Академия
Шрифт:
В редком, низкорослом лесу двое арестованных подошли ко рву, который, как оказалось, уже был предусмотрительно выкопан для них заранее. «И то хорошо, – подумал Петрович, – хоть не пришлось самим себе могилу копать…»
– Ну что, скотина! – снова прозвучал грубый оклик. – Молись своему богу! Ну, ну, давай! Скоро с ним встретишься. Он, наверно, ждет не дождется тебя!
Развеселые красноармейцы, казалось, получали удовольствие от того, что могли сейчас вдоволь поизгаляться над своими пленниками. Чувство собственной власти, власти над чужой смертью и жизнью пьянило их.
«Как же там дальше-то, Господи? – шептал немеющими губами Петрович. – Вспомнить бы… Как же отец говорил?..»
Словно бы цепляясь на эту последнюю
– Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да приидет царствие Твое небесное! Господи! А! Вот! Хлеб наш насущный даждь нам днесь и…
Договорить ему не дал винтовочный залп. Два тела упали в ров, поверх еще многих и многих, едва присыпанных глиной.
– Смотри-ка, – сказал один из красноармейцев, торопливо забрасывая их землей, а старик-то этот вроде бы улыбается? С чего бы это?
И только одному Петровичу, который в свои тридцать с небольшим лет казался красноармейцам стариком, было ведомо, что в самый последний миг жизни, прежде чем прозвучали выстрелы, он вспомнил завершение молитвы своего отца, вспомнил те слова, которые каждый вечер повторял отец, стоя перед строгой иконой. И последнее, что увидел Петрович перед собой, было небо – чистое, прекрасное небо, не омраченное ужасом смерти…
Чистое, безмятежное небо плыло над головами египетских жрецов, совершавших погребальный обряд.
– Смерть – она прекрасна, – торжественно вещал один из жрецов. – Смерть прекрасна, потому что она дает нам единение с богом Ра. Посмотрите: вот один из нас ушел в царство мертвых, навстречу высшему свету. Мы видим, как медленно он уже плывет в лодке, во главе которой сидит Анубис. Этот человек жил среди нас, а теперь он предстанет перед богом Ра. Наш долг – похоронить его достойно, как повелевает наша религия.
Он сделал долгую паузу и продолжил все с той же торжественностью:
– Вы спрашиваете: если смерть прекрасна, то почему же многие люди страшатся ее? Потому что смерть есть тайна, есть нечто неведомое, а человеку свойственно бояться неведомого. Только тот, кого отметили боги, постигает эту тайну и уходит в царство мертвых с улыбкой на устах.
Жрецы стояли возле тела почившего соратника в строгом молчании. На лицах их не было скорби, а читалось лишь смирение перед вечностью, перед тайной смерти и глубокое почитание того, кто сумел с достоинством покинуть этот мир. Уйти с улыбкой.
– Пройдет немало тысячелетий, – снова зазвучал торжественный голос жреца, – поток времени смоет многие царства, забудутся прежние владыки, моря и пустыни поменяются местами, но человека, как и теперь, будет вечно страшить и притягивать тайна смерти. Ключ от этой тайны доступен лишь тем, чья вера сильна и не знает сомнений.
Жрец замолчал, и процессия двинулась вслед за носилками с телом покойного к пирамиде, где должен был обрести свое вечное пристанище умерший служитель бога Ра. Поступь идущих была медленной и торжественной, не слышалось ни стонов плакальщиц, ни заунывных воплей. Сознание важности происходившего было написано на лицах людей. Человек, которого они отправляли туда, откуда уже нет возврата, был снаряжен самым главным – знанием о загробном мире: в руках у него были тексты Книги мертвых, именно с ней ему предстояло предстать перед богом Ра. Только тот, кто обладал этой книгой, обретал мудрость и спокойную силу, позволявшую умереть так, как и должны умирать истинно верующие, любящие бога люди – с улыбкой на устах…
Глава первая
Серые утренние, предрассветные часы. Вроде бы веет от них бесприютностью – весь город
Сегодня Варфоломей не спеша собирал снасти для рыбалки. С наслаждением разложил он свое богатство: крючки, блесны, наживку. Приготовил термос с горячим чаем, скудную закуску, самую малость горячительного (чего уж тут таить! да и не перед кем ему оправдываться!), положил в рюкзак теплые меховые рукавицы, натянул тулуп и, спустившись во двор, все так же не спеша, погрузился в свою захудалую, потрепанную временем «копейку» и поехал за город
Начинался один их тех немногих дней, который давал Варфоломею заряд бодрости на целый месяц. Он давно его планировал, давно к нему готовился. Загодя тщательно проверял удочки, придирчиво осматривал свою «копейку»: все ли в порядке, все ли на мази – дабы в какой-нибудь самый неподходящий момент не подвела бы, не застопорилась, как это было в прошлый раз, когда пришлось тягачом тащить ее до дома. Не дай бог – опять повторится такая морока!
Однако ожидания у него были самые радужные. По его расчетам на озеро он должен прибыть в самый что на есть удачный момент для лова. Нет, конечно, на особо богатый улов он не рассчитывал. Но в этих приготовлениях к рыбалке, в этом предчувствии азарта, который ведом только рыбакам и охотникам, было нечто, что радостно будоражило его – в такие минуты он даже испытывал горделивое восхищение самим собой. Вот, дескать, он занимается настоящим мужским делом и, как потомок суровых, настоящих, немногословных мужчин, для которых рыбалка и охота были хлебом насущным, едет так же, как некогда они, добывать себе пропитание. Да, надо признаться, что если для кого-то рыбалка была лишь развлечением, занятным времяпрепровождением, то для Варфоломея в последнее время она и впрямь превращалась в попытку добыть себе пищу.
Дела в его детективном агентстве шли через пень-колоду. Когда-то, еще в детстве, мать, сердясь, нередко называла его недотепой. Дескать, у ее сына есть особое умение – вечно ввязываться в какие-то дурацкие истории. И хотя слово это «недотепа» срывалось у нее с языка в минуты гнева, надо признать, была в нем немалая доля истины. И теперь в минуты сомнений Варфоломей порой задавался глубокомысленным вопросом: а может ли недотепа быть детективом? Ответ вроде бы напрашивался сам собой. Но, с другой стороны, именно тот факт, что ни внешностью своей, ни ухватками, ни свойствами характера он никак не походил на настоящего сыщика, давало ему явные преимущества. В этом он уже не раз убеждался, и это давало ему уверенность, что рано или поздно его агентство начнет процветать. Но пока что до этого процветания было еще, ой, как не близко. И клиенты в его агентстве появлялись далеко не каждый день. А есть-то хотелось, как ни странно, каждый день. И сегодня где-то в глубине души у Варфоломея жила тайная надежда, что нынче рыба не заставит себя ждать и он сможет не только прокормить себя, но и продать, пусть даже самую малость. В деньгах Варфоломей нуждался не меньше, чем в пропитании. Эта тайная надежда приятно бодрила его так же, впрочем, как и свежий утренний морозец. Интересно, что бы сказала его матушка, если бы узнала о подобных мечтаниях сына. «Какой стыд! Какой стыд! – вот что сказала бы она. – Неужели надо было получать высшее юридическое образование, чтобы торговать какой-то жалкой рыбешкой! А всему виной – твой холостяцкий образ жизни».