Актуальные проблемы Общей части уголовного права
Шрифт:
При посягательстве же на сходные объекты, основным критерием определения законодателем одних деяний как преступных, а других – как непреступных выступает степень общественной опасности. Например, многие преступления имеют смежные составы административных правонарушений: ст. 20.1 КоАП РФ «Мелкое хулиганство» и ст. 213 УК РФ «Хулиганство»; ст. 7.27 КоАП РФ «Мелкое хищение» и ч. 1 ст. 158 УК РФ «Кража»; ч. 1 ст. 14.12 КоАП РФ «Фиктивное или преднамеренное банкротство» и ст. 196 УК РФ «Преднамеренное банкротство», ст. 197 УК РФ «Фиктивное банкротство» и др. В указанных случаях выявляются признаки прямой корреляции, когда проступкам, указанным в диспозиции правовой нормы КоАП, соответствуют терминологически идентичные наименования преступлений. Отграничение проступков от преступлений обусловлено в таких случаях особенностями общественно опасных последствий деяния – размером причиненного ущерба (вреда). Так, мелкое хищение от уголовно наказуемого отличается стоимостью похищенного имущества (и, соответственно, размером причиненного вреда собственнику), фиктивное и преднамеренное банкротство влекут уголовную ответственность только при условии, что такие деяния причинили крупный ущерб (свыше 2 млн 250 тыс. руб.).
Как справедливо отмечала Н. Ф. Кузнецова, преступления при прочих равных условиях всегда причиняют больший вред, их вина антисоциальнее, мотивация низменнее, способы совершении более дерзки [145] . То есть помимо размера причиненного вреда преступление от административного
145
Энциклопедия уголовного права. Т. 3. Понятие преступления. Издание профессора Малинина. СПб., 2005. С. 98.
Полемика относительно наличия (отсутствия) у административного правонарушения признака общественной опасности обусловлена в том числе несовершенством существующего понятия преступления. Так, дефиниция, изложенная в ч. 1 ст. 14 УК РФ, не отражает специфику общественной опасности именно преступления. В свете поднятой проблемы представляет интерес предложение, высказанное С. Базаровой, которая считает необходимым ч. 1 ст. 14 УК РФ изложить в следующей редакции: «Преступлением признается виновно совершенное, способное причинить существенный вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям (наиболее общественно опасное) деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания» [146] . О необходимости уточнения понятия преступления посредством характеристики общественной опасности говорила и Н. Ф. Кузнецова. Так, по ее мнению, под преступлением следует понимать общественно опасное, виновное, противоправное, т. е. запрещенное Уголовным кодексом под угрозой наказания, деяние (действие или бездействие), наносящее серьезный вред общественным отношениям: личности, обществу или государству [147] .
146
Базарова С. Малозначительность деяния // Законность. 2009. № 1. С. 56.
147
Энциклопедия уголовного права. Т. 3. Понятие преступления. Издание профессора Малинина. СПб., 2005. С. 91.
Обобщая приведенные позиции, можно предложить следующую редакцию ч. 1 ст. 14 УК РФ: «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания, способное причинить значительный вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям».
Представляется, что несовершенство понятия преступления явилось и одной из причин возвращения в уголовное законодательство института «административной преюдиции». В самом общем виде содержание названного института состоит в том, что административное правонарушение переходит в разряд преступления при условии наличия факта привлечения к административной ответственности. В. И. Колосова, обобщив различные позиции, пришла к выводу, что административная преюдиция заключается в «привлечении лица к уголовной ответственности, если оно в течение определенного времени (чаще всего в течение одного года) после одного или двух административных взысканий за правонарушение совершит такое же правонарушение» [148] .
148
Колосова В. И. Административная преюдиция как средство предупреждения преступления и совершенствования уголовного законодательства // Вестник Нижегородского университета им Н. И. Лобачевского. 2011. № 5 (1). С. 247.
В первоначальной редакции УК РФ законодатель отказался от составов с административной преюдицией. Данный отказ был положительно воспринят научной общественностью, так как тем самым была проведена четкая грань между преступными и непреступными деяниями. Разработчики УК РФ в свою очередь говорили о том, что «два или более административных правонарушения не изменяют природы административно-правового деяния ввиду отсутствия в нем признаков общественной опасности, т. е. количество проступков не может перерасти в качество преступления» [149] .
149
Кузнецова Н. Ф. Основные черты Особенной части УК // Вестник МГУ. Серия 11. Право. 1996. № 5. С. 18; Волженкин Б. В. Преступления в сфере экономической деятельности (экономические преступления). СПб., 2002. С. 77.
Однако множественные изменения уголовного закона привели к тому, что ежегодно количество норм с административной преюдицией только увеличивается. Обращаясь к научным исследованиям, также обнаруживается возрастание сторонников включения составов с административной преюдицией в национальное уголовное законодательство. При этом свою позицию они аргументируют по-разному. Одни авторы считают, что тем самым повышается «гибкость и адаптивность правового воздействия на правонарушителя при одновременной реализации принципа экономии уголовно-правовой репрессии, подчеркивают потребность в разработке модели уголовного проступка, прообразом которого могут стать нормы преюдиционного характера» [150] . По мнению других, институт административной преюдиции «может стать эффективным средством противодействия преступности и будет способствовать достижению основных результатов: повысит эффективность практического применения уголовного законодательства, обеспечит реализацию принципа экономии мер уголовной репрессии и исключит случаи объективного вменения» [151] . Количество предложений о переводе «классических» составов преступлений в составы с административной преюдицией также неуклонно растет. Так, например, М. А. Лапина, Д. В. Карпухин, Ю. В. Трунцевский предлагают ввести институт административной преюдиции и сформулировать его в ряде статей гл. 22 УК РФ: ст. 171 «Незаконное предпринимательство»; ст. 171.1 «Производство, приобретение, хранение, перевозка или сбыт товаров и продукции без маркировки и (или) нанесения информации, предусмотренной законодательством Российской Федерации»; ст. 171.2 «Незаконные организация и проведение азартных игр» и т. д. Всего, по их мнению, такому реформированию должны быть подвергнуты 34 состава преступления из гл. 22 УК РФ [152] . По мнению А. Б. Коноваловой, И. Н. Мосечкина, «в совершенствовании нуждаются статьи, предусматривающие ответственность за незаконное предпринимательство и его специальные виды (ст. 171–172 УК РФ)» [153] . В. Е. Дворцов высказывает аналогичные предложения относительно ст. 170.2 УК РФ, мотивируя свою позицию тем, что «внедрение в норму об уголовной ответственности за совершение преступления против порядка осуществления кадастровой деятельности состава с административной преюдицией имеет серьезное профилактическое значение, поскольку под воздействием административного наказания кадастровый инженер может пересмотреть свое поведение, не допустить впредь аналогичного поступка. Более того, инструмент административной преюдиции позволит полноценно реализовать принцип субъективного вменения (ст. 5 УК РФ), так как правонарушитель путем применения административного наказания официально предупреждается о том, что повторение подобных нарушений чревато уголовной ответственностью» [154] . Стоит заметить, что подобная аргументация может быть «подложена» под любой состав преступления, даже под изнасилование и убийство, вопрос только в том, как далеко готов зайти законодатель в своем стремлении защитить преступника и желании снизить нагрузку на правоохранительные органы.
150
См., напр.: Лапина М. А. Оптимальные приемы юридической техники, обеспечивающие согласование системы юридических санкций административно-деликтного и уголовного законодательства // Административное и муниципальное право. 2015. № 6. С. 575–581; Мямхягов З. З. Административная преюдиция как средство разграничения административного и уголовного права // Вестник Краснодарского университета МВД России. 2017. № 2 (36). С. 80–83.
151
Бавсун М. В., Бавсун И. Г., Тихон И. А. Административная преюдиция и перспективы ее применения на современном этапе // Административное право и процесс. 2008. № 6. С. 6–9.
152
Лапина М. А., Карпухин Д. В., Трунцевский Ю. В. Административная преюдиция как способ декриминализации уголовных преступлений и разграничения уголовных преступлений и административных правонарушений в современный период // Административное и муниципальное право. 2015. № 11. С. 1138–1148.
153
Коновалова А. Б., Мосечкин И. Н. О применении института административной преюдиции в борьбе с преступлениями в сфере экономической деятельности // Безопасность бизнеса. 2017. № 6. С. 50–56.
154
Дворцов В. Е. Об административной преюдиции применительно к норме об уголовной ответственности за совершение преступления против порядка осуществления кадастровой деятельности // Российская юстиция. 2017. № 11. С. 64.
Особенно сложно противникам административной преюдиции противостоять процессу ничем не обоснованного расширения сферы использования в уголовном праве данного института после принятого постановления от 10 февраля 2017 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности положений ст. 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И. И. Дадина» [155] , в котором Конституционный Суд РФ подтвердил возможность использования дуалистического подхода (использование административной и уголовной ответственности) для борьбы с некоторыми видами правонарушений, мотивируя это тем, что изменившаяся степень общественной опасности позволяет корректировать их противоправность, что предполагает преобразование составов отдельных административных правонарушений в составы преступлений и наоборот (п. 4 названного постановления).
155
СПС «КонсультантПлюс». Дата обращения: 31.07.2018.
В уголовном законе уже насчитывается более десятка составов преступлений с административной преюдицией: ст. 116.1 «Нанесение побоев лицом, подвергнутым административному наказанию», ст. 151.1 «Розничная продажа несовершеннолетним алкогольной продукции», ст. 157 «Неуплата средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей», ст. 158.1 «Мелкое хищение, совершенное лицом, подвергнутым административному наказанию», 171.4 «Незаконная розничная продажа алкогольной и спиртосодержащей пищевой продукции», 215.4 «Незаконное проникновение на охраняемый объект», 212.1 «Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования»; ст. 264.1 «Нарушение правил дорожного движения лицом, подвергнутым административному наказанию» и др.
Несмотря на то, что в перечисленных выше нормах содержится преюдиционный элемент, исследователи [156] обращают внимание на тот факт, что способы описания составов с административной преюдицией существенно отличаются друг от друга. Так, в ряде составов условием наступления уголовной ответственности называется повторное совершение деяния лицом, подвергнутым административному наказанию за аналогичное деяние в период, когда оно считается подвергнутым административному наказанию (например, ст. 151.1 и ст. 264.1 УК РФ). В других случаях говорится о привлечении лица за совершение аналогичных деяний к административной ответственности более двух раз в течение 180 дней (например, ст. 212.1 УК РФ). Следует подчеркнуть, что в некоторых составах законодатель ограничивается указанием на неоднократность незаконных действий и не проводит различий между фактической и юридической повторностью правонарушений (например, ст. 154 и 180 УК РФ). Безусловно, такая непоследовательность в нормативном оформлении административной преюдиции, понятия неоднократности ставит перед теорией и практикой целый ряд проблем, не способствует единообразному правоприменению, свидетельствует об отсутствии системного подхода при совершенствовании уголовного законодательства даже в части внедрения в него одного института – института административной преюдиции.
156
Незнамова З. А. Преступления с административной преюдицией в Уголовном кодексе РФ: коллизии межотраслевого регулирования // Российское право. Образование, практика, наука. 2015. № 6. С. 20–25.
Более того, отмечает Л. В. Иногамова-Хегай, «эта преюдиция выводит уголовное законодательство из сферы федеральной юрисдикции, превращая его в законодательство субъектов Федерации, что не соответствует ст. 11 Конституции РФ, ст. 1 Федеративного договора от 31 марта 1992 г. “О разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами власти суверенных республик в составе Российской Федерации”. Административные проступки и ответственность за них, устанавливаемые субъектами Федерации, способны привести и приводят к разному содержанию преступления с административной преюдицией. А это уже свидетельство разной “уголовной” законности в зависимости от региона, что является нарушением принципов законности и равенства, предусмотренных Международным пактом о гражданских и политических правах 1966 г., Конвенцией Совета Европы о защите прав человека и основных свобод 1950 г., Конституцией РФ и ст. ст. 3 и 4 УК» [157] .
157
Иногамова-Хегай Л. В. Современные тенденции криминализации и декриминализации в российском уголовном праве // Уголовное право. 2017. № 4. С. 54.