Актерские тетради Иннокентия Смоктуновского
Шрифт:
«У Иванова все действие — куда-то, куда-то.
В конце ушел — выстрел.
Второй план: стишок пишу! Не дают!
Движение — движение. Дома — к Лебедевым, у Лебедевых — домой».
Везде плохо, везде мутно, хочется вырваться и убежать, но бежать некуда. Смоктуновский в этой роли двигался по практически пустой сцене, точно пытаясь найти покойный уголок и нигде не находя себе места, и это постоянное движение в пустоте создавало иллюзию «голого пространства», в котором мечется герой в поисках выхода: не за что ухватиться, негде спрятаться, некуда убежать…
Актер
«Сдерживается. Не сорваться бы — все хорошо… Хороо-ош-оо.»
Он боится показать свое состояние, свое отвращение ко всем и, более всего, к себе самому. Злость умеряется сознанием собственной вины. Со своими бессмысленными проектами мешает Боркин, но нельзя дать волю раздражению.
Помета Смоктуновского: «Вина перед Боркиным — наобещал, наговорил с три короба и… «воображало»…».
Заставляет себя вежливо ответить на предложение больной жены идти кувыркаться на сене. Смоктуновский пометит рядом с ее предложением: «Это я ее кувыркал когда-то», На мгновение воскресив ту самую прежнюю жизнь и прежние отношения, которые теперь так нестерпимо вспоминать.
Смоктуновский наделял своего героя необычайной интенсивностью внутренней жизни, резкими и спонтанными реакциями на любое прикосновение внешнего мира. Но и интенсивность, и острота реакций были болезненными. Этому Иванову все причиняло боль: и хозяйственные рассуждения Боркина, и забота жены, и присутствие дяди… («лишние люди, лишние слова, необходимость отвечать на глупые вопросы…»).
Этому Иванову казалось, что если бы он мог остаться в абсолютной пустоте, успокоиться и собраться, он бы смог понять, что с ним происходит («я не в силах понимать себя…»):
«Что со мной?
Смысл этого существования найти».
И Смоктуновский вводит для своего Иванова внутреннего оппонента: «его самого в прошлом»:
«СЛИШКОМ МНОГО В ЭТОМ АКТЕ ГОВОРЯТ: КАК БЫЛО КОГДА-ТО…
Я все время вижу это мое неудавшееся прошлое (здесь и далее выделено И.С).
Если у Гамлета все — в будущем, to здесь все только в прошлом.
Попытка уничтожить это мое прошлое, но все в пустоту.
ЭТО ПРОШЛОЕ, ЕГО ОНО МУЧИТ».
Прошлое Иванова у Чехова прописано достаточно неясно. Какие рациональные хозяйства? Необыкновенные школы? Горячие речи? Что реально сделал Иванов? На чем надорвался? «А жизнь, которую я пережил, — как она утомительна!. Сколько ошибок, несправедливостей, сколько нелепого». Что было в его жизни, резко отличающее ее от жизни окружающих женитьба на богатой еврейке? Доктору Львову Иванов посоветует: «Не женитесь вы ни на еврейках, ни на психопатках, ни на синих чулках…».
Его Иванов постоянно держал перед собой зеркало, где видел себя прежнего, и мучительно пытался понять: куда же девались сила и радость жизни, куда девалась восприимчивость, почему так мертво все в нем. Он мерил себя собой. И не находил ни выхода, ни оправдания:
«СЛОМ ВРЕМЕНИ — ДЛЯ НЕГО ОН КАК БЫ ПРОИСХОДИТ».
В крови перемещается время и створаживается в жилах скукой («мысли мои перепутались, душа скована какой-то ленью»):
«в нем сидит время.
Почему так все происходит?»
Центральное событие первого акта: разговор с доктором Львовым. Смоктуновский дает необычную плотность партитуры внутреннего самочувствия Иванова. Пометки артиста по количеству строк больше собственно авторского текста сцены Иванов — Львов.
Доктор Львов говорит Иванову о болезни Сарры, о необходимости ехать в Крым, о том, что его жена может умереть. В пьесе Чехов не дает прямых указаний: первый раз сообщает Львов Иванову о близкой смерти или это продолжение ранее бывшего разговора. Тональность разговора для Иванова-Смоктуновского:
«Скоро умрет Сарра — совесть дома». «Впервые сегодня узнал: она умирает».
Именно этой встряской мотивирует Смоктуновский длинный разговор с доктором, где он выговаривает себя, какие-то страшные, непроизносимые вещи, анатомирует собственную душу и анализирует прежнюю, так страшно кончающуюся жизнь, пытается понять, как же могло случиться, что умирает его жена, а он так равнодушен и холоден.
Он выговаривает себя с доктором Львовым по необходимости («говорит О СЕБЕ, КОГДА ОН СТАВИТ ПЕРЕД НЕОБХОДИМОСТЬЮ РЕШИТЬ ТО, ЧТО Я УЖЕ НЕ МОГУ РЕШИТЬ»).
Но и потому, что доктор ему симпатичен и близок:
«он симпатичен мне и приятен.
Как перед ним оправдаться, что я не могу быть таким, как он.
он ненавидит меня — я это знаю.
Вы — ХОРОШИЙ человек!»
Евгений Киндинов, игравший Львова, играл именно «хорошего человека»: чистого, принципиального, влюбленного не столько в Сарру, сколько в Иванова. Так мальчишка может быть влюблен в старшего брата, заодно влюбляясь в его девушку, в его велосипед, в его манеру держать сигарету. И эта любовь делала Львова безжалостным, давала право судить Иванова, требовать от него, чтобы он, Иванов, был равен себе, тому себе, которого так высоко ставит он, Львов. Дуэт Иванова — Львова был важен в спектакле и имел особое значение для артиста. Когда Смоктуновского позовут сыграть Иванова в Павлодарском областном театре драмы им. Чехова, он позовет с собой Киндинова.
Для Смоктуновского — Иванова Львов: «Встреча со своим прошлым». Когда-то Иванов был таким, и именно перед собой, прежним, он и выворачивает душу:
«Попытка объяснить ему эту, в общем-то, простую историю.
Да, виноват, виноват, и ее уже не люблю».
«Человек опустошен, ничем не может заниматься, и страдает от этого».
Смоктуновский подчеркнул фразу Иванова: «Сам же я не понимаю, что делается с моею душой» и откомментировал: «Врет. Знает и знает очень ХОРОШО. Я НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИШЕЛ. ДА ВРОДЕ ТЫ И ПРАВ, МАЛЬЧИК. Он ЯСНО ВИДИТ, ЧТО НЕ ВЕРЮ Я ВОВСЕ. Я УМИРАЮ И НИЧЕГО НЕ MОГУ СДЕЛАТЬ. ЭТО УЖАСНО, ЭТО СТРАШНО — Я ВРОДЕ ПОНИМАЮ ЭТО УМОМ».