Академия под ударом
Шрифт:
Бей или беги. Если ты не можешь сделать ни того, ни другого, то с тобой все кончено.
Как она вообще собиралась продавать себя, с такими хрупкими нервами? Пришел бы какой-нибудь престарелый сластолюбец вроде Моргана Фрили, и ничем хорошим это бы не кончилось. Обычно потом такие девушки прыгают в реку.
Конечно, среди содержанок были такие девицы, которые ходили с гордо поднятой головой и плевали на все сплетни и разговоры, но Элиза Леклер была не из их числа. Для такого равнодушия она была слишком брезглива.
— Говорите, занялись переводами? —
Незачем. Он и так узнал все, что нужно. За похотью пришло то чувство, которое охватывало хищника за мгновение до того, как зубы вгрызались в горло жертвы.
— Да, — прошептала Элиза. Слеза прочертила дорожку по щеке. — Я знаю старовернский, наречие Малой Вольты и авесинский…
Он отвел руку, поднялся с дивана и мягко опустил ладони на плечи Элизы. Она подняла голову и посмотрела на него с невыносимой болью и надеждой.
— Умница, — улыбнулся Оберон. — Что еще ты умеешь, лисичка?
Девушка шарахнулась от него так, словно Оберон ее ударил. Почти вырвалась: он сумел ухватить ее за запястья, удержал, набросил тонкую сеточку заклинания, которое усмиряло оборотней. Глаза Элизы сверкнули нервным больным блеском, а потом заклинание сработало, и она опустила голову.
— Что теперь? — услышал Оберон едва различимый шепот. — Убьете меня?
Он не удивился. Чего еще ждать лисице-оборотню от декана факультета темной магии, которому по долгу службы полагается уничтожать таких, как она, и учить этому своих студентов. Оберон всмотрелся в серебристую дымку чужой ауры: не оборачивалась ни разу — вот и замечательно. Папаша-генерал был, конечно, дурак, но вживил в дочку нитку заклинания, которая удерживает ее в человеческом виде даже в полнолуние.
Вон она, эта нитка. Змеится по самому краю ауры, почти незаметно.
— Нет, — ласково сказал Оберон. Он позволил себе еще минуту насладиться теплом девичьего тела, цветочным запахом, что поднимался от волос, тонкими очертаниями белых плеч — позволил и отстранил Элизу, сел обратно на диван. — Одевайтесь, миледи, у вас тут не очень-то тепло.
Снова зашуршало платье. Оберон откинулся на спинку дивана и устало закрыл глаза.
Девушка-оборотень из благородного семейства, которую он, судя по всему, не сможет не купить. Прекрасное завершение каникул.
— Опознать оборотня можно двумя способами, — произнес Оберон. Его немилосердно клонило в сон от усталости: последние дни лета были полны забот и трудов. — Внутренняя сторона правого бедра всегда отзывается легким ударом тока на прикосновение с заклинанием. Именно поэтому я велел вам раздеться, миледи. Не потому, что хотел облапать поскорее.
Оберон машинально задал себе вопрос, сколько лет у него
— А второй способ? — он услышал шаги, легкий скрип кресла: Элиза переоделась и села.
— А второй способ — это посыпать оборотня специальной серебряной стружкой, — Оберон открыл глаза, улыбнулся. — Но у меня ее сейчас нет, всю истратил на болотах. Да не смотрите вы на меня так, я не сделаю вам ничего плохого.
Лицо Элизы нервно дрогнуло, словно девушка с трудом сдерживала слезы.
— Хотите сказать, что я могу вам верить? — спросила она, вложив в вопрос всю свою язвительность. Оберон улыбнулся.
— Можете. Я не обижу вас, Элиза. Вы ведь не оборачивались, правда?
Девушка медленно кивнула. Поднесла руку к лицу, опустила. Оберон понимал, насколько ей сейчас не по себе — понимал и искренне сочувствовал.
Хотя, конечно, сочувствие — это не то, что оборотень может получить от таких, как он.
Но долг службы у Оберона всегда подчинялся здравому смыслу. Как сейчас.
— Нет. Я не оборачивалась, — сказала Элиза. — Когда я была маленькой, отец водил меня к врачу, мне вшили нить… она не дает оборачиваться. У мамы была такая же.
Оберон понимающе кивнул. Интересный человек был генерал Леклер. Очень интересный. Женился на лисице-оборотне. Обычно такие живут в одиночестве, и люди видят в них лишь старых дев или угрюмых холостяков, даже не догадываясь, что именно эти люди скрывают под масками.
— Вот и хорошо, — произнес Оберон. — Итак. Убирайте сластолист, пока сюда не пришел еще кто-нибудь. Я выплачу долги генерала, и вам не придется больше переживать за свое будущее.
«Но мне придется с тобой спать», — это было написано на лице Элизы. Огромными буквами. Наверно, она до сих пор чувствовала его прикосновение на коже и сгорала от стыда и другого чувства, незнакомого, но влекущего.
Оберон видел его следы в серебре чужой ауры.
Но Элиза ничего не сказала. Лишь кивнула. Сделка есть сделка, она сама предложила себя, когда поставила на подоконник горшок с цветком. Разговоры уже не нужны.
— Завтра я поеду в академию, — продолжал Оберон. — Скоро начнется учебный год, и меня ждут три курса оболтусов. Скажите служанке, чтобы собирала ваши вещи, вы поедете со мной.
Элиза вздохнула. Прикрыла глаза.
— Все правильно, — ее голос был спокойным и ровным, она смирилась с тем, что ее тайна раскрыта, и решила, что единственный правильный путь — быть милой, послушной и ласковой. И не спорить с человеком, который выплатит все долги ее отца: он ведь может и передумать, если юная леди будет строптивой. — Вы должны взять с собой наложницу.
Оберон понимающе кивнул.
— Вы удивитесь, миледи Элиза, но я не собираюсь с вами спать, — произнес он. Элиза вздрогнула всем телом, посмотрела на Оберона так, словно он ее ударил. — Я не беру женщин против их воли и не использую чужую беду в гнусных целях. Чем быстрее вы в это поверите, тем будет лучше.