Акселерандо

Стросс Чарлз

* * *

Имам собирается в гиростабилизированную мечеть на молитву.

Его мечеть не слишком велика, и у нее только один прихожанин: каждые семнадцать тысяч двести восемьдесят секунд он молится в ней наедине с самим собой. Он рассылает призыв к молитве в сеть, но в околоюпитерианском простанстве нет верующих, которые могли бы откликнуться.

В промежутках между молитвами его внимание разделено между жизненной необходимостью следить за системами жизнеобеспечения и учением. Садек, являющийся сторонником и хадиcов, и систем, основанных на познании [146] , вместе с другими специалистами участвует в совместной работе, цель которой — привести в согласие учения всех известных иснадов. Выстроить основу, на которой можно исследовать суть исламского закона с новой точки зрения, в каковой основе они будут испытывать острейшую нужду, если в вопросе общения с внеземным разумом осуществится ныне ожидаемый прорыв. Цель их — ответить на трудные вопросы, осаждающие ислам в век ускоряющегося познания, и тяжесть их, в первую очередь, лежит именно на плечах Садека, как их представителя на юпитерианской орбите.

146

Предания, составляющие второй, после Корана, источник в исламской религии; состоят из иснада — перечисления всех лиц, передававших хадис из поколения в поколения, и служащего подтверждением истинности, и матн — собственно текста. В данном случае имеются ввиду знания, полученные как откровением, так познанием.

Садек — человек хрупкого сложения, у него коротко стриженые черные волосы и вечная тень усталости на лице: в отличие от экипажа приюта, со своим кораблем ему приходится управляться в одиночку. На старте его корабль — громоздкая конструкция со сверкающими алюминиевыми поверхностями — состоял из иранской разновидности капсулы Шень-Чжоу с пристыкованным к корме китайским модулем для космических станций типа «921», что смахивало на брачный полет металлической стрекозы и банки от кока-колы. Но теперь к его носу пристыкован и модуль M2P2 [147] — плазменный парус, собранный на орбите одним из заводов парусных конструкций Daewoo. Оседлав с его помощью солнечный бриз, Садек в своей тесной космической келье добрался до орбиты Юпитера всего за четыре месяца. Для уммы его присутствие здесь — торжество, но сам Садек в чувствует здесь в первую очередь одиночество. Стоит направить зеркала его компактной обсерватории к Эрнсту Сангеру, и Садек поражается его огромными размерами и формой, в которой все подчиняется цели. Они демонстрируют эффективность западных финансовых инструментов, сделавших возможным коммерческое исследование космоса — полуавтономных инвестиционных фондов с настраиваемыми протоколами бизнес-цикла. Пророк, мир ему, возможно и осуждает ростовщичество, но ведь Он же и дал Садеку возможность видеть, как эти механизмы капитала демонстрируют свою мощь над Большим Красным Пятном…

147

Mini-magnetospheric plasma propulsion, двигатель, в котором парусом и тормозом выступает плазма, удерживаемая полем мощного магнита на корабле

Завершив молитву, Садек уделяет своему молитвенному ковру еще пару драгоценных минут. Он знает, как непросто медитировать в таком месте: склонись в тишине, и ее заполнит гудение вентиляторов и запахи пота, изношенного белья и озона из кислородных генераторов «Электрон». Нелегко идти к Богу с помощью конструкции, которая, как жест милости, передана надменной Россией амбициозному Китаю, и только потом уже религиозным старейшинам Кома, которые знают этому кораблю пользу лучшую, чем могут себе представить в любых языческих государствах. Они забросили эту игрушечную космическую станцию в такую даль, но кто уверит, что жить здесь, на орбите вокруг этого чуждого и раздутого газового гиганта — Божий замысел?

Садек качает головой, тихо вздыхает, сворачивает коврик и ставит его у единственного иллюминатора. Ностальгия — тоска по детству в пыльном и жарком Йазде и многолетнему студенчеству в Коме — тяжело ворочается в его душе. Чтобы привести чувства в порядок, он оглядывается и осматривает корабль. Тот уже стал ему столь же родным, как и квартира на четвертом этаже бетонного дома, где растили его отец — работник на атомобильном заводе — и мать. Внутреннее пространство корабля — и без того не больше, чем у школьного автобуса — сплошь загромождено кладовыми отсеками, консолями инструментов, и целыми слоями голых труб и кабелей. Около теплообменника, постоянного источника тревоги, в конвективных потоках кружится пара глобул антифриза, как заблудившиеся медузы. Садек отталкивается от пола, чтобы достать специально заведенную по таким случаям бутыль-грушу, инструктирует одного из агентов составить последовательность ремонта, и идет вдоль консолей в поисках подходящих инструментов. Пора заняться протекающими стыками как следует.

Где-то через час вдумчивых сварочно-прокладывательных работ приходит черед обеда замороженно-сушеной [148] ягнятиной и пастой из чечевицы и вареного риса, и пакета крепкого черного чая — смочить горло. Затем — ревизия следующих пролетных маневров, после чего, если, дай Боже, если не будет новых неисправностей, можно уделить исследованиям час или два перед вечерними молитвами. А послезавтра, возможно, даже найдется время отдохнуть пару часов и посмотреть один из тех старых фильмов, которые так восхищают его своими прозрениями об иноплантных культурах — в этот раз, наверное, «Аполлон-Тринадцать». Да, непросто быть единственным членом команды на борту корабля долгосрочной экспедиции. Особенно для Садека — насколько ему известно, он является единственным верующим в пределах полумиллиарда километров, и задержка распространения сигнала к Земле и обратно составляет больше получаса в один конец — разделить беседу решительно не с кем.

148

Freeze-drying — метод консервирования, при котором пища замораживается и помещается в вакуумную камеру для сублимации до полного обезвоживания. Метод позволяет значительно экономить вес, что критически важно в космических полетах. Перед употреблением продукт заливается (рециркулируемой) водой.

* * *

Амбер набирает парижский номер и ждет, пока кто-нибудь не ответит. Она знает эту странную женщину с экрана телефона: Матушка зовет ее «этой сладенькой девкой твоего отца», неизменно сопровождая эти слова особенной поджатой улыбкой (в тот единственный раз, когда Амбер спросила ее, а что такое «сладенькая девка», Мать шлепнула ее — не сильно, просто предупреждая). «Можно Папу, пожалуйста?» — спрашивает она.

Странная женщина слегка озадачена. У нее светлые волосы, как у Матери, но цвет определенно появился благодаря тюбику высветлителя, и стрижка очень короткая. А кожа — темная. «Oui. О, сейчас». Она неуверенно улыбается. «Извини, ты сейчас по одноразовому телефону? Хочешь поговорить с ним?»

И Амбер выпаливает: «Я хочу с ним встретиться!» Она сжимает телефон, как утопающий — соломинку. Это дешевое одноразовое устройство из пакета с крупой, и картон уже размягчается в ее кулаке. «Мама не позволит мне, Тетя Нетти?»

Аннетт прожила с ее отцом раза в два с лишним дольше, чем ее мать. «Тс-с». Она улыбается. «Ты уверена, что этот телефон… что мать о нем не знает?»

Амбер оглядывается. Кроме нее, в холле отдыха нет никого из детей — перемена еще не настала, но она сказала учителю, что «ей нужно прямо сейчас». «Я уверена, вероятность по двадцати наиболее значимым факторам более 0,9». Ее модуль байесового анализа утверждает, что точный расчет невозможен, ведь Матушка еще не ловила ее с одноразовыми телефонами, ну и пофиг. У папы не будет неприятностей если он не знает об этом, ведь не будет?

«Очень хорошо». Она смотрит в сторону. «Мэнни! Звонок-сюрприз!»

На экране появляется Папа. Теперь его лицо видно целиком, и он выглядит моложе, чем в прошлый раз — наверное, перестал использовать эти здоровенные старые очки. «Привет… Амбер! Ты где? Твоя мать знает, что ты мне звонишь?» — говорит он слегка обеспокоенно.

«Нет». — уверенно говорит она. «Это телефон из коробки Грэхемс».

«Уфф. Слушай, дорогая, ты никогда, никогда не должна звонить мне, если ты не уверена, что мама не узнает. Иначе она и спустит на меня адвокатов с тисками для пальцев и раскаленными клещами, потому что она заявит, что это я заставил тебя позвонить мне. И тогда даже дядя Джанни не разберется. Понимаешь?»

«Да, папочка». Она вздыхает. «Хоть я и знаю, что это неправда. Ты разве не хочешь узнать, зачем я звоню?»

«Хм-м». С мгновение он, кажется, сомневается. Потом задумчиво кивает. Амбер любит Папу — ведь он почти всегда воспринимает ее всерьез, когда они разговаривают. Ужасно досадно, что приходится занимать телефоны у одноклассников или туннелировать сквозь крепостные стены фильтров Матери, но ведь Папа не считает, что раз она только ребенок, она не должна ни о чем знать! «Я хочу сбежать, Папа. Правда, я хочу. Мама с каждой неделей все больше слетает с катушек. Она таскает меня по всем этим церквям, а вчера устроила мне взбучку за то, что я говорила с терминалом. Она хочет утащить меня к школьному мозгоправу. За что? Я просто не могу делать все, что она говорит. Я не ее маленькая девочка! Каждый раз, когда я просачиваюсь наружу, она пытается поставить в меня модуль-ограничитель, и моя голова болит. Я перестала соображать, как мыслить ясно!» К ее собственному удивлению, Амбер чувствует, что плачет. «Вытащи меня отсюда!»

Картинка с папой на экране сдвигается и скользит, чтобы показать Тётю Нетти. Она встревожена. «Ты же знаешь, твой отец … он не всесилен. Разводные адвокаты его к столу привяжут».

Амбер шмыгает носом. «Ну, а ты можешь помочь?»

«Я постараюсь что-нибудь сделать» — говорит сладенькая девка ее отца, и раздается звонок завершения вызова.

* * *

Груженый инструментами модуль удаляется от разведывательного дрона Сангера и опускается к скалистой картофелине в пятидесяти милях внизу. На его фоне, как импрессионистская заставка для рабочего экрана безумного космолога, висит огромный прибывающий диск Юпитера. Пьер закусывает нижнюю губу, концентрируясь на управлении модулем.