Аир. Хозяин болота
Шрифт:
Глава 6
Божий суд
Небесное светило медовыми каплями стекало на частокол леса. Дурное время для божьего суда: ночью вылезают из укрытий твари лесные, сильнее становится нечисть. Однако ждать никто не стал. Куда там! После признания несостоявшейся невесты никто глаз до рассвета не сомкнет да трижды обойдет избу по кругу с горящей лучиной, дабы впущенное ею Лихо не пробралось в соседние дома!
Невеста
Недобрые мысли одолевали людей, явившихся на суд. И уж никак эти люди не были на стороне девицы. К ней и подойти-то боялись, все рассматривали издали да ловили за воротники любопытных мальчишек, норовивших выдернуть зеленый волосок из головы у Ивы. А девка шла гордо, вскинув подбородок. Будто бы и не она вовсе повинна в том, что заместо праздника люди на казнь явились.
Вот и река. Звонкая, быстрая, холодная в самую лютую жару. Бабы вечно препирались, кого из домашних отправить полоскать белье, ведь покуда вернешься отогреваться, пальцы занемеют – не разогнешь.
Соседи в нерешительности замерли у края тропки, сбегающей к мосткам, Ива дальше пошла одна. Там, внизу, уже стоял тот, кто вызвался отвечать на суде вместо нее. Она спустилась и ступила на мостки. Он не шелохнулся. Поклонившись спине чужака, Ива молвила:
– Зачем беду кликаешь, добрый молодец? Ты не наш, не тебе за меня отвечать.
Он усмехнулся, ровно каркнул, и принялся раздеваться. Развязал кушак, скинул рубаху. Когда дошла очередь до порток, Ива вспыхнула и отвернулась.
– Что смутилась? Гляди! – поддел ее чужак.
Ива стиснула зубы. С берега за ними жадно следили деревенские. Первыми стояли мать с отцом, ни словом не перемолвившиеся с Ивой по дороге. Чуть поодаль – Бран с семьей. Те о чем-то спорили, но Ива не слышала.
Так уж заведено: тех, кто пришел на божий суд, надобно осмотреть с темени до пят, проверить, не укрылся ли где потаенный амулет, призывающий милость богов. И только после этого им дoлжно ступать в воду.
Эка невидаль – голый мужик! Они с подружками подглядывали, как засеивают поля. А засеивали их как заведено – без портков. Как же иначе одарить мать Землю, упросить родить урожай? Только поделившись мужской силой! Ива смотрела лишь однажды, да потом долго заикалась от стеснения всякий раз, как сталкивалась с деревенскими парнями. Подружки же во главе с заводилой Салой бегали каждый год.
Девица собралась с духом и повернулась. Чужак стоял пред нею в чем мать родила, но ничуть не стеснялся. Кто другой назвал бы такого жердиной, Иве же он показался ладным да складным. Деревенские мужики к середине лета все загорелые, этот же бледный – мертвец мертвецом. Однако ж под кожей, по-девичьи тонкой, виднелись крепкие мышцы, оплетенные синеватыми жилами.
Он подбоченился:
– Ну?
– Нету на тебе оберегов, добрый молодец.
Ей бы сказать это громко да звонко, чтобы все слышали, но Ива едва лепетала, безотчетно краснея.
– Не о том тебя спрашиваю, – едко фыркнул мужчина.
– О чем же?
– О том, хорош ли.
Девица облизнула враз пересохшие губы. И что тут скажешь? Хорош ли? Пожалуй, что и нет. Это Бран был хорош: крепок, синеглаз, с копной льняных кудрей. Силен и широкоплеч, как полагается кузнецу. Ива сама видела, как он одной рукой сминал подкову.
Чужак же… Деревенские про таких презрительно говорили: «Ишь, благородный!» И это взаправду было про него. Он не двигался, а будто бы плыл. Тягуче, по-жуткому неспешно. Смотрел свысока, говорил отрывисто, точно плетью хлестал. Но Ива могла поклясться, что красивее мужчины в жизни не встречала… А на вопрос так и не ответила. Вместо этого крикнула, обращаясь к клюквинчанам:
– Нету оберегов на добром молодце!
Настал черед ответчика раздеваться. Бран спустился нехотя, заложив большие пальцы за пояс. Прина и Луг проводили его знаком, ограждающим от всякого зла, – перечеркнутым крест-накрест кругом. Они бы вместе с ним и к реке пошли, и в омут бы нырнули заместо дитятки любимого, да любому ясно: не сдюжат. Всяко кузнец здоровей да крепче, ему, как девке хворобной, заступника брать соромно. А прочих лишних божий суд к спорщикам не допускал. Приблизится кто вместе с правым и виноватым к воде – великий грех возьмет. Только старосте, объявлявшему начало суда, дозволялось стоять рядом с истцом и ответчиком. Но Нор пока не явился: он и набольшие отделились от шествия, чтобы отыскать в закромах и принести клетушки. Вот потеха будет, если окажется, что их за ненадобностью пустили на дрова!
Кузнец остановился на самом краю мостков. Стянул сапоги и ступней попробовал воду – ледяная.
– Дура, – выругался он. – Во что ввязалась? И меня втянула еще…
Ива могла бы ответить, что Бран ввязался сам, когда надругался над беззащитной девкой. Что она просила его отступиться от свадьбы. Что он мог признать вину и мирно уехать из деревни. Она много чего могла бы еще ответить, но смолчала. Все, что хотела сказать некогда любимому мужчине, она уже сказала.
Чужак же скрестил руки на груди, ничуть не смущаясь своей наготы, и презрительно осмотрел кузнеца. Он был втрое тощее Брана, мышцы не бугрились, вздувая кожу, а любящая мать наверняка не кормила чадушко мясом почитай каждый день. Да и тяжелый молот он год за годом не опускал на наковальню, умножая богатырскую силу. Но, несмотря на все это, Ива вдруг поняла, что рядом с пришельцем больше не страшится Брана. Что тот, кто назвался ее поручителем, оборонит от любого силача. И что сделает это играючи.
Ива отступила к чужаку и велела:
– Докажи, что нет на тебе оберегов, добрый молодец.
Бран зло сплюнул в реку и начал скидывать одежу.
Когда праздничная рубаха и порты легли на мостки, Ива одеревенела. Ей бы подойти к Брану, поворотить его, рассмотреть со всех сторон и доложить свидетелям, что обмана нет. Но сделать шаг оказалось не так-то просто.
– Что? – Кузнец выставил одну ногу. – Неужто стесняешься? А когда я тебя голубил, супротив ничего не говорила!
Скажи он это громче, быть может, симпатии деревенских переметнулись бы к девке. Но Бран не был дураком и голоса не повышал. За Иву ответил чужак. Он тоже говорил негромко и вроде даже без угрозы. Но от его речей пробрало холодом.
– Я буду смотреть, как ты захлебываешься, кузнец. И я буду улыбаться.
Будь Бран чуть более труслив, этого ему достало бы, чтобы развернуться и припустить обратно, к мамке под юбку. Но Бран труслив не был. Тем паче уже подоспел староста с набольшими. И клетушки для божьего суда были при них.
Нор огладил седую бороду, собираясь взять слово, но передумал и просто махнул в сторону клетушек: проверяй, мол, любой желающий, что нет никакого секрета, что дверцы крепко запираются, а прутьев не выломать, хоть и стояли без дела столько десятилетий.