-никак.
– Придем, если будет на то воля Аллаха, – пообещал Шамиль.
Имам пришпорил коня и понесся вперед. Мюриды бросились его догонять.
А чабан принялся собирать отару, которая успела разбрестись по пригоркам.
– Ну-ка пошли домой! Котлы по вас плачут!
Глава 9
Уже вечерело, когда Шамиль увидел костры, расположенные в определенном порядке. Они горели неподалеку от моста через реку, за которой на нескольких уступах раскинулся аул Чирката, окруженный цветущими садами.
Вокруг костров отдыхало по нескольку десятков мюридов, а неподалеку паслись их кони. Шамиль был рад видеть столь организованные отряды, что для горцев было весьма необычно.
Приближаясь к лагерю, имам узнавал знамена своих наибов. Вот зеленое, с красной каймой, двухконечное знамя наиба Магомеда Ахбердилава из Хунзаха. Ученый и храбрый, добрый и сдержанный, он был правой рукой Шамиля. Ахбердилав был соратником первых имамов, и Шамиль мог положиться на него в самых трудных делах. Славу Ахбердилаву принесли не только его удачные походы, но и мудрое терпение, с которым он разрешал споры между селами, склоняя их к добрососедству и побуждая к борьбе с общими для всех притеснителями. Это он чуть не бросился на генерала Клюгенау, когда тот уговаривал Шамиля явиться в Тифлис просить императора о помиловании, а затем отвел руку Шамиля, когда тот хотел пожать руку протянутую генералом. Клюгенау вспылил, и Шамилю едва удалось разнять разгневанных противников.
А вон там, справа, красное с зелеными углами у древка, двухконечное знамя Ташава-хаджи Эндиреевского. Наиб своим знаменем очень гордился, потому что унаследовал его от первого имама Гази-Магомеда. Ташав тоже был весьма учен и титул хаджи носил по праву, совершив в молодости хадж в священную Мекку. Он дрался еще с Ермоловым, а затем и другими царскими генералами. Он был муллой древнего аула Эндирей, лежавшего на плоскости и подверженного опасностям куда больше, чем горные аулы. Тем не менее Ташав-хаджи вдохновенно утверждал шариат как лучший путь к спасению души каждого и всего народа. Действуя в Кумыкии и Чечне, он, когда возникала надобность, являлся к имаму со своим отрядом джигитов, собранных из разных народов. Неподалеку от Эндирея теперь стояла большая царская крепость Внезапная, Ташав был оттеснен в чеченские леса, но влияние его было по-прежнему велико.