Ахундов
Шрифт:
Саттар пел. И чем выше поднимался его голос, тем оживленнее становилась улица. На крышах домов со скорбной думой о жизни сидели бедные люди и внимали песне любимого ашуга. А рядом стояла мрачная и страшная тюрьма. К железной решетке тянулись закованные в цепи человеческие руки. В глазах стариков и юношей стояли безмолвные слезы: они плакали вместе с Саят-Новой, великим "охотником мелодий", песню которого пел Саттар. Даже солдаты, забыв о своих узниках, прислушивались к этой песне. А Саттар все пел. Голос его, могучий и страстный, звучал как набат, как суровый клич, как крик измученной
Смешавшись с толпой, задумчивые и печальные, слушали песню Саттара автор "Ран Армении" и создатель "Элегической касыдэ". Перед глазами Ахундова вставал весь объятый мраком фанатичный феодальный мир, где царствовали шахи и ханы, беки и моллы в чалмах, которым верил и подчинялся невежественный и безграмотный народ. Нет никаких законов, никакой управы над деспотичными правителями восточного мира. Всюду рабство, голод и нищета. Нет школ, нет промышленности, нет дорог, нет больниц, нет свободы. Он искал виновных, но не видел их. Ни Абовян, ни Ахундов не могли ответить на беспощадно стоящий перед ними вопрос: что делать?
Ахундов составлял для соотечественников учебные пособия, вел преподавательскую деятельность, но все это его не удовлетворяло. Он чувствовал, что перед горем народным его усилия — капля в море.
В начале 1840 года в Тифлис приехал преследуемый в Гяндже духовенством старый учитель Ахундова поэт Мирза Шафи. Трудно ему было найти работу в городе, и Ахундов, поговорив с Абовяном, решил оставить службу в училище и устроить на свое место безработного Мирзу Шафи.
Только в конце октября, после многих волнений и тревог, Мирза Шафи был определен на казенную службу.
Начался тифлисский период жизни этого замечательного поэта. В Тифлисе Мирза Шафи еще более сблизился со своим любимым учеником. В его доме, в "диване мудрости", очень часто собирались Ахундов, Абовян, Бакиханов и другие тифлисские поэты. Члены литературного кружка читали свои стихи, обсуждали их, беседовали о классиках, разбирали стихи Физули, Хайяма [42] , Саади. Мирза Шафи всей душой отдался поэтической работе. Измученный тяжелой жизнью в родном городе, наученный горьким опытом, поэт пытался ничем не вызывать недовольства тифлисских духовных лиц, гянджинские собратья которых причинили ему немало зла в прошлом. Он писал о любви, о красоте, о радостях человеческой жизни. Лишь порою поэт обращал, как и раньше, свои острые стрелы против молл и невежественных визирей, но все эти стихи никому, кроме самых близких друзей, не читал. В 1841 году Бакиханов уехал в свое Кубинское поместье. А в 1843 году Тифлис оставил Абовян, назначенный смотрителем Эриванского уездного училища. Литературный кружок Мирзы Шафи распался.
42
[42] Хайям Омар — выдающийся персидско-таджикский поэт, математик и философ.
Однажды из Нухи приехал почтенный старик, привезший печальные вести. В углу лежал большой хурджун [43] , на столе были разложены привезенные им подарки.
Опустив голову, слушал Ахундов рассказ старика.
— Да, так умер твой приемный отец, Гаджи Алескер. Мир праху его. Да откроются перед ним врата цветущего
Старик кивал своей седой головой, рассказывал и внимательно следил за Ахундовым.
43
[43] Хурджун — дорожная сумка из ковровой ткани.
— Теперь дочь осталась у него, круглая сирота. Некому за ней посмотреть. Да и средств мало. Жаль! Хорошая, добрая девушка!
Ахундов помнил Тубу. Он провел вместе с ней в одном доме все свои юношеские годы. Она была для него почти родной сестрой.
Нерешительно, искоса поглядывая на Фатали, старик продолжал:
— Она осталась одна, и ты живешь холостяком. — Старик оглядел скромную полупустую комнату. — Пора и тебе жениться. Семьей обзавестись. Дети будут, вырастут, катать на спине станем.
Задумчиво слушал бормотание старика Ахундов.
— Она была мне почти сестрой, — сказал он.
— Сирота твоего приемного отца. Надо беречь честь семьи, честь дома покойного Гаджи. Зачем мы будем выдавать ее замуж за другого? Не пойдет она в чужой дом.
Что он мог сказать ему в ответ? Любит ли? Он не знал. Да пока и не думал о женитьбе.
Стояла чудесная солнечная погода. Во дворе, под высокими деревьями весело играли дети соседей. Он грустно оглядел свою скромную комнату холостяка. Старик напряженно следил за каждым его взглядом.
— Я подумаю! — проговорил Ахундов после минутного молчания.
— Зачем тебе думать надо? — обрадованно сказал старик. — Я уже подумал за тебя. Я привез ее с собой. Сейчас она у соседей, стесняется тебя. Дай согласие, и мы устроим веселую свадьбу. Радоваться будем. Да благословит аллах твое счастье.
Старик вышел, и через несколько минут в комнату вошла Тубу.
Вскоре Ахундов женился.
Свадьба, семейные дела, переезд на новую квартиру несколько отвлекли его от литературных занятий.
В 1846 году Ахундов назначается письменным переводчиком в канцелярию нового главноуправляющего (теперь он называется наместником) Кавказа князя М.С. Воронцова. В том же году "за отлично усердную службу" ему был присвоен чин подпоручика.
С 4 ноября 1848 года по 7 марта 1849 года он находился в командировке в Иране, сопровождал генерал-лейтенанта Шилинга, отправленного с кабинетным письмом от Николая Первого к повелителю Ирана Насреддин-шаху по случаю его вступления на престол. Воспользовавшись поездкой в Иран, Ахундов побывал в Хамие, где когда-то провел свои детские годы.
Он стоял недалеко от дома, в котором прошло его детство, и молча смотрел на унылые, серые крестьянские дома. Он чувствовал себя виноватым в многострадальной жизни своего покойного отца, могилу которого ему еле-еле удалось найти на старом, беспорядочном кладбище Хамне. Никогда ему не было так грустно, никогда он не чувствовал себя столь несчастным.
Очень трогательна была встреча с сестрой, так много сделавшей для него. Он всегда вспоминал ее с глубокой благодарностью.
Но эта поездка принесла Ахундову и много горьких минут. Всюду его преследовали страшные картины феодальной жизни. Он хотел видеть народ свободным и счастливым, хотел найти путь для его освобождения от нищеты и вымирания. Страдания жгли его душу.