Ахульго
Шрифт:
И когда священник восклицал:
– Господу помолимся.
Солдаты крестились и отзывались:
– Господи, помилуй…
Неподалеку в отдельной могиле Лиза хоронила своего мужа Михаила. Она отказалась хоронить его вместе с остальными, потому что узнала, что над братской могилой будет потом разведен большой костер, чтобы скрыть ее место от горцев. Когда над могилой прапорщика Михаила Нерского был поставлен крест, Лиза всплакнула, положила на могилу один из мужних эполетов
Вскоре к Граббе явился денщик Иван с нюхательными солями и прочими снадобьями. Он знал, как привести в чувство барина, с которым такое уже случалось.
Очнувшись, Граббе огляделся, будто вспоминая, где он находится, и велел Галафееву.
– В погоню! Немедленно!
Всем постам было велено усилить бдительность, по ближайшим аулам были разосланы уведомления о строгом наказании, которое ожидает тех, кто примет к себе возмутителя, а преследовать беглецов была брошена Хунзахская милиция во главе с Хаджи-Мурадом.
Хаджи-Мурад догадывался, где нужно искать Шамиля. Часть милиции он пустил по правому берегу реки, который еще хранил следы стычек постов с беглецами, а сам с двумя сотнями всадников переправился по новому мосту на левый берег Койсу и двинулся вдоль спускавшихся к ней горных склонов.
Ахбердилав, Юнус и еще несколько мюридов не оставляли надежды отыскать что-нибудь подходящее для сооружения моста. Можно было попробовать соорудить его из нанесенных рекой обломков деревьев, привязывая одно к другому, однако на это не было времени. Пара подходящих стволов виднелась на другом берегу, но достать их было невозможно.
– Посмотрите туда, – крикнул вдруг Юнус, показывая в сторону Ахульго.
Люди всмотрелись вдаль и заметили всадников, рыщущих по обеим сторонам реки. Преследователи хоть и медленно, но приближались.
И тогда Шамиль решился на отчаянное дело. Он задумал перепрыгнуть с одного берега на другой, как в Гимрах перепрыгнул через строй солдат, осаждавших башню. Как и тогда, ему негде было как следует разбежаться, но, как и в прошлый раз, необходимость брала верх над невозможностью. До другого берега было около шести шагов, и это походило на самоубийство. Никто не думал, что на такое можно решиться, а потому никто не счел необходимым отговаривать имама. И люди не поверили своим глазам, когда изможденный и раненый Шамиль сделал несколько пружинящих шагов и взмыл над пропастью. Тело, которое Шамиль тренировал с юности, теперь возвращало ему долги. Шамиль перелетел через пропасть и вцепился в край утеса на другом берегу. Он сильно ударился о камни, разодрал пальцы в кровь, но все же сумел взобраться на утес и сел, переводя дух. Он смотрел в бездну под ногами, в ревущую в теснине реку, на своих людей на другом берегу и не верил сам, что сумел сделать то, что сделал. Боли он не чувствовал, его переполняла надежда, что теперь он сможет спасти хотя бы тех, кто уцелел в аду Ахульго.
Затем Шамиль спустился к реке, где среди камней застряли подходящие длинные стволы, и связал их брошенной Юнусом веревкой. Их подняли, перекинули над рекой, и люди смогли благополучно перебраться на левый берег. Погоня приближалась, и им следовало поскорее укрыться, чтобы не быть замеченными.
Но их заметили. Биякай, желавший отличиться и отправленный в погоню с Хаджи-Мурадом, вдруг осадил коня и указал вперед.
– Там кто-то есть!
Хаджи-Мурад достал подзорную трубу и направил ее туда, куда указывал Биякай. Там Хаджи-Мурад действительно увидел группу людей. Он разглядел, как они разрушили за собой мост, перекинутый через реку, и спешили укрыться в заросших деревьями складках гор.
– Ну, что там? – изнемогал от нетерпения Биякай.
– Горные туры, – ответил Хаджи-Му-рад.
– Из-за козы дерутся.
– Дай-ка посмотреть! – не верил Биякай.
Хаджи-Мурад, не глядя, протянул ему подзорную трубу, но выпустил ее из рук раньше, чем до нее дотянулся Биякай.
Труба полетела по каменистому склону, теряя свои стекла, а затем скрылась в бурных водах Койсу.
– Что ты наделал? – оглянулся на Биякая Хаджи-Мурад.
– Я не виноват, – оправдывался испуганный Биякай.
– Ты не так ее дал…
– Может, ты не так ее взял? – двинулся на Биякая разгневанный Хаджи-Му-рад.
– Ты многое делаешь не так! Видно, мюриды тебя сильно обидели, если ты принимаешь за них даже туров!
Биякай, опасаясь скатиться со своим конем вслед за трубой, ретировался.
– Сами их ищите! – обиженно сказал он и двинулся назад.
– Нужен был мне этот Шамиль со своими разбойниками!
Хаджи-Мурада разрывали противоречивые желания. С одной стороны, он давно хотел встретиться с Шамилем лицом к лицу, чтобы разрешить висевший в воздухе вопрос о том, кто в горах храбрее. Но, с другой стороны, уход Шамиля из Ахульго посрамил врагов самого Хаджи-Мурада и, в первую очередь, Ахмед-хана, которого он ненавидел больше, чем желал помериться силами с Шамилем. К тому же Хаджи-Мурад понимал, что урок мужества, преподанный горцами генералу Граббе, запомнится в Дагестане навечно, и отважному джигиту совсем не хотелось, чтобы его потом вспоминали как предателя, выдавшего обессиленных людей тем, кто не смог их победить. Хаджи-Мурад не любил мюридов, но теперь готов был признать, что они достойны уважения.
– Если бы Аллах не хотел спасения Шамиля, имам остался бы среди погибших на Ахульго, – рассудил Хаджи-Му-рад.
– И не мне лезть в это дело.
А своим нукерам велел:
– Ищите получше! И не спешите, они должны быть где-то здесь!
Оставив милиционеров позади, Хаджи-Мурад выехал вперед, надеясь, что Шамиль воспользуется медлительностью преследователей и успеет скрыться.
Когда он не спеша добрался до места, где еще недавно был мост, на другой стороне уже стояли его милиционеры, которые шли по правому берегу.
– Они перешли здесь! – кричали с другого берега.
– Мы видели пятна крови, которые ведут сюда.
– Вы думаете, они перелетели через эту пропасть? – спросил Хаджи-Мурад, удивляясь в душе тому, что Шамиль и его люди все же ее преодолели.
– Это дело невозможное, – отвечали милиционеры.
– Ищите дальше, – велел Хаджи-Му-рад.
– Идите вниз, в сторону Чиркея!
Тем, кто был с ним, Хаджи-Мурад велел поворачивать. Направляясь обратно, Хаджи-Мурад размышлял о том, что будет в горах дальше. Победа Граббе была похожа на поражение. Такое падение Ахульго после трехмесячной осады могло привести к Шамилю больше сторонников, чем у него было до того, как сюда пришел Граббе. Хаджи-Мурад чувствовал, что скоро и ему придется выбирать между вольной жизнью со славными битвами и унижениями, которые он испытывал под властью Ахмед-хана и его царских начальников.
Почти о том же толковали и милиционеры, не менее Хаджи-Мурада впечатленные своими соплеменниками, оборонявшими Ахульго. А после чудесного исчезновения Шамиля милиционеры с особым чувством пересказывали друг другу легенды, ходившие об имаме.
– Говорят, Шамиль знает молитвы, которые делают его неуязвимым и ослепляют его врагов, – говорил один.
– Сам Аллах делает так, что глаза врагов Шамиля перестают его видеть, – соглашался другой.
– Сколько людей погубили, а кому от этого польза? – рассуждал третий.