Актерский тренинг по системе Георгия Товстоногова
Шрифт:
В другом месте Товстоногов говорит:
«Для разных категорий зрителей должны быть и разные варианты “условий игры”… Без современных зрителей не может быть современного театра. Современный зритель – непременный и обязательный участник не только вечернего спектакля, но и сегодняшней утренней репетиции, замысла вашего будущего спектакля». [3]
Атмосфера спектакля
Как и многие другие выдающиеся мастера сцены, Товстоногов считал, что
«вне атмосферы не может быть образного решения. Атмосфера – это эмоциональная окраска, непременно присутствующая в решении каждого момента спектакля». На первый взгляд кажется, что атмосфера – слишком размытое и абстрактное понятие, которое никак нельзя осуществить технически. Однако это не так. Каждый режиссер и каждый актер должен владеть приемами “настройки атмосферы”». [3]
Для того чтобы выстраивать атмосферу в спектакле, нужно уметь создавать ее и в повседневной жизни. Для этого необходимо постоянно тренировать свое чувство атмосферы, искать ее в каждом пейзаже, в каждой обстановке. Библиотека, больница, уличное кафе, концертный зал, кладбище, переполненный трамвай – все это имеет свою неповторимую атмосферу, которую важно учиться чувствовать, в которой нужно учиться существовать. Актер должен превратиться в один большой орган чувств, воспринимать окружающую его атмосферу, слушать ее, как музыку. Эта музыка атмосферы, по словам Михаила Чехова,
«меняет для него ту же мелодию, делая ее то мрачной и темной, то полной надежд и радости. Тот же знакомый ему пейзаж “звучит” для него иначе в атмосфере тихого весеннего утра или в грозу и бурю. Много нового узнает он через это звучание, обогащая свою душу и пробуждая в ней творческие силы. Жизнь полна атмосфер, то только в театре режиссеры и актеры слишком часто склонны пренебрегать ею». [11]
Атмосферу спектакля надо сперва почувствовать, а потом уже – начинать выстраивать. Товстоногов вспоминал, как создавалась та неповторимая атмосфера в спектакле «Три сестры», которая с первых же мгновений покоряла зрителя. Эта пьеса – одна из самых сложных для создания атмосферы. В ней нет «борьбы двух лагерей, борьба в ней незримая, главный противник в пьесе не называется. Любя своих героев, Чехов ненавидел тупую, бессмысленную жизнь, которая породила и их трагическую бездеятельность, и их пассивность, безволие и, в конечном счете, их равнодушие… Мы стремились противопоставить жизнь и идеалы и выразить это сценически через сочетание контрастных ходов. Вот почему мы добивались, чтобы первый акт был по атмосфере беззаботно светлым, чтобы во втором
Атмосфера – не просто настроение. Это определенный градус существования актеров в данной сцене, при котором каждый характер раскрывается в самой своей сути. Атмосфера – не во внешних признаках, не в настроении, а в отборе предлагаемых обстоятельств. Атмосфера не существует сама по себе, она является ведущим предлагаемым обстоятельством данной сцены, помогающим выявить внутреннее существо героев. Вне этой взаимосвязи разговоры об атмосфере останутся общим местом.
Атмосфера – понятие конкретное, осязаемое и режиссером контролируемое. Иногда говорят: все вроде хорошо, но не хватает атмосферы. Это чепуха, хотя такое суждение бытует даже среди профессионалов. Атмосфера понимается как некая дополнительная окраска, как аккомпанемент, как настроение, сопутствующее тому, что происходит. Это глубокое заблуждение. Атмосфера – это доведенная до предела логика, обостренная система предлагаемых обстоятельств, проявляющая зерно и существо сцены. [1]
Сценическая атмосфера и авторский замысел
Правильно выстроенная сценическая атмосфера может идти только от правильно раскрытого авторского замысла. Здесь снова перед нами встают проблемы жанрового решения. Крайне важно уделять внимание авторским ремаркам – в них зачастую кроется главный тон сценической атмосферы. В своих воспоминаниях Товстоногов писал:
«Известный режиссер музыкального театра Б. Покровский рассказал мне однажды, как он вошел на оркестровую репетицию «Евгения Онегина» и услышал, что знаменитый вальс в сцене ларинского бала звучит непривычно – неожиданно иронически. После репетиции он спросил у дирижера, как возникло такое своеобразное звучание? И тот объяснил, что во всех спектаклях в этом месте были приглушены ударные, отчего вальс делался лирическим. Когда же оркестр сыграл его так, как написано в партитуре Чайковского, вальс зазвучал громко и иронично, и – бал сразу стал провинциальным, а не балом «вообще», как это обычно бывает. Вот и нам надо прежде всего читать «партитуру» автора – оригинальную пьесу, а не чужой режиссерский ее экземпляр, где «приглушены ударные». С собственного отношения к первоисточнику и начинаются режиссерские открытия, но обнаружить их можно только изнутри пьесы, а не извне». [6]
Атмосфера имеет прямое отношение к обстоятельствам времени и места действия. «Возьмите контраст действий у Пушкина в «Пире во время чумы». – советовал Товстоногов. События пьесы не имеют никакого отношения к чуме, но то, что действие происходит во время чумы, создает неожиданную атмосферу трагического».
Верно выстроенная атмосфера спектакля не только облегчает процесс творчества актеров. Она позволяет зрителю включиться в сценическое действо и стать сотворцом драматического произведения.
Контрольные вопросы
* Что такое восприятие актера и восприятие зрителя?
* Как восприятие зависит от психологической настройки?
* Что такое атмосфера?
* От чего она зависит?
* Что необходимо делать для создания верной атмосферы спектакля?
Тренинговое задание № 16
Прочитайте следующие отрывки из разных пьес. Постарайтесь вникнуть в атмосферу этих отрывков. Какими бы словами вы определили ее? Чем отличается атмосфера пьесы Володина от атмосферы пьесы Вампилова? Запишите свои ощущения.
А. М. Володин.
ПЯТЬ ВЕЧЕРОВ.
Четвертый вечер
Вешалка, сундучок (из тех, что стоят в прихожей.) Звонит телефон. В накинутом на плечи пиджаке выходит Ильин, снял трубку.
Ильин. Да… Ленинград… Тимофеева?.. Сейчас. Миха, тебя. Эй, телефон!
Из комнаты выходит Тимофеев, всклокоченный, хмурый человек в пижаме. Хочет взять трубку, но в это время позвонили в дверь.
ТИМОФЕЕВ. Кто там?
ГОЛОС ТАМАРЫ. Извиняюсь. Тимофеев Михаил здесь живет?
ТИМОФЕЕВ. Здесь.
Ильин панически замотал головой и замахал руками, опустил трубку на рычаг и пошел в комнату, от двери шепнув: «Меня здесь нет». Тимофеев открыл дверь. Вошла Тамара.
ТАМАРА. Простите, не знаю вашего отчества. Я так поздно… Но бывает – приходится… Я хотела у вас справиться насчет Ильина, Александра Петровича.
ТИМОФЕЕВ (неопределенно). Александра Петровича?
ТАМАРА (очень вежливо). Вы с ним в институте учились.
ТИМОФЕЕВ. Ах, Сашка! Да, учился. Он что, сейчас вам нужен? Немедленно?
ТАМАРА. Нет, зачем же! Я только хотела спросить. Извините, что так поздно.
ТИМОФЕЕВ (посмотрел на часы, поднес к уху, потряс). Вчера починил, сегодня стоят.
ТАМАРА. У нас часто так бывает, починят…
ТИМОФЕЕВ. Что?
ТАМАРА. Говорю: починят, а как часы идут – это их не интересует.
ТИМОФЕЕВ (передернулся). Не топят, черти. Посидите, накину что-нибудь.
Тимофеев исчез. Тамара присела на сундучок. Некоторое время сидит одна, чопорная от неловкости. Тихо, по-ночному, из репродуктора звучит музыка.
ТИМОФЕЕВ , утепленный, вошел снова. (Сухо.) Ну, что вам?
ТАМАРА. Я хотела спросить насчет Ильина. Не знаете, где он сейчас?
ТИМОФЕЕВ (быстро). Ну, был он у меня, заходил.
ТАМАРА. Когда?
ТИМОФЕЕВ. Число не записал, дней, может, десять…
ТАМАРА. А он не обещал к вам прийти?
ТИМОФЕЕВ. Не обещал.
ТАМАРА. И адрес не оставил?
ТИМОФЕЕВ. И адрес не оставил.
ТАМАРА. Хм. Называется, друзья. Как же вы встретились и ничего не спросили… (Направляется к выходу. Но у двери повернулась.)
ТИМОФЕЕВ. Ну, я его спрашивал, как, что, он меня спрашивал, что как…
ТАМАРА (вернулась). Ну, и как же у вас, что?
ТИМОФЕЕВ. Вот, приехал в командировку, остановился у родичей. Так что вы меня случайно застали. (Телефонный звонок.) Да!.. Тимофеев слушает… Подгорск? Алло! Где же ваш Подгорск?.. Да никто не вешает трубку!.. Жду, жду…
ТАМАРА. Значит, вы тоже на Подгорском комбинате работаете?
ТИМОФЕЕВ (с трубкой). Я тоже. А кто еще?
ТАМАРА. Ну, как же, Ильин!
ТИМОФЕЕВ. Ах, Ильин! Что ж, возможно.
ТАМАРА. Что значит возможно, неужели вы не знаете? Вы кем работаете?
ТИМОФЕЕВ. Я? Главным инженером.
ТАМАРА (подозрительно). Странно. Очень странно. А Ильин?
ТИМОФЕЕВ. Что – Ильин?
ТАМ АРА. Он тоже в Подгорске?
ТИМОФЕЕВ. Нет, Ильин – он, не знаю где.
ТАМАРА (что-то поняла). Так.
ТИМОФЕЕВ (в трубку). Да, Тимофеев… Ладно, я тебя слышу хорошо, говори… Так… Порядок… Уже договорились… Уже!.. Глухая тетеря… Буду двадцатого, вышли машину… Все, бывай. (Повесил трубку) А вы, собственно, кто ему будете, жена?
ТАМАРА. Я? Нет, просто знакомая.
ТИМОФЕЕВ. Сочувствую.
ТАМАРА. Чему же вы сочувствуете?
ТИМОФЕЕВ. Ладно, сейчас не время, как-нибудь на досуге.
ТАМАРА. А все-таки. Меня это интересует. Раз уж начали – договаривайте.
ТИМОФЕЕВ. Ничего я не начинал, не люблю вмешиваться в чужие дела.
ТАМАРА. Может быть, вы намекаете, что он безалаберно живет?
ТИМОФЕЕВ. Странная вы женщина, ни на что я не намекаю.
ТАМАРА. Или вы намекаете, что он неуравновешенный человек, вспыльчивый, что его даже из института исключили, так он не виноват. Этого декана, которому Саша тогда нагрубил, его и сейчас все студенты не любят… Ну, хорошо, если даже тогда Саша совершил ошибку… Но он правильно говорил: «Заслуга не в том, чтобы не делать ошибок, а в том, чтобы вовремя их исправлять».
ТИМОФЕЕВ. Что же не исправил?
ТАМАРА. А вы ему завидуете?
ТИМОФЕЕВ. Чему же завидовать, любопытно.
ТАМАРА. А зато… А зато он талантливый! Его даже в школе называли «химик-гуммиарабик» – такие у него были способности! И в институте не вы ему помогали, а он вам!
ТИМОФЕЕВ (усмехнулся). Помнит.
ТАМАРА. Он не хвалился, просто к слову пришлось… Теперь я понимаю, почему он от меня ушел. Ничего не объяснил. Все-таки обидно. Обо мне совсем не подумал. И вот я за ним бегаю. Вы скажете, что я унижаюсь. Может быть. Но ведь я не о себе думаю, а о нем! Хотя так, наверно, всем кажется.
ТИМОФЕЕВ. Ну, успокойтесь, успокойтесь, будет вам…
ТАМАРА. Я ведь, в сущности, живу одна. В будни ничего – работа у меня интересная, ответственная, все время чувствуешь себя нужной людям. А в праздник плохо. Никуда идти не хочется. Все парами, парами, только ты одна. Один раз еду в трамвае и думаю: «Вот бы ехать, ехать, никуда не приезжать». Представляете? А дома так вдруг худо сделается, что вот пол натерт, и все на месте… Расшвыриваешь вещи по комнате, а потом от этого еще хуже, опять порядок наводишь. (Застегнула пальто.)
ТИМОФЕЕВ. Шея-то открыта, надует.
ТАМАРА. Ничего. Шарфик куда-то делся.
Тимофеев снял с вешалки шарф, накинул ей на шею.
Что вы? Зачем?
ТИМОФЕЕВ. На память.
ТАМАРА (возвращает). Не надо.
ТИМОФЕЕВ. Подождите, я вас провожу.
ТАМАРА. Не надо.
ТИМОФЕЕВ. Хоть адресок оставьте, что-нибудь узнаю – зайду скажу.
ТАМАРА. Адрес простой: Восстания, двадцать два, квартира два. Запомните? До свидания.
Тамара ушла. Тимофеев, хмурый, сидит на сундуке, закурил. Из комнаты вышел Ильин. Смотрит на Тимофеева молча.
ИЛЬИН. Да, забавная ситуация…
ТИМОФЕЕВ. Куда забавней.
ИЛЬИН. Помню, ранило меня – трясусь в медсанбатской машине, прижался к борту. Осколок попал в легкое, чувствую: чуть наклонишься – и кровь хлынет горлом. Так, думаю, долго не проживешь, гроб. И только одна мысль была в голове: если бы мне разрешили прожить еще один год. Огромный год. Миллион вот таких бесконечных минут. Что бы я успел сделать за этот год! Я бы работал по шестнадцать, по двадцать часов в сутки. Черт его знает, может быть, я сумел бы сделать что-нибудь стоящее!.. (Сморщился, замотал головой.) А ты красноречиво описал. Сволочь все-таки.
Тимофеев не отвечает.
И зачем ты, объясни ради всего святого, рассказал ей свою биографию? Какое ей дело до того, главный ты инженер или не главный? Да еще в Подгорске? К чему ей твой адрес? Почему ты не рассказал заодно, какая у тебя зарплата и сколько у тебя было знакомых женщин? Я тебя что просил: скажи – никого здесь нету, ничего не знаю. Простая вещь. Нет, надо же тррр… тррр… Трепло!
ТИМОФЕЕВ. Я в жизни никому не врал. Не умею, и больше ты меня не заставишь!
ИЛЬИН. Не ори, стариков разбудишь.
ТИМОФЕЕВ. Вот мой совет: беги за ней, валяйся в ногах.
ИЛЬИН. Исключено.
ТИМОФЕЕВ. Почему?
ИЛЬИН. Видишь ли, есть женщины с ямочками на щеках, есть без ямочек. Тамара – единственная женщина в мире с ямочкой на одной щеке.
ТИМОФЕЕВ. Не балагань.
ИЛЬИН. Понимаешь, я ей наврал. Брякнул, что я главный инженер. Ну, знаешь, я ведь раньше в ее глазах был этакий Менделеев, не стоит, думаю, разочаровывать. Потом смотрю – дело-то серьезней, чем я предполагал. Рано или поздно карты придется раскрыть. Что делать? Сознаться. А позор? Пускай лучше думает, что я этакий отчаянный, безрассудный, ну, непрактичный – это женщины прощают. Надоело, говорю, все это, махнем куда-нибудь к дьяволу на Север… Вот, если бы она согласилась, я бы и взял ее к себе, а потом бы как-нибудь обошлось. Так нет, сначала ей надо выяснить, рассудить, вникнуть во все обстоятельства моей жизни. А я не хочу, чтобы она вникала! Я имею право жить, как мне нравится, и ни перед кем не отчитываться. В том числе и перед тобой. Обличитель! Из высших соображений плюнул женщине в душу. Гордись! И вообще ты мне надоел, я от тебя ухожу.
ТИМОФЕЕВ. Куда же ты сейчас пойдешь – ночь!
ИЛЬИН. Не погибну. (Надел пальто, ушел.)
А. Вампилов.
ПРОШЛЫМ ЛЕТОМ В ЧУЛИМСКЕ.
Действие первое.
Утро
Летнее утро в таежном райцентре. Старый деревянный дом с высоким крыльцом, верандой и мезонином. За домом возвышается одинокая береза, дальше видна сопка, внизу покрытая елью, выше – сосной и лиственницей. На веранду дома выходят три окна и дверь, на которой прибита вывеска “Чайная”. Перед мезонином небольшой балкончик, и дверь на него чуть приоткрыта, внизу окна закрыты ставнями.
ЕРЕМЕЕВ. Ты почему?
Валентина молчит. Испуг еще не прошел, и она смотрит на Еремеева широко раскрытыми глазами.
Почему? Зачем кричать?
ВАЛЕНТИНА. Ой, как вы меня напугали…
ЕРЕМЕЕВ. Напугал?.. Почему напугал? Я не страшный.
ВАЛЕНТИНА. Нет, вы страшный, если неожиданно… (Улыбается.) Извините, конечно…
ЕРЕМЕЕВ (улыбается). Зачем бояться? Зверя надо бояться, человека не надо бояться.
ВАЛЕНТИНА. Уже не боюсь… (Снова возится с калиткой.) Помогите, пожалуйста.
Еремеев спускается с крыльца.
Подержите мне ее… Вот так… Вдвоем они наладили калитку. Ну вот, большое вам спасибо… Я вас разбудила?
ЕРЕМЕЕВ (кивает). Разбудила. (Кашляет.)
ВАЛЕНТИНА (поднимается на крыльцо). Как же вы здесь спали?.. Холодно же. Да и жестко, наверно… Постучались бы.
ЕРЕМЕЕВ. Зачем стучаться? Зимой надо стучаться… Ты Афанасия знаешь?
ВАЛЕНТИНА. Афанасия?.. А вы к нему?
Еремеев быстро кивает.
Так он сейчас придет. Сюда.
ЕРЕМЕЕВ. Сюда?
ВАЛЕНТИНА. Должен прийти. Он сейчас здесь работает, чайную ремонтирует… Да вы лучше к нему сходите. Вон их дом (показывает), два окна… Знаете?
ЕРЕМЕЕВ. Сейчас придет – тут его подожду.
ВАЛЕНТИНА. Как хотите… (Ключом открывает дверь чайной.) Да вы садитесь, чего зря стоять. Присаживайтесь.
В это время с громким стуком распахивается дверь на балкончике мезонина. Валентина, которая в это мгновение заходит в помещение чайной, на секунду замирает на пороге. На балкончике мезонина появляется Пашкина. Прищурясь, она смотрит на улицу. Кашкиной двадцать восемь лет, не меньше, но и не больше. Она привлекательна. Недлинные прямые волосы, до сего момента непричесанные. Чуть близорука и впоследствии появится в очках. Сейчас она босая, в домашнем халате.
КАШКИНА (негромко). Ну вот… День будет отличный – опять…
Валентина исчезает в помещении чайной и поспешно закрывает за собой дверь. Еремеев присел на стул, сидит неподвижно.
Послушай, почему мне так не везет? (Обращается к кому-то находящемуся в комнате, но говорит, не оборачиваясь, глядя на улицу.) В мае здесь стояла замечательная погода, помнишь? Так вот. Я ухожу в отпуск – начинается дождь. Приезжаю в город – там идет дождь. Еду к тетке, ну, думаю, наконец позагораю. Заявляюсь – и там дождь. А за день до моего приезда было солнце. (Расчесывает волосы.) Возвращаюсь сюда, выхожу на работу, и вот пожалуйста: прекрасные деньки. Ужас какой-то… (Приостанавливает руку с расческой.) Послушай. Ты ждал меня хоть немного?.. Или вовсе не ждал? (Мгновение ждет ответа, потом продолжает расчесывать волосы, усмехается.) Ладно, можешь не отвечать. Не затрудняй себя. Это я так спросила, от нечего делать… А все же денек сегодня будет чудесный. Послушай-ка! Идем сегодня на танцы… А почему бы и не пойти?.. Нуда, сейчас ты скажешь, что это безумие, что для танцев ты уже устарел, – я уже знаю, что ты скажешь… Что?.. Молчишь. Значит, все правильно… Ну ладно, я ведь только предлагаю… Заварить тебе чаю?.. (Ждет ответа, потом оборачивается.) Чаю тебе заварить?.. Неужели уснул?.. Успел уже… (Помолчав.) Ну и спи. (Не без горечи.) Спать – на это ты способен. Это единственное, что тебе еще не надоело… Ну и ладно. Ну и спи себе. (Уходит с балкончика.)
С правой стороны улицы появляется Мечеткин. Ему около сорока лет. Он в новом сером костюме, в потешной зеленой шляпе, при галстуке. Держится он до странности напряженно, явно напуская на себя начальственную строгость, руководящую озабоченность. Старается говорить низким голосом, но часто срывается на природный фальцет. Он приближается к ограде, вынимает из нее одну доску, пытается протиснуться, но безуспешно – мужчина он, что называется, в теле. Вынимает другую доску и проходит через палисадник, оставляя за собой открытую калитку. При его появлении Еремеев поднимается и собирает свою постель: складывает в мешок телогрейку.
МЕЧЕТКИН. Что такое?.. (Строго.) Ты что тут делаешь?
Еремеев молчит.
А?.. Спал, что ли?
ЕРЕМЕЕВ (кивает головой, улыбается). Отдыхал маленько.
МЕЧЕТКИН. Отдыхал, значит?.. (Язвительно.) Ну и как ты отдохнул?
ЕРЕМЕЕВ (простодушно). Хорошо отдохнул.
MEЧЕТКИН. Так, так… Ну, а кто тебе разрешил?.. А?.. Я вопрос задаю, кто тебе разрешил здесь спать?.. (Стучит в дверь.)
Еремеев молчит. Валентина появляется на пороге. На ней белый фартук.
(Приподнял свою шляпу, заговорил любезно.) Работникам общепита…
ВАЛЕНТИНА. Доброе утро.
МЕЧЕТКИН. Ну и как оно… Как дела? Как настроение?
ВАЛЕНТИНА. Спасибо, хорошо.
МЕЧЕТКИН. Впечатление производите положительное…
ВАЛЕНТИНА (смеется). Неужели?
МЕЧЕТКИН. Определенно, определенно…
ВАЛЕНТИНА. Вы, Иннокентий Степанович, я гляжу, сегодня в хорошем настроении…
МЕЧЕТКИН. А где же буфетчица? Еще не пришла? (Смотрит на часы.) Опять она задерживается.
ВАЛЕНТИНА. Не волнуйтесь, сейчас придет. Садитесь, обождите минутку…
(Исчезает.)
МЕЧЕТКИН (прошелся по веранде). Так, так… А ведь ты мне так и не ответил. Кто разрешил тебе здесь спать?.. А? Гостиница тут, что ли?
ЕРЕМЕЕВ. Ночью пришел, из тайги пришел…
МЕЧЕТКИН. Видать, что из тайги… А зачем? По какому поводу?
ЕРЕМЕЕВ. По делу пришел.
МЕЧЕТКИН. По делу, говоришь?.. Знаем мы ваши дела. Налижетесь, понимаете ли, и все дела. А пришел, так иди в гостиницу. На общем основании.
ЕРЕМЕЕВ. Зачем в гостиницу. У меня друг есть. Афанасий. Будить его не стал.
Появляется Хороших, женщина лет сорока пяти. Она моложава на вид, энергична, в движениях смела и размашиста. Одета щеголевато.
МЕЧЕТКИН (Еремееву). Будить не стал, скажи какой стеснительный. А в общественном месте валяться нестеснительный?.. Вот друг, понимаете.
ХОРОШИХ (Мечеткину). Дай пройти. Чего опять разоряешься? (Еремееву.) Никак Илья?
ЕРЕМЕЕВ. Илья, Илья…
ХОРОШИХ. Здравствуй-ка, Илья!
ЕРЕМЕЕВ. Здравствуйте, здравствуйте!
ХОРОШИХ (проходит в помещение чайной, на пороге). Здравствуй, Валентина.
МЕЧЕТКИН (разглядывает свои часы). Так, так…
Хороших появляется и открывает ставни одного из трех окон. В этом окне оказывается витрина буфета, весы, бутылки на полке и прочее.
Между прочим, уже десять девятого.
ХОРОШИХ. Ну и что?
МЕЧЕТКИН. Опаздываете, Анна Васильевна. Раньше вставать надо.
ХОРОШИХ. Тебя я не спросила. (Исчезает за дверью. Тут же появляется в буфете за окном. Еремееву.) Давненько ты здесь не заявлялся.
ЕРЕМЕЕВ. Давно, давно.
МЕЧЕТКИН (Хороших). Имейте в виду, дисциплина у нас для всех существует. Положение общее.
ХОРОШИХ. Да отстань ты, дай с человеком поговорить.
МЕЧЕТКИН. Смотрите, Анна Васильевна. Вы ведь не в первый раз, вы систематически задерживаетесь, так что имейте в виду… Мне две яичницы, простоквашу, хлеб и стакан чаю… Имейте в виду, на вас и так сигналы поступают…
ХОРОШИХ. Да иди ты со своими сигналами. Ты лучше скажи мне, когда ты женишься.
МЕЧЕТКИН. То есть?.. Что вы этим хотите сказать?
ХОРОШИХ. А то сказать, что давно тебе пора. Уж я жду, жду…
МЕЧЕТКИН. Гм… А ваше-то, между прочим, какое до этого дело?
ХОРОШИХ. Да как же. Женился бы, так, слава богу, сюда перестал бы ходить. Дома бы питался. Вот бы удружил так удружил. Зато жене твоей я бы не позавидовала.
МЕЧЕТКИН. Анна Васильевна!.. Вы забываетесь, между прочим.
ХОРОШИХ (пишет на бумажке. Громко). Валентина! Две яичницы! (Подает Мечеткину хлеб и талоны.) Ешь да помолчи немного. (Еремееву.) А ты, Илья? Завтракать будешь?
ЕРЕМЕЕВ. Спасибо, спасибо.Тренинговое задание № 17
Это тренинговое упражнение предлагал своим ученикам Михаил Чехов. Оно так и называется – «тренинг атмосферы».
Тренинг атмосферы
Представьте себе пространство вокруг вас наполненным атмосферой (как оно может быть наполнено светом или запахом). Представляйте вначале простые, спокойные атмосферы, например: уют, благоговение, одиночество, предчувствие (радостное или печальное) и т. п. не прибегайте ни к каким отвлекающим ваше внимание воображаемым обстоятельствам, якобы создающим данную атмосферу. Представляйте себе непосредственно то или иное чувство разлитым вне вас в вашем окружении. Продолжайте это с целым рядом различных атмосфер. Выберите одну атмосферу. Сделайте легкое движение рукой в гармонии с окружающей вас атмосферой. Повторяйте это простое движение, пока вы не почувствуете: ваша рука пронизана атмосферой и в движении своем выражает и отражает ее.
Перейдите к более сложным движениям: встаньте, сядьте, лягте, возьмите предмет, положите его и т. п. Добивайтесь тех же результатов, что и в предыдущем случае.
Произнесите одно слово (сначала без движения) в созданной вами атмосфере. Следите за тем, чтобы оно прозвучало в гармонии с ней. Произнесите короткую фразу в определенной атмосфере. Соедините эту фразу с соответствующим ей простым движением. Проделайте это упражнение в различных атмосферах.
Снова проделайте все вариации описанного выше упражнения с такими атмосферами, как экстаз, отчаяние, паника, ненависть, пламенная любовь и т. п. перейдите к следующему варианту упражнения. Окружите себя атмосферой. Вживитесь в нее. Найдите простое движение, органически вытекающее из атмосферы. Проделайте его несколько раз. Перейдите к более сложному движению, исходя из той же атмосферы. Выполните простое бытовое действие. Присоедините к нему слова. Сделайте их более сложными и продолжайте упражнение, пока оно не примет вид законченной импровизации.
Создайте вокруг себя атмосферу и, побыв в ней некоторое время, вызовите в своей памяти соответствующие ей образы из жизни. Атмосфера душевного холода, например, может вызвать образ официального учреждения и т. п.
Читайте пьесы и литературные произведения, интуитивно (не рассудочно) определяя атмосферы, сменяющие одна другую. Создайте мысленно “ партитуру” следующих одна за другой атмосфер.
Вживаясь в различные атмосферы, старайтесь осознать динамику, волю каждой из них. Начните двигаться в гармонии с этой динамикой. Постепенно усложняя ваши движения, перейдите к импровизации.
Если вы упражняетесь не один, делайте импровизации двоякого рода:
1. Все участники, охваченные определенной атмосферой, живут индивидуальными чувствами, родственными атмосфере.
2. Один из участников живет чувствами, противоположными общей атмосфере.
С группой партнеров приготовьте небольшой отрывок. При работе над ним старайтесь исходить из атмосферы не только в игре, но и в выборе мизансцен. Обсудите с партнерами возможные декорации, свет и сценические эффекты, соответствующие атмосфере отрывка.
Старайтесь в повседневной жизни замечать атмосферы, в сферу которых вы вступаете. Слушайте их, как музыку. [11]