Акула пера в СССР
Шрифт:
— Бедненький! А мне почему?
— Действительно, почему? Развлекаешься без меня? Ну, так ради Бога, что в этом такого? Я тебе не… — чуть-чуть я уберегся, чтобы не сморозить глупость, и вовремя спохватившись вывернулся, — Я тебе не этот, который "к нам едет ревизор". Мне главное чтобы ты была в безопасности, а сейчас у нас шестнадцать тридцать, на дворе светло, и атлетических красавцев, желающих соблазнить тебя, вокруг не наблюдается.
— Кажется, один наблюдается… — сказала она.
— В смысле? — я повелся на удочку и прищурившись, оглядел зал, а потом врубился, что это была месть за "любовницу", — А-а-а-а, какая плохая
Хитрющая Тася довольно заулыбалась — еще бы, провела меня! Анатольич тревожно глянул на часы и сделал такой жест указательным пальцем, как будто что-то раскручивает — поторапливал.
— Ну, Таисия, желаю вам всех победить и… И увидимся?
— Обязательно! — ее глаза сияли, губы были такими притягательными — и мне дорогого стоило не поцеловать ее при всех.
Вправду жениться, что ли?
* * *
Глава 19, в которой появляются Волков и народный мститель
— Война оканчивается тогда, когда похоронен ее последний солдат! — рявкнул Волков, — И если кто-то не понимает, почему воинское захоронение — это место особой святости, то я объясню! Да!
Он и вправду был похож на волка, Василий свет Николаевич, надёжа и опора Дубровицких предприятий деревообработки. Хищный взгляд серых глаз под лохматыми бровями, волевое лицо, крепкие желтые зубы, копна серых волос, жестких, будто проволока… Роста среднего, телосложения среднего, характер стойкий, нордический.
— Закон один для всех! — заседание Комиссии по сохранению историко-культурного наследия явно пошло не по тому сценарию, которое выстроил в своей голове партиец из райкома.
Волков рвал и метал:
— Почему ПДО проводит субботник, выделяет деньги на реконструкцию и благоустройство мемориала, а вы тихой сапой переводите их всяким бездельникам? — его узловатый палец ткнул чуть ли не в самое лицо второго секретаря, — Вы думаете, я это спущу вам с рук? Вы думаете, мне не наплевать на то, что в каком-то совхозе работают разгильдяи и лодыри, потерявшие семенной фонд? Пусть этим занимается ОБХСС! Це-ле-вы-е средства, слышали? Це-ле-вы-е! На реконструкцию мемориала, а не на покрытие бесхозяйственности во время посевной!
— Василий Николаевич, но как же взаимо… — начал было второй секретарь, но был жестко оборван.
— Это не взаимовыручка, это преступление, слышите? Если до конца недели не увижу деньги — с вами разговаривать будут совсем другие люди! Да!
— Н-но…
— Тут лошадей нет! Знаю я вас — нагоните школьников, студентов, чтобы на дурняк сделать работу, которую должны делать про-фес-си-о-на-лы! Знаете такое слово или нет? Школьников, конечно, привлекать нужно. Коллективный труд, да! Листья сгрести, мусор убрать — это да, это они могут. Но малярные, строительные работы? Чтобы потом всё равно мы с вами это переделывали? — Волков ощерился, иронично глядя на партийца. — Хотя чего это я? Вы-то ничего делать не будете. У вас туфли югославские, еще испачкаются.
Второй секретарь как раз и был из тех хлыщей в импортных костюмах. Товарищ Веселов, красивый и статный, как с картинки. И он явно пребывал в растерянности. Наверное, Сазанец уверял его, что всё в порядке, и никаких проблем не будет, а теперь он оказался по уши в дерьме.
— Я вижу, что вы темой
Нестройный гул голосов членов Комиссии стал ему ответом. Задвигались стулья, собравшиеся расходились. Вообще — это было нонсенсом. Руководитель градообразующего предприятия взял на себя еще и такую серьезную общественную нагрузку — и относился к ней со всей ответственностью. Для Волкова война была делом личным — она закончилась, когда ему исполнилось пятнадцать, и с сорок первого по сорок третий год он рисковал жизнью, будучи партизанским связным, а потом дошел до Праги в качестве сына полка, встретив День Победы в пятнадцатилетнем возрасте. И здесь, в дубровицкой земле, лежало очень много тех, кого Волков знал в лицо, кому жал руку и с кем делил кусок хлеба.
— Белозор? Наслышан. Заметку о заседании Комиссии дать можно, но корректно. Я погорячился. Да! Всё это публиковать не следует. Вы человек разумный, думаю — сформулируете как положено. Мне из приемной докладывали — вам нужны передовики производства для статьи? Приходите завтра в заводоуправление, как раз всё обсудим. И заметку по сегодняшней теме приносите почитать — поправим, если что.
— Понял вас, Василий Николаевич, всё сделаю. Завтра в девять буду на проходной!
— Я их предупрежу, чтобы вас пустили, — Волков энергично кивнул. — Знаете, Белозор… Я ведь прессу читаю. И вот судя по вашим статьям — вы наконец поняли, чего хотите… Нет, не так. Вы решили жить по-другому, в корне изменить себя. Да! Все хотят, чтобы что-то в жизни произошло, и боятся, как бы чего не случилось. Вы перестали бояться. Я — давно не боюсь. Кажется, мы сработаемся.
Он пожал мне руку на прощанье своей сухой, крепкой, как черенок топора, ладонью и вышел вон из кабинета.
Если у Исакова энергия была жаркая, молодая, прыгающая — он заряжал ею людей, и хотелось бегать, прыгать и суетиться вместе с ним, то при виде Волкова желание было только одно — пригнуться и подождать, пока стихийное бедствие пронесет мимо. Его сложно было назвать позитивным и добрым человеком, но мало кто мог лучше него организовать и настроить работу в любом начинании, любом проекте. Кажется, всей Дубровице, а может быть и всему Союзу повезло, что он выбрал светлую сторону и связал свою жизнь с производством. Из него мог бы получиться устрашающий злодей: какой-нибудь криминальный авторитет или большой чин в спецслужбах.
Я поспешил следом за Волковым — заседание проходило в городском Доме культуры, и встретиться здесь с Машенькой Май мне не улыбалось. Сцена бы последовала практически наверняка, а сцены я не любил — от слова совсем. Даже Тасины слезы по поводу моего мнимого адюльтера несколько выбили меня из колеи. Но — Таисия была искренней, и, главное, отходчивой. Она умела признавать свои ошибки — черта для женщин чрезвычайно редкая. А Машенька, не к ночи будет помянута…
А Машенька целовалась вовсю в гардеробе с каким-то офицером. Почему с офицером? Так я видел его погоны. Капитан, получается. Мне пришлось ускориться, чтобы миновать просматриваемый участок, но слегка растерянный взгляд Май я поймал через огромное, в полстены зеркало. Вот ведь гадство! Еще вообразит себе невесть чего — например, что слежу за ней, или еще какую несуразицу…