Ахульго
Шрифт:
– Ефимка! – кричал канонир.
– Не видал, чья работа?
Но Ефимка сидел, вжавшись в дальний угол батареи, зажмурив глаза и закрыв уши руками. Он думал только о том, что ядра летят на Ахульго, а там живет та девочка, которую он видел у реки.
– То-то! – погладил его по вихрам фельдфебель.
– От такой жарни, случалось, и бывалые канониры ума лишались.
Извещенный о случившемся, Граббе поспешил вернуться к Ахульго. Пока Галафеев с Пулло браво докладывали о том, как ловко им удалось устроить
– Однако же они успели разрушить наши осадные работы, – негодовал командующий.
– Зато получили по зубам и в другой раз не сунутся, – парировал Галафеев.
– А мне сдается, что они вырвали зубы у нас, – сказал Граббе, – коими мы вот-вот могли впиться в перешеек, ведущий к Ахульго.
– Дозорные все глаза проглядели, а эти как из-под земли выскочили, – оправдывался Пулло.
– А сапу мы восстановим, – пообещал Галафеев.
– Опять задержка! – махнул рукой Граббе.
– Так мы тут до зимы просидим.
– Они и месяца не выдержат, – уверял Пулло.
– Нам бы только Сурхаеву башню взять, уж очень мешает, – говорил Галафеев.
– На четыре версты окружение растягивает. Никаких войск не напасешься!
– Взять! – сердито произнес Граббе.
– А то Ахульго – вот оно, но видит око, да зуб неймет.
Позвали топографа и Милютина. Алексеев раскинул на столе карту. Граббе склонился над детальным изображением местности и ткнул пальцем в башню.
– Мимо нее к Новому Ахульго не пройти.
– Да и к самой башне подобраться трудно, – прикидывал по карте Галафеев.
– Трудно? – вскинул брови Граббе.
– На войне всегда трудно. Особенно тем, кто воевать не умеет.
– И укрыться негде, – продолжал Галафеев, не обращая внимания на плохо скрытый упрек.
– И не надобно, – покачал головой Граббе.
– А надобно атаковать и взять ее во что бы то ни стало!
– Неужели и подступиться нельзя? – спросил Пулло топографа.
– С трех обращенных к нам сторон только скалы и никаких пологостей, ваше превосходительство, – отвечал Алексеев, показывая на карте.
– Сами изволите видеть, крутизна почти что отвесная.
– Ну а вы как полагаете? – обратился Граббе к Милютину.
– Хребет у нее крепкий, ваше превосходительство, – сказал Милютин.
– Как-с? – недовольно процедил Граббе.
– Я в том смысле, ваше превосходительство, что Новое Ахульго – это вроде как бык, – водил пальцем по карте Милютин.
– А Сурхаева башня – голова его, с рогами и глазами. А посередине – перешеек, хребет.
– Что мы тут ни делай, им с башни все видно, – вставил Пулло.
– И бьют они метко, – добавил Галафеев.
– Отсечь бы голову, а с остальным легче будет, – тяжело вздыхал Граббе.
– Отсечем, – уверял Галафеев.
– И каким же способом? – обернулся к нему Граббе.
– Самым обыкновенным, тут другого не придумаешь, – сказал Галафеев.
– Пробить пушками бреши в башне, а там и в штыковую.
– Это вы славно придумали, – сурово улыбнулся Граббе.
– А солдаты к этой самой бреши тоже из пушки полетят? На манер ядра? Или крылья у них вырастут?
– Кручи нам не страшны, – ответил Галафеев.
– Наш солдат куда угодно влезет без всяких крыльев, – поддержал его Пулло.
– Было бы за что зацепиться, хоть штыком, хоть ногтем.
– Однако, ваше превосходительство, военная наука не припомнит случая… – попробовал возразить Милютин против генеральского апломба.
– Вздор! – оборвал его Граббе.
– По вашей науке мы давно должны были снять осаду и вернуться не солоно хлебавши.
– Тогда пиши пропало, – сказал Галафеев.
– Однако успех, несоразмерный с жертвами, не всегда оправдан, – храбро возражал Милютин.
– Не вашего ума дело, – снова осадил его Граббе.
– Или вы допускаете, что жертвы, принесенные нами доселе, останутся напрасными? Нет, любезный вы мой теоретик, не допущу! Теория берется из практики, а практика будет такова, что я возьму эту башню и Ахульго возьму! И никто нас не спросит, каковы были жертвы. Нас спросят, где результат? Где Шамиль? И войска тут не на параде, а на войне. А была ли в истории война без жертв? И запомнила ли история полководца, спасовавшего перед противником, дабы сохранить войска?
– Прошу прощения, ваше превосходительство, но боюсь, что я не совсем точно высказал свою мысль, – оправдывался смущенный Милютин.
– Я только хотел сказать, что перед таким штурмом необходима основательная подготовка.
– Спасибо за науку, – усмехнулся Граббе.
– Только лучше поучитесь сами, как серьезные дела делаются. Тут не армия на армию, поручик, тут уже воля на волю.
Граббе приказал готовиться к штурму. А тем временем возможно ближе продвинуть батареи к Сурхаевой башне, чтобы орудия показали свою настоящую силу.
В штабную палатку явился встревоженный Васильчиков со вскрытыми пакетами.
– Ваше превосходительство, – докладывал впопыхах адъютант.
– Позвольте…
– Оставьте церемонии, – прервал его Граббе, протягивая руку за пакетами.
– Что там?
– Одно из Тифлиса, особой важности…
Васильчиков собирался изложить все по порядку, но Граббе поднял руку, жестом приказав адъютанту замолчать. Командующий вчитывался в депеши и менялся в лице. Первое сообщение его не обрадовало. Из штаба Кавказского корпуса сообщалось об отправке к Ахульго войск, освободившихся после компании против Ага-бека на Самуре. Выходило, что победа была не столь внушительной, если Головин слал ему всего три батальона пехоты, хотя и с орудиями, вместо шести, на которых настаивал Граббе.