Акула пера (сборник)
Шрифт:
— Хулиган! — крикнула я.
— Это бандит! — крикнула мне в ответ Маринка прямо в ухо. — Он там сейчас нам все разгромит!
— Зачем? — спросила я, сама толком не понимая, зачем нужно было какому-то незнакомому мужчине делать такие глупости среди бела дня. Хотя, конечно же, у меня в кабинете есть сейф, а в нем немного денег… А в сумочке у меня диктофон и… Нет, все это ерунда и целью такого поступка быть не может.
— Это псих! — сказала я. Иного объяснения не находилось. И Маринка тут же согласилась со мною.
— Маньяк! Я так и поняла! — снова крикнула она, и мы с ней, не сговариваясь,
Тут-то мы обе и вспомнили про внезапно замолчавшего мальчишку. Я посмотрела налево, потом направо, Маринка проделала то же самое упражнение, но в обратном порядке.
А мальчишки-то в коридоре и не было.
— А где… этот паразит-найденыш? — спросила я у Маринки.
— А-а-а… наш подкидыш, что ли? — Маринка еще повертела головой и затем здраво ответила вопросом на вопрос: — А я откуда знаю?
Мы пооглядывались, и я еще раз стукнула в дверь, но тут Маринка меня одернула.
— А вдруг этот маньяк сейчас возьмет и откроет дверь! Ка-ак распахнет! — жутчайшим шепотом пробормотала она. — Пошли отсюда быстрее!
Предложение мне показалось весьма разумным и даже полезным. Для здоровья, разумеется.
Схватившись с Маринкой за руки, мы побежали к лестнице. Подбежав к ней, мы увидали сбегающего вниз по лестнице мальчишку.
— Ты куда, паршивец-засранец?! — крикнула ему Маринка и, оглянувшись на всякий случай на нашу запертую дверь, добавила: — Еще раз потеряешься! Лучше остановись!
— Не-а, тетеньки! Больше не потеряюсь! — весело отозвался мальчишка, и мы услышали, как хлопнула внизу входная дверь.
— Что делать будем? — спросила меня Маринка. — Стоим здесь, как две плющихи на Тополихе… или, кажется, наоборот… Не молчи! Что делать будем? Руководи, ты же начальница!
— В милицию звонить, что же еще?! — ответила я. — Пусть приезжают, вскрывают двери, арестовывают и все прочее. Это их работа. Я с маньяками связываться не желаю! Не мой профиль.
Я была настроена решительно, но самое главное было бы — удрать отсюда поскорее. Ну не хочу я встречаться с маньяками почему-то. Нет на это моего журналистского куражу, в чем и признаюсь.
Мы с Маринкой выбежали на улицу. Нашего мальчишки уже нигде не было. За стеклянными дверями здания мы сразу столкнулись с Ромкой. Он стоял спиной к дверям и сосредоточенно ковырял в носу.
— Никого здесь нет, Ольга Юрьевна, — поворачиваясь, сказал мне Ромка, украдкой вытирая пальцы о штанину, — никаких мамочек. Да и папочек тоже не видать. А вы куда?
— Пошли-ка с нами! — крикнула ему Маринка и для верности схватила Ромку за руку. Вот это она сделала абсолютно правильно.
Мы пересекли улицу, аккуратно переждав, пока проедет несколько машин, и подошли как раз к тому самому телефону-автомату, который я совсем недавно обозревала из окна своего кабинета.
Оглянувшись на знакомые окна, я удивленно вскрикнула:
— Вот это да!
— Что, что такое? — переспросила Маринка и, проследив за моим взглядом, присвистнула: — Ну, блин, горячий же мужчина!
Окна кабинета, несмотря на ноябрь месяц, были растворены, и так подло воспользовавшийся нашим добросердечием налетчик в кепке стоял около открытого окна и… и всего лишь разговаривал по телефону. Было прекрасно видно, как он держит трубку в правой руке, размахивая при этом левой.
Как я замечала, есть люди, совершенно не умеющие разговаривать, если при этом они не помогают себе руками. Атавизм, наверное.
— Мне кажется, он у нас жить собрался, — пробурчала Маринка. — Не удивлюсь, если окажется, что он по телефону заказывает себе пиццу в номер. Ну что ж, пока он звонит, позвоним и мы. — Она сняла трубку телефона-автомата. — Ты будешь разговаривать? Или разрешишь мне?
— Давай-ка я лучше сделаю это сама, — сказала я.
Я взяла у нее трубку, послушала, что телефон работает, и быстро набрала рабочий номер телефона майора Здоренко.
Майор Здоренко был моим стариннейшим знакомым и очень неординарной личностью. Майор руководил одним из подразделений тарасовского РУБОПа, был откровенно хамоватым типом и, говоря еще откровеннее, весьма скептически относился к прессе. И к служителям ее.
Интересные у меня знакомые, правда?
Самая главная правда заключалась в том, что при слове «журналист» лицо майора Здоренко вместо обычного своего темно-красного цвета приобретало какой-то неправдоподобно бурый, и он начинал орать так, что даже кирпичи на окружающих зданиях старались уменьшиться в размере от страха.
Журналистов майор не любил и не терпел, а вот со мной почему-то всегда ладил. Ладил — это в его понимании, а не в общечеловеческом. Или он лично ко мне проникся такой эксклюзивной симпатией, или это я нашла какой-то ключик к его сердцу, что одно и то же, уже не помню подробностей. Одно без сомнения: среди всей массы тарасовских журналистов майор выделял и нашу газету, и меня лично, и отношения у нас были почти терпимые. Это не означает, что он не орал, когда случайно натыкался на меня. Орал — и очень громко. Но я всегда могла рассчитывать на его помощь и прекрасно об этом знала. Как бы ни орал в ответ на мой звонок майор Здоренко, на помощь он прийти должен обязательно.
Пока я набирала номер телефона майора, я не спускала глаз с придурка в кепке, оккупировавшего мой кабинет. Мне показалось, что он в это же самое время рассматривал и нас с Маринкой, не переставая разговаривать по телефону. Маринка даже махнула ему один раз рукой. А он не ответил.
Маньяк, что с него возьмешь!
— А кто это такой? — прищурившись, спросил Ромка. — Что-то я не узнаю этого джентльмена… кепку еще надвинул на самый нос… Грузин, что ли? Или чеченец?
Словно в ответ на эти слова, «джентльмен» отошел в глубь кабинета и перестал быть нам виден.
— Здоренко! — рявкнула трубка у меня в руках, и я, вздрогнув, откашлялась и начала разговор.
— Товарищ майор, — крикнула я, — у нас в редакции засел бандит!
— Это ты, что ли, Бойкова? — сразу же сменив громкий крик на недовольное брюзжание, проворчал майор.
— Ну да! Он заперся! — снова крикнула я, предусмотрительно отодвигая трубку подальше от уха: майор мог заорать в любую секунду, и нужно было к этому приготовиться.
— Он-то, может, и заперся, — продолжая демонстрировать интонациями, что у него язва-гастрит-отрыжка и последняя степень печали, сказал майор Здоренко, — а вот ты-то, Бойкова, где?