Академия альфачей, или всем лечь на лопатки!
Шрифт:
Такое чувство, что мой Малява способен запустить апокалипсис и разнести здесь все к чертям. Как-то сложно увидеть адскую машину разрушения в малюсеньком создании, мирно поскрипывающем в дреме у меня на плече.
– Да, пусть останется снаружи, - наконец соглашается ректор.
Отлично. Своего я добилась. А вот теперь назревает проблемка посерьезнее.
Стаскиваю Маляву с плеча, убеждаюсь, что щенок проснулся и теперь фокусируется на мне обсидиановыми глазами, и только потом опускаю его на ковер. Усаживаюсь перед ним на корточки и делаю одухотворенное лицо.
Радику-то я команды уже отдавала. А вот Маляве еще не приходилось. Все на руках его только таскала. Станет ли он меня слушать?
Волнуюсь, как бы ни ударить в грязь лицом перед ректором. Да и доверие вмиг вниз поползет, если он увидит, что Малява не выполняет мои команды.
Все же он — не щенок. А невиданная бабуйня.
Но МОЯ бабуйня.
– Малява, подожди меня при входе.
– Взмахом руки указываю направление в другой конец коридора.
Не особо похоже на команду, которую отдают песикам. Но я ж в дрессировке ни в зуб ногой.
Пара секунд проходит в бездействии и в тишине. Малява только сидит и молчаливо пялится на меня. А затем - о, счастье!
– поднимается и неспешно топает прочь от нас.
– Вы дали куге имя?
– Ректор даже не скрывает своего изумления.
– Есть такое.
– Вдохновленная успехом принимаюсь выкрикивать вдогонку еще команды: - И присмотри за Радиком! И если в туалет захочешь, не брызгай на клумбы. Лучше под дерево…
– О, нет, нет, - оживает Мишаня.
– Прошу вас переформулировать последние команды. Пусть лучше метит какие-нибудь каменные поверхности.
– Почему?
– заинтересовавшись, оглядываюсь через плечо на ректора.
– К сожалению, цветы не переживут нашествия куги. Как и деревья. А камни пусть себе плавятся. Все равно архитектурными особенностями здешних застроек предусмотрено, чтобы от них куски отрывали или головой об них шарахались.
– А зачем камням плавиться?
– Слегка торможу и не могу связать одно с другим.
– Организм куги работает по-особенному, и облегчаются эти животные не часто. Но, как говорится, очень метко. Их выделения практически плавят любой материал.
Мать моя! А я ж его на руках носила и на коленках миллион часов держала. Ладно, что хоть мой Малява воспитанный и не решил мимоходом меня пометить. А то остался бы от Лютика один стебелек да чепчик.
Прижимаю ладони к щекам и судорожно выдыхаю. Сколько же сразу информации на мою бедовую головенку. А я же недавно кексики кушала, а они мне всегда удачу и успех предвещали. Вот угораздило же программе бытия именно сегодня заглючить.
Опомнившись, подскакиваю и воплю вдогонку псинке:
– Малява! Только не в кусты! Слышишь?! Цветы не тронь! Играйся с камешками!
Очень надеюсь, что у нас с ним и правда возникло это пресловутое взаимопонимание, а иначе будет один большой конфуз.
И тогда его точно в клетку посадят. И меня следом закинут. И будем мы с ним вместе ждать условно-досрочного за хорошее поведение и клятвенное обещание не плеваться и не гадить в хозяйский цветник.
Дело сделано.
Поворачиваюсь к двери, а там Мишаня уже взмахивает рукой в приглашающем жесте.
Кабинет ректора наполнен черными и бордовыми оттенками. Кое-где на полках проглядывают черепушечные красивости: часы на дубовом столе, массивный органайзер для канцелярии, ажурная лампа. Больше всего пространства занимают шкафы с книгами. Повсюду залежи свитков.
– Присаживайтесь.
– Ректор подтаскивает поближе к своему столу удобное на вид кресло.
Долго уговаривать меня не приходится. Все святое уже отбито после скачек на Радике, так что я не против присесть на что-нибудь мягкое.
— А что вы имели в виду, говоря, что здешние застройки предусмотрены для шараханья об них головами?
Мишаня бодро плюхается в собственное кресло, к слову, увенчанное черепом с зелеными огоньками в глазницах, и только потом откликается:
— Заметили, какая у нас общая идейность в архитектуре? Солидность, созданная благодаря атмосфере старинности и некоторой ветхости построек, в то же время приправленная надежностью каменных кладок и твердынь.
Киваю, проникнувшись торжественностью интонаций ректора. Конечно, вид территории академии впечатляет. И неважно, что ожидаешь увидеть среди цветущих клумб прогуливающихся джентльменов, которые при приветствии приподнимают шляпы, а при распитии чая чинно отгибают мизинчик, а вместо этого получаешь толпу полуголых бодибилдеров, абсолютно не страдающих от переизбытка тестостерона. А в административном здании, где приютился ректор, вообще контраст на контрасте: в «приемной» со статуями и витражами ждешь пение хористов под аккомпанемент органа, а в кабинете руководителя пытаешься угадать, в каком углу тут обычно, принося в жертву, режут ягнят.
Однако я уверена в одном: в этой академии точно не бывает скучно.
— Так вот, — продолжает между тем мужчина, — это организовано специально. У нас, как вы понимаете, особые студенты. Элита элит, и силищи им не занимать, но большинство из них все еще далеки от понятия сдержанности. И порой «несдержанность» даже не от их желания зависит. Не всегда себя эти дети контролируют. А страдает имущество. — Мишаня досадливо цыкает. — Хотя «Акрукс» — самое престижное учебное заведение всех пространств, ни одна страховая организация больше не берет нас под свое крылышко. Слишком уж часто на нашей территории что-то рушится или взрывается. И немудрено, — он отгибает большой палец и указывает в сторону окна, — здесь собрались самые могущественные существа своих видов. Поэтому некоторое время назад мы с коллегами и решили видоизменить внешний облик академии.
— То есть чтобы, если там где-то кто-то что-то головой отобьет, не сильно заметно было? — догадываюсь я. — Все равно застройка на вид ветхая, а камней в стенах достаточно.
— Совершенно верно. — Ректору явно по душе моя понятливость.
А вот мне не по душе от мысли, что рядом со мной может что-то обвалиться от чужой несдержанности или еще хуже — взорваться.
Какое же счастье, что меня скоро здесь уже не будет!
— Что ж, Ася Лютикова, — Мишаня складывает локти на стол и устраивает подбородок на сложенных «полочкой» руках, — вы готовы?