Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

Лындина Эльга

Если верить тому, что судьба человека предначертана в системе главных векторов, в том числе и в профессии его, особенно для художника, то Хабенского многое вело к тому, чтобы все же сыграть Гамлета. В музыкально-литературной композиции, где он ощущал себя не менее свободно, нежели на сцене или на экране.

Политрук Лившиц — несколько штрихов, точных мазков — с одной стороны, из прежнего опыта Хабенского, с другой — что-то вроде исканий на предмет будущих работ. Как и в маловнятной, вычурной картине Ренаты Литвиновой «Богиня, или Как я полюбила», в которой герой актера носит его собственное имя — Константин и фамилию, пришедшую будто из прозы Федора Сологуба: Полосуев. Тождество имени отнюдь не означает,

что Хабенский играет самого себя. Снова рефлексия, душевная усталость. И агония — это уже проба пера. Некий флер, к которому стремится Литвинова, — Древняя Греция, в еще большей степени Византия, рок — гармонируют с бледным лицом Хабенского, его темными глазами и затуманенным взглядом. Каноны византийского портрета ощутимы, но нет их напряженной суровости. Только неисправимое, нарастающее одиночество.

Актер отчасти сохраняет это даже в двух отечественных блокбастерах, снятых Тимуром Бекмамбетовым: «Ночной дозор» и «Дневной дозор». Хабенский участвовал в обеих картинах в роли Антона Городецкого. «Дозоры» собрали огромное (по российским меркам) количество зрителей, что соответственно приумножило популярность Константина Юрьевича. Кинокритики к его успеху в данном случае отнеслись иронически, в чем, на мой взгляд, есть оттенок снобизма. Подобный успех так или иначе свидетельствует, что герой Хабенского вписывается в современный пейзаж, что подкреплено обаянием актера, его искренностью, правдивостью. Сам Константин Юрьевич интересно прокомментировал зрительский успех «Дозоров»: «Если честно, не знаю, почему «Дозоры» посмотрело так много людей? Возможно, посмотрели вдруг тот самый фильм, который отвечает чаяниям людей. Мы ведь, снимая фильм, варимся в своем соку — иной раз совершенно по-своему оцениваем нужды зрителей. Скажем, с точки зрения актерской братии, идеальный фильм — тот, который основан на хорошем материале, с качественным монтажом… А с точки зрения критиков, идеальный фильм — это… вообще непонятно что! Невозможно представить, что людям понравится. Может, это будет народное кино, может, фантастический триллер, а может быть — какая-то военная история.

— Ваш герой в «Дозорах» — фигура мистическая, раздает индульгенции на злодеяния?

— Любопытно, но на съемках мы даже не говорили ни о какой мистике — просто абсолютно нормально снимали жизнь человека, который каждый день ходит на службу, выезжает в командировку, выполняет задания. Мы не играли ни магов, ни волшебников.

Для меня это был принципиально новый жанр. Прежде всего было интересно попробовать, посмотреть, что это такое…»

Задачу, поставленную перед собой Бекмамбетовым, мне кажется, можно сформулировать как стремление снять голливудский фильм в России. Но при всей кажущейся простоте этой задачи картина осталась во многом все-таки российской. Не в лучшем смысле слова. Неслучайно в Голливуде «Ночной дозор» изрядно перемонтировали и переделали.

Антон Городецкий — московский интеллигент, волей судьбы ввергнутый в поединок сил тьмы и света, борющихся за свое могущество, по сути, одними и теми же методами. Не знаю, осознанно или неосознанно, но актер в своих решениях, особенно в «Ночном дозоре», близок Александру Кайдановскому в роли Сталкера, как ни трудно связать это с образом вампира Городецкого, с бытованием такого героя. Впрочем, Хабенского можно понять. Проза Лукьяненко даже в кинематографической версии не дает актеру желанных в его игре импульсов. Тем паче Хабенскому, который к моменту съемок в «Дозорах» уже стремился найти диалектическое начало в характере его персонажа, добраться до сути его и до сути стоящего за ним серьезного жизненного явления, пробиваясь к тайникам души. К некой высшей точке.

«Фэнтези», жанр, в котором снимались «Дозоры», по определению ограничен и нередко однозначен. В этом его сила и слабость. Аналитическое начало

не входит в программу авторов. Вольный поток эмоций, пусть сдержанных, к чему склонен Константин Хабенский, здесь не ко двору. История в принципе линейна, она разворачивается по прямой линии. Хабенский идет по ней, постепенно прощаясь с попыткой вырваться за пределы обуженной жанровой схемы. Вместе с тем Тимур Бекмамбетов оправдывает мысль, высказанную когда-то Станиславом Лемом о том, что практика западного кино и телевидения учитывает постоянно растущую стоимость острых ощущений. Могу предположить, что во многом благодаря этому режиссер выбрал на одну из главных ролей Константина Хабенского, нацеленно стремящегося заглянуть в уголки человеческой души: актер должен был по мере возможностей (драматургия, режиссура) прорваться в мир больших чувств. С чем Хабенский отчасти справляется, внося в историю Антона Городецкого ноты тревоги, сомнений, боли, помогая зрителям ощутить всю враждебность окружающих их темных сил.

Вампир Городецкий подчиняется, в общем, человеческим законам (даже перемещаясь из мужского тела в женское и наоборот). Подчиняется существующей у людей системе ценностей. Отчего в картине тихо звучит мотив безысходности, который у героев Хабенского с годами становится сильнее и звучней. Благодаря ему сквозь вымысел — основу «Дозоров» — прорывается реальность. Не только реальная, узнаваемая Москва, по которой бродят люди и вампиры. Вожак светлых сил Гесер в исполнении Владимира Меньшова очень похож на руководящего чиновника из какой-то окружной управы. А негодяи-вампиры, как и люди, одиноки в огромном городе.

«— Почему вы не похожи на Антона Городецкого из романа? — спросили Хабенского.

— Мы пофантазировали, пошли от обратного. И пришли к человеку, который является героем поневоле, героем обстоятельств. Он не объясняет, что вот это — плохо, а вот это — хорошо. Он всегда сомневается, это и есть его философия…»

Городецкий отчаянно мечется между сыном Егором, вставшим на сторону тьмы, и подругой Светланой, делающей карьеру светской волшебницы. Мечется при постоянных отсылках к реальности.

Работа в отечественном «фэнтези» принесла Хабенскому несомненные дивиденды. Константин Хабенский прочно вошел в рейтинг любимых россиянами актеров. Принесла ли эта работа серьезное удовлетворение сделанным, радость самому артисту? На это несложно ответить, цитируя самого Хабенского: «Обычно я создавал атмосферу не больше минуты. Сейчас справился минут за пять. Вспышка боли — будто в голове взорвался крошечный снаряд».

У него достает точной самооценки, чтобы не без иронии поведать журналистам о ролях в «Ночном» и «Дневном дозоре»:

«Если честно, просто не знаю, почему «Дозоры» посмотрело так много людей. Возможно, вдруг получился «тот самый» фильм, который ждали?»

Все-таки, наверное, Константину Хабенскому ближе Эдик Летов — его герой из картины Павла Лунгина «Бедные родственники», хотя и не имевшая столь бурного успеха, как «Дозоры». В «Бедных родственниках» Хабенский получил возможность вернуться в трагикомедию, в которой обычно чувствует себя свободно и органично. Хотя никогда не играет на ощупь, как некоторые его коллеги в подобной ситуации.

В «Бедных родственниках» играет роль. Точнее его герой, авантюрист и лицедей, играет роль всеобщего благодетеля, заставив довериться себе обитателей маленького городка Голутвино где-то на юге страны.

Лунгин так обозначил «message» своего фильма: «Мы одиноки, но стремимся любить, брататься, усыновлять, удочерять, быть родственниками. И это чудо».

Звучит гордо и пафосно. Особенно если вспомнить Эдика Летова, этакого современного Остапа Бендера, только действующего в масштабах, значительно отличающихся от грандиозных акций великого комбинатора. Однако идея Эдика Летова совсем не ординарна.