Ахульго
Шрифт:
– Жив! – обрадовался Васильчиков.
– И слава Богу, – перевел дух Граббе, удерживая Милютина на носилках.
– Как же вас угораздило, голубчик?
– Сам не знаю, – с трудом улыбался Милютин.
– В плечо ранен, – сказал санитар.
– Навылет.
– С башни сняли, ваше превосходительство – сообщил солдат.
– На самый верх залез. Видать, хотел значок снять.
Граббе поднял глаза на уцелевшую башню и увидел над ней знамя.
– Сорвать, – велел он Васильчикову.
–
– Немедленно в лазарет, – велел Граббе солдатам.
– И смотрите у меня, чтобы был как новый!
– Срастется! – пообещал санитар, уходя вслед за носилками и подкладывая под мундир Милютина корпию.
Проводив глазами поручика, Граббе принялся оглядывать взятое укрепление, вернее, то, что от него осталось. Он хотел войти, но, увидев бритую окровавленную голову горца, лежавшего у башни, остановился.
Из рухнувших ворот появился черный от дыма Пулло с шашкой в руке.
– Осмелюсь доложить, ваше превосходительство… – устало начал Пулло.
– Браво, полковник, – прервал его Граббе и пожал Пулло руку.
– Отменное вышло дело, – согласился полковник.
– Жаль только, Ташав ушел.
– Как ушел? – изумился Граббе.
– Бог его знает, – в сердцах рубанул шашкой воздух Пулло.
– Прорвался, дьявол.
– Дас, – мрачно заключил Граббе.
– Ура! – кричал Васильчиков, размахивая снятым с башни знаменем наиба.
– Наша взяла!
Но, увидев мрачных командиров, сразу сник и опустил знамя.
– За такую победу царь не похвалит, – предрек Граббе.
– Достанем еще, – пообещал Пулло, вкладывая шашку в ножны.
– Он, полагаю, в Саясан ушел, в ставку свою, – предположил появившийся Лабинцев.
– Значит, и нам туда же. Дороги известны? – спросил Граббе.
– Найдем, – кивнул Лабинцев.
– Они теперь через Балансу пошли, мы там рядом проходили ночью.
– Главное – не дать ему опомниться, – сказал Граббе.
– А непокорные деревни, которые ему содействуют, надобно примерно наказать.
– Как насчет убитых прикажете, ваше превосходительство? – спросил Пулло, умывая лицо из походной фляжки.
Граббе оглянулся. Убитых относили на край поляны, где стояли санитарные телеги с ранеными.
– Много? – спросил Граббе.
– Не считали еще, но есть.
– Отправить назад, – велел Граббе.
– Но ведь война, ваше превосходительство, – сказал Лабинцев.
– Обычно мы хороним убитых на месте, а сверху – костер.
– Как – костер? – не понял Граббе.
– Чтобы не нашли, – пожал плечами Пулло.
– А если отправлять, то к обозу еще и конвой надобен. Отсюда, может, и доедут, а после – как?
Убитых и раненых решено было отправить под охраной во Внезапную. Доктор настаивал, что Милютину тоже надо в лазарет, в покой, так как пулей была повреждена кость, но поручик отказывался покинуть отряд.
После окончательного разрушения укрепления отряду был дан отдых.
Вскоре явились старейшины от местных аулов, прося выдать тела убитых.
– А ведь я предупреждал вас, – гневался Граббе.
– Не вняли! Вот и навлекли беду.
Старики молчали, угрюмо поглядывая на сожженное укрепление.
– Надеюсь, хоть теперь образумитесь! – сказал Граббе.
– Иначе ваши аулы ждет та же участь!
Тела были выданы в обмен на обещание не содействовать Ташаву-хаджи и не принимать у себя мюридов Шамиля.
Егеря, рыскавшие в лесу в поисках оставшихся мюридов, никого не нашли, зато притащили убитого шальной пулей оленя. Тушу тут же разделали и развели костер, навалив на него ветви ненавистного держидерева. Нажарив сочных, душистых шашлыков, офицеры устроили пир в честь взятия укрепления. Остальное отдали солдатам, а сверх того им была выдана двойная винная порция.
На следующее утро, когда санитарный обоз изготовился к отбытию, Граббе снова посоветовал Милютину отправиться во Внезапную, в лазарет, не подвергая свое здоровье излишнему риску.
– Позвольте остаться, ваше превосходительство, – настаивал Милютин.
– Одумайтесь, поручик, – ответил Граббе.
– На ваш век походов хватит.
– Я отлично себя чувствую! – уверял Милютин и через силу шевелил пальцами висевшей на перевязи руки.
Однако Граббе беспокоило то, что дальнейший путь был куда более опасен и отправлять транспорты во Внезапную было бы уже невозможно.
– Значит, вы уверяете, что идете на поправку? – спросил Граббе.
– Так точно, ваше превосходительство!
В доказательство своего выздоровления Милютин представил Граббе карту дела при урочище Ахмат-тала с указанием позиций противников, завалов, хода боевых действий и укрепления Ташава-хаджи, каким оно было до взятия. Причем укрепление было изображено и отдельно с показом профиля сооружения.
– Когда же вы это успели? – удивился Граббе, разглядывая подробнейшую карт у.
– Не спалось, ваше превосходительство.
Это был ценный документ, который мог очень пригодиться Граббе при составлении рапорта начальству. Да и сами рапорты с помощью Милютина выходили отменные, не говоря уже о записях в журнале военных действий отряда, ведение которого входило в обязанности Милютина как офицера Генерального штаба.
– Ну что ж, – как бы нехотя согласился Граббе.
– Только обещайте, что не будете понапрасну лезть в пекло.
– Слово офицера, – засиял Милютин.
– И запомните, – наставлял Граббе.