Академия семи ветров. Добить дракона
Шрифт:
У меня от этой доброты волосы на голове зашевелились.
Друзья, не заставляя наставницу повторять дважды, повскакивали с мест, торопливо подхватывая вещи.
— Сначала адептку Рейон дю Солей ожидает несколько обследований, — певуче поправил Маргрит один гостей. — А уже по их итогам можно будет говорить о лечебных процедурах.
И настолько надменно и по-снобски прозвучал этот мелодичный голос, что с меня враз спало всякое очарование.
Друзья, которые и рады были бы выполнить требование наставницы, но не решались приблизиться к дверям, в которых стояла злющая драконица и прекрасные эльфы,
— Наш эльф лучше, — шепнула Илька.
— Он же мертвый, — тоже едва слышно удивилась Тэва.
— Тем и лучше! — буркнул совсем уж себе под нос Шед.
И первым с независимым видом прошел на выход, повинуясь требовательному жесту целительницы Маргрит.
Друзья ушли, и в моей комнате стало безлюдно — зато эльфно и драконно.
— Ляг на постель и оголите предплечья, Милдрит, — попросила наставница, пока эльфы готовились.
Расставляли вокруг кровати таинственные артефакты (наверняка, обычные диагностические, но по-эльфийски невыносимо изящные), доставали флаконы с тушью и кисти…
Я послушно легла, но ведь молчать меня не просили, верно?
— А что вы собираетесь делать? А это что? А для чего это нужно? — вопросы сыпались из меня, как из мешка с прорехой, сопровождая каждое действие эльфов.
Один из них, как раз тот, что поправлял Маргрит, отвлекся от выписывания вязи эльфийских рун на моих руках, и надменно бросил:
— Помолчите, больная. Будьте любезны.
Я дернулась, как от пощечины, и очередной виток узора на моей руке смазался. Эльф даже не зашипел — он просто элегантным движением заставил неудачный участок росписи исчезнуть (слава Свету, не вместе с куском моей руки) и добавил, обращаясь ко мне:
— И не двигайтесь, ради Древа.
У меня от унижения жгло щеки и щипало глаза. Так со мной целители не разговаривали никогда — даже дома. А уж за последнее время я и вовсе привыкла совсем к другому отношению с их стороны.
Нестерпимо захотелось смахнуть с себя все узоры, да и послать эльфов всех скопом во Тьму…
Наставница Маргрит вмешалась раньше. И, к моему огромному удивлению, ее голосом можно было рассекать ткани, как скальпелем:
— Целитель эль Фаррель, будьте любезны, с большим уважением относиться к просьбам адептки Рейон дю Солей. Согласно условиям договора, достигнутого адепткой и целителями, Милдрит — полноправная участница наших исследований, и имеет право на всю полноту информации обо всех проводимых с ней манипуляциях.
— Условия? — Несколько показательно приподнял брови эльф. — С каких пор пациенты ставят целителям условия, коллега? Или же ваша… наша подопечная не заинтересована в излечении?
— Видите ли, коллега, — Маргрит выделила голосом слово “коллега” точно также, как и эльф до этого, — Наша… наша общая подопечная не верит в достижения современной магической науки. Равно как и в то, что в наших силах ей помочь. И, как следствие, не видит смысла тратить остаток своей жизни, сидя в четырех стенах, только ради того, чтобы мы могли её исследовать. Так что, да, нам пришлось договариваться. И потому будьте любезны выполнять наши условия. Если желаете, чтобы мы выполнили ваши.
–
В моей палате и раньше кипела бурная социальная жизнь: кроме друзей, прочно обосновавшихся у меня в гостях, разок, еще в самом начале, заглянули темные — принести официальные извинения “дочери древнего благородного рода” за “случившееся между нами недоразумение”.
Лица имели при этом столь кислые, что я тут же заподозрили — не только меня от них тошнит. Наши чувства совершенно взаимны!
Периодически заглядывали одногруппники, не балуя, впрочем, визитами, да и надолго в палате не задерживаясь. Весть о моей настоящей фамилии прокатилась по академии и не пошла на пользу нашим отношениям. Да что говорить об остальных, если даже лучшие друзья в свой первый визит ко мне выглядели неуверенно и норовили обратиться “молодая госпожа Рейон дю Солей”. Но с ними-то я быстро уладила отношения при помощи одного скандала и полудюжины угроз — а вот остальные… Кто-то от меня теперь шарахался, кто-то стремился завязать отношения. Ни то, ни другое не радовало, что уж.
Но наибольшим удивлением для меня стали регулярные визиты в мою палату наставников.
Первым был наставник Ауд, алхимик. Спросив разрешения войти, он дружелюбно кивнул моим друзьям, устроился за письменным столом и самым невозмутимым образом принялся объяснять мне пропущенные мною темы.
Не выдержав, я улучила момент, когда мы были одни, и прямо спросила — зачем ему это? К чему возиться со смертницей?
Он только улыбнулся:
— Вырастешь — поймешь, детеныш.
Приняв как данность, что не пойму этого никогда, я смирилась, и просто впитывала знания, которые зачем-то так старательно вкладывали в меня наставники — Ауд, Адамина, Эллирия… Да многие.
Но все то, что казалось мне насыщенной светской жизнью, меркло по сравнению с тем, что настало после явления эльфов академии.
Теперь к моей палате тянулись девицы со всех семи витков, всех направлений! С одной стороны, это было забавно. Да и девиц я, чего уж там, понимала.
С другой стороны — очень, очень хотелось посадить темных гончих по сторонам от моей палаты и заблокировать наш участок коридора!
–
Алвис сидел рядом, выслушивая этот поток наблюдений и впечатлений, и держал в руках мою ладонь.
Улыбался, глядя на меня.
Я же, позаимствовав у Беатрис ее секретное оружие, болтала не умолкая, обо всяких пустяках, не желая говорить о главном.
С того момента, как в академии появились эльфы, во мне подняла голову жажда жизни. Я не знала раньше, что она во мне вообще есть, и уж тем более не ожидала, что она — такая. Иссушающая, жадная.
Мне хотелось жить. Раньше, когда я знала, просто знала, что у меня нет шансов, это огромное желание было загнано вглубь меня, спрятано под спудом, прорываясь наружу то побегом, то списком желаний.
Но с появлением в академии эльфов появилась и зыбкая надежда — и эта жажда вырвалась на волю, как вырывается рудничный газ, заполняя собой весь доступный ему объем.
Пожалуйста, пожалуйста, Предки, Свет, Тьма, Стихии, я хочу жить. Я так хочу жить!
Я раньше не думала, что это так больно — хотеть жить. Понимаю, почему я предпочла не испытывать этого желания, запереть его в тайниках души: слишком уж обжигающим оно было в условиях, когда шансов нет.
Впрочем, когда шансы столь ненадежны, как нынче — переносить это желание было не легче.