Ахульго
Шрифт:
– А тяжести, артиллерийский парк, табун – все это я оставляю в крепости под прикрытием роты Апшеронского батальона и Кумыкской милиции. И вы, милостивый государь, – Граббе обернулся к Траскину, – Можете остаться с ними. Если понадобитесь, мы за вами пришлем. После же разгрома бунтовщиков, а на это, полагаю, много времени не понадобится, отряд продолжит движение на Ахульго, к главной нашей цели, а резерв придет к нему на соединение.
– В каком месте? – заглянул в карту Траскин.
– Дело покажет, – ответил Граббе.
– Вы получите
Офицеры уже собирались разойтись, когда Граббе осенило:
– Погодите, господа командиры! – Граббе понизил голос, давая понять, что сообщает нечто особенное важное.
– Горцы тревожили нас ночью. Так отчего бы у них и не поучиться?
Офицеры недоуменно переглядывались.
– Полагаю, лучше выступить не на рассвете, как у вас тут заведено, а затемно, – объявил Граббе.
– Ночью? – удивился Пулло, оглядываясь на других командиров.
– Внезапность – половина дела! – сказал Граббе, доставая часы.
– Приказываю теперь же, тайно, изготовиться к походу. Полковник Лабинцев со своим отрядом отправляется так быстро, как только сможет.
– Будет исполнено! – козырнул Лабинцев и заторопился исполнять приказание.
– Остальные – извольте в полночь, без шума сняться с позиции, – велел Граббе.
– За сим, господа, мое почтение.
Командиры отправились к своим частям. Остались только адъютант Васильчиков и член штаба отряда Милютин.
– Так-то, – сказал им Граббе.
– Учитесь. По-старинке еще сто лет воевать будем, а надобно менять и тактику, и стратегию.
– Совершенно справедливо, – заметил Милютин.
– Каков противник, такова и тактика! – догадался Васильчиков.
– Далеко пойдете, милостивые государи, – похвалил Граббе.
– И все же попрошу вас убедиться, что все делается, как приказано.
– Не извольте беспокоиться, – заверил Милютин.
Граббе кивнул, а затем обратился к Васильчикову:
– Велите седлать моего коня.
– Какого прикажете, ваше превосходительство? – уточнял Васильчиков.
– Того, что поспокойнее, гнедого.
Васильчиков козырнул генералу и вышел. Заметив, что Милютин остался, Граббе недоуменно вскинул брови.
– Осмелюсь просить, ваше превосходительство, – несмело сказал Милютин.
– Говорите.
– Прошу назначить меня в отряд полковника Лабинцева, – выпалил Милютин.
– Не терпится в дело? – усмехнулся Граббе.
– Понимаю, понимаю. Это даже похвально, милостивый государь. Однако… Все же вы – офицер Генерального штаба, у вас другое предназначение.
– Мое предназначение – служить верой и правдой! – ответил Милютин.
– Вам бы следовало больше по теоретической части, – сомневался Граббе.
– Навоюетесь еще.
– Без практики и теория хромает, ваше превосходительство, – уговаривал генерала Милютин.
– Ну что ж, – сказал Граббе.
– Если вам так угодно.
– Премного благодарен, ваше превосходительство! – обрадовался Милютин.
– Я не подведу, обещаю.
– Ну, с Богом, – благословил поручика Граббе.
– Рад стараться! – козырнул Милютин и поспешил к своему новому командиру.
Генерал Граббе был доволен произведенным эффектом. Из своего прошлого опыта он не вынес ничего полезного для горной войны, нарушавшей все европейские правила. Зато по старой выучке тайного агента он хорошо знал цену тайным предприятиям, способным если не уничтожить противника, то хотя бы удивить его, застать врасплох, озадачить. Когда можно было употребить подобные способы, они всегда давали некоторое преимущество.
Граббе отужинал, а затем подписал приказ о назначении полковника Пулло начальником отрядного штаба. Покончив с этим, Граббе принялся сочинять воззвание, которое надлежало разослать по окрестным ичкерийским селам. В результате получилось грозное письмо, которое, как наделся Граббе, отобьет желание помогать Ташаву у кого угодно.
«Государь Император Всероссийский вверил мне управление всеми горскими племенами, обитающими между кордонною линией и Кавказским хребтом, – объявлял Граббе.
– И поручил мне употребить все способы, дабы сии народы жили в мире и спокойствии, исполняли Высочайшую волю, которая клонится к счастью и благоденствию всех. Между тем я узнал, что недостойный и низкий мюрид Шамиль, старый товарищ Кази-муллы, которого русские войска разбили под Гимрами, имеет среди ичкерийцев много друзей. Негодный Андреевский мулла, изменник Ташав-хаджи, обманывает вас, старается возмутить против русского правительства, успел набрать между вами партии, которые не хотят повиноваться Российскому государю и вместе с Шамилем убеждают всех жителей принять его шариат. Поэтому я прибыл сам в Чечню с отрядом для того, чтобы восстановить здесь спокойствие и законный порядок, уничтожить козни Ташава-хаджи, истребить до основания непокорные аулы и оказать милость и покровительство мирным жителям».
Глава 52
Через два часа из лагеря почти бесшумно вышел отряд Лабинцева и вскоре исчез в кромешной тьме. Майская ночь располагала к скрытным действиям, за низкими облаками не было видно ни луны, ни звезд. Только белевшая впереди папаха проводника и условные сигналы, напоминавшие тявканье лисицы, указывала отряду путь.
В полночь не забили барабаны и горны не запели «В поход!». Палаточный лагерь будто сам собой растворился в ночи, пронизанной звоном цикад.