Акимуды
Шрифт:
Рамы с болтающейся закуской к холодному пиву – первые знаки рая. Выпить и просветлеть! На табуретках низко, почти на земле, сидят продавцы рыбы, от мальчишек до грузных теток и стариков в широкой тельняшке, – низко сидят из-за своей, видно, скромности: никто не пересядет в удобное плетеное кресло.
Северные Акимуды состоят из двух категорий блаженных: одни неохотно тратят деньги – другие охотно их зарабатывают. Рай бурлит, как кастрюля. Работают кафе, забегаловки, рестораны, по раю кружат такси и велосипедные рикши. На перекрестках торгуют овощами и фруктами. На берегу – бескончаемая полоса ларьков. Торгуют всем. Полотенцами и арбузами. Катают на верблюдах. Бывший земной полковник открыл передвижной тир.
На въезде в рай на обочинах («Спасибо за чистые обочины!» – заранее благодарят блаженных придорожные лозунги) появляются агенты вечной недвижимости: «Вечная жизнь у моря!» – галдят надписи. Гостиниц в раю – кот наплакал. Тетки на обочине заманивают жильцов. Ведут в простеньких сарафанах показывать «клиентам» узенькие кровати.
Блаженные останавливаются в этом «частном секторе» – живут в соответствии со своими запросами скромно и дешево: по несколько человек в комнате, с «удобствами» во дворе. Рукомойник прибит к дереву. Блаженный не ищет приключений себе на голову: он мечтает рухнуть на пляже и лежать на солнце столетиями. Усталое, потрепанное тело в жировых складках, пузатое, в порезах и шрамах, в целлюлите, с распухшими венами, принимает солнечные ванны: загар – это цель, как некогда у нас в России был коммунизм.
На Северных Акимудах культивируется ленивая вечная жизнь. Кто назначен здесь работать – работает (кастрюля бурлит), но в чести у блаженных лениво шаркать шлепанцами, лениво перекликаться, лениво сравнивать цены на борщ в столовках возле пляжа, лениво ругать детей, лениво бояться бездомных собак, лениво есть мороженое для поддержания своей пузатости. Откуда берутся залежи лени? Порождена ли лень усталостью от доблестного труда в течение всей жизни? С корее она объясняется равнодушием бесконечного с уществования: зачем суетиться? Блаженный уткнется взглядом в райские кущи и – застынет на тысячи лет…
Итак, мы сидели с фотографом Оксаной в пустом ресторане. Он назывался по-простому «Максим». Ирина принесла дымящийся борщ.
Я спросил:
– А вы знаете, где на земле тоже есть ресторан «Максим»?
– В Мелитополе, что ли? – с сомнением назвала она имя, видимо, родного города.
С каждой минутой я все больше любил Северные Акимуды.
Ирина – блондинка. Здесь у женщин либо иссинячерные волосы, либо они блондинки. Блондинок больше, блондинками кишит рай. Чаевых с каждым годом все меньше, местные бандиты, которые хоть и хватали Ирину за попу, но платили щедро, куда-то пропали, казино в соседнем зале ресторана закрылось – казино теперь запрещены по всему раю! Иногда, жалуется мне Ирина, на нее по ночам нападает тихое отчаяние. Она живет в садовой беседке за «Максимом»: ни помыться как следует, ни привести себя в порядок! Горечь Ирины возрастает по мере нашего знакомства.
– Бандитские девки за одну ночь зарабатывают больше, чем я за полмесяца беготни по ресторану! Но в раю и проститутки не нужны! Молодых девчонок полно! Если кому надо, они отдадутся ночью на берегу за бутылку пива…
Не все так горько! Мы знакомимся с другими официантками. Вот две официантки из ресторана «Морской» – красивые девчонки Настя и Катя. Бывшие студентки – обе жертвы одного несчастного случая. Закончив смену, они идут вместе с нами по ночному пляжу. Раздеваются, купаются, брызгаются, смеясь. Новое поколение.
Однако не «частный сектор» до сих пор является основной обителью блаженных – они расселяются главным образом на базах вечного отдыха. Мы, например, с Оксаной поселились на базе с поэтическим названием «Первородный грех». Наш «Первородный грех» вырывался вперед среди прочих по благоустройству: если на других базах блаженные в основном ютятся в железных вагончиках, которые на солнце раскаляются докрасна, то нам предоставили отдельный деревянный домик с кондиционером и ванной комнатой. Кроме того, стройная хозяйка в шортах и круглых солнечных очках, обрадовавшись мне как дорогому гостю, обещала разбить клумбы и засадить их кустами роз.
– Оставайтесь с нами! – улыбнулась она.
Лучше всех смысл вечной жизни на Северных Акимудах сформулировал, по-моему, пожилой рыбак Коля с горящим окурком в руке, уходящий перед утренней зарей в море на баркасе ловить рыбу.
– Вся рыба в раю – нелегальная!
Трактор подцепил тросом его тяжеленный баркас, который полулежал на берегу, грузовик бампером уперся в корму, и Коля, загрузившись льдом, не успев попрощаться, уплыл с напарником навстречу запретной рыбе. А как же рыбнадзор? А никак. Поймают – отстегнем. Рай на то и рай, что там со всеми можно по-человечески договориться. А как же продать эту свежую рыбу? На рынке – засветишься. Но есть особые места: на заборе перед домом, где стоит цистерна с квасом, висит надпись: «Свежая рыба». Любитель свежей рыбки идет через палисадник, у дома сидит вальяжный дядя Саша с молодыми вихрастыми мальчишками:
– Вам что? Рыбки?
Его холодильник забит свежим уловом.
Вечером мы идем на открытую веранду «Максима». Сидим пьем пиво, дико орет музыка. Молодая певица и молодой певец поют по очереди всякие шлягеры, то по-русски, то по-английски. Разговаривать невозможно. Это бич практически всех ресторанов в райских краях. Ирина призналась мне, что местные рестораторы намеренно не дают людям разговаривать: блаженные, когда говорят между собой, меньше едят, а когда танцуют – больше пьют.
Пляж целый день прочесывают торговцы с ведрами и подносами.
– Палочки, трубочки, пахлава, – выкрикивает торговка.
– Вареная кукуруза! – предлагает другая певучим голосом.
– Холодное пиво! Холодное пиво! – кричит мальчишка.
Торговля кружит между тел. Тела приподнимаются, покупают пиво.
– Креветки! Вареные креветки! – быстрым шагом идет продавец. Он утыкается в меня. Ему есть что рассказать: – Я – Александр Сергеевич! Как Пушкин, – представляется он. – Бывший шахтер. Из Донецка. Работал в шахте всю жизнь. Видел страшные картины смерти в забое. Об этом никогда не писали газеты – только когда крупные взрывы газа. А так – неосторожное обращение с техникой: отрывало ноги, руки, пополам человека перерезало. Все я видел.
– Заработок был приличный?
– Не жаловался.
– Удачи!
Базар. Жара. На столе выстроились бутылки в форме кувшинов с узким горлышком. Позади стола сидит пожилой продавец на табуретке. Вместо кепки или панамы у него – почти вызывающе – на голове для защиты от солнечного удара капустный лист. Вид нелепый, но лицо значительное, привлекательное. Пробуйте! Домашнее вино. Полусладкое. Белое и красное. Виноградарством занимался еще на земле. У него в саду растет виноград. Георгий Петрович тоже готов – прямо с ходу – рассказать историю своей земной жизни. И не только своей. У него отец был председателем совхоза в Крыму. В этой должности он встретил войну. В Крым пришли немцы. Они приказали ему продолжать работать. Но одновременно отец руководил партизанским подпольем. Много немцев убили!