Акула пера в СССР
Шрифт:
– Гера-а-а, а я думала – всё… Я на тебя утром накричала, а ты ничего не сказал, переоделся и на работу пошел. И не приходил долго-долго, а я в магазин поехала и видела, как ты с той… С той…
– С Ариной Петровной, ответственным секретарем…
– С безответственной секретуткой! Она так бессовестно задницей вертела! И ты на задницу пялился, не отрицай…
Я пожал плечами: ну да, бывает – пялюсь на женские задницы. Ничего с этим поделать не могу. Но это так, эстетического чувства для, без всякой там задней или передней мысли, честное индейское слово! К чему вообще это обсуждать?
– И я подумала, ты к ней идешь, и всё, и останешься, и… А ты – мороженое. И кладбище.
– Металлоискатель.
– Вот! Ты почему со мной не ругаешься? Я же, получается, дурная баба? – она глянула снизу вверх своими зелеными бездонными глазищами.
Поди пойми этих женщин!
– А смысл с тобой ругаться? Ругаться можно с людьми, на которых наплевать. Если на человека не наплевать, если хочешь с ним общаться и дальше и сохранить хорошие отношения, ругань как способ достижения цели полностью бессмысленна. Это способ выплеснуть эмоции, но никак не донести свою позицию до собеседника и добиться какого-то позитивного результата…
– Гера, знаешь что?
– М-м?
– Ты зануда.
– Это я знаю. А еще знаю гораздо более приятные способы выплеснуть энергию, чем ругань.
– Да? Гера-а-а… М-м-м-м…
– Гера! Зайдите ко мне! – если честно, от этой фразы у меня уже начинал дергаться глаз.
Как это у него получается? Или это такая суперспособность у старых коммунистов – печенкой чуять врагов народа? У него ведь дверь была закрыта, а я к Алёне шел кофе две ложки стрельнуть! Если бы нынче на дворе был двадцать первый век, грешил бы на скрытые камеры, но пока для такого рановато. Может, он экстрасенс?
– Да, Сергей Игоревич? – сунул я морду в кабинет.
– Заходи-заходи… И двери закрой.
Я закрыл и по мягкому ковру прошел к письменному столу. Всё-таки шикарно главред устроился! Наверное, и в райкоме такого кабинета нет. Ну и трофеев наших: переходящих знамен, всяких статуэток, грамот и кубков тут полно. «Маяк» – это вам не хухры-мухры! Мы, между прочим, боремся за звание лучшей районки в республике! Эх, если б не мозыряне… И полочане, и оршанцы, и еще пять-семь крепких изданий… Были бы мы обласканы почестями и милостями высокого начальства. Может, и хорошо, что не обласканы. Нам и своего начальства хватает. Вот оно, сидит и строго смотрит на меня сквозь очки в роговой оправе.
– Мне Привалов звонил. По поводу твоего расследования. Говорит, цены нет такому сотруднику. А я вот думаю – может, тебе по его ведомству лучше работать?
– Кх-х-х… Ше-е… То есть Се-е-ергей Игоревич, не губите на молодости лет, как так – по его ведомству?!
– Шучу-шучу. Расслабься, Герман. Мне нравится твой напор, твоя энергия. В конце концов, журналиста кормят ноги! Некоторые вон сидят, ждут, пока им пальцем ткнут и указание дадут – сюда пиши, туда не пиши. Ты не боишься, берешь ответственность на себя… Но иногда, знаешь ли, нужно сбавить обороты. Выдохнуть. Осмотреться. Вот так сейчас с этим кладбищенским делом – повремени. В печать давать пока ничего не будем, придержим. Это ведь очень многих людей заденет, понимаешь? Настоящая чертовщина!
– Да понял я, понял. Положу под сукно. Надеюсь – не навсегда.
– Не навсегда. Достанем, придет время. И скоро! А сейчас нечего народ баламутить. Займись нормальной журналистской работой. У тебя вон предприятия – непаханое поле. Давай цикл статей «Люди труда», в каждый номер. Ну, сам знаешь – с Исаковым вы договорились, позвони ему, пускай организовывает тебе поездку. На Гидролизный позвони, Волкову, коммунальщикам… Лето – это у нас горячее время для Шкловского – посевная, жатва и всё такое прочее. Но сам понимаешь –
– И культурная жизнь…
– Нет, в культуру не лезь, это без тебя найдется кому писать. И образование – тоже. В общем, занимайся своим делом. Обзванивай, пиши. Я Арину Петровну предупредил – в номер по человеку! С разных предприятий. Понятно?
– Понятно. Разрешите выполнять? – молодцевато вскочил с кресла я.
– Кончал бы ты со своей клоунадой… – вздохнул шеф. – И вот еще, последний вопрос: почему ты не в партии?
Я, честно говоря, растерялся. Понятия не имею, почему Белозор не в партии? Но отмазка была:
– Имею право состоять в комсомоле до двадцати восьми лет, членским билетом ВЛКСМ очень горжусь и намерен это право реализовывать до самого последнего дня!
– Вот как? Молодишься? Ну-ну. Но ты подумай над этим вопросом. А то в республиканской прессе его печатают, а он даже не кандидат…
– Подумаю.
И чего вызывал? Его задание – и не задание вовсе, а так, чем бы солдат ни занимался, абы задолбался. Я, наверное, сам пока не понял, какие такие нити большой дубровицкой политики затронул. Но вот чисто по ощущениям, недомолвкам, домыслам и слухам у нас тут готовилась какая-то буря в стакане. Директоры крупных предприятий, такие как Исаков, например, в последнее время зачастили в кабинет к шефу. И Привалов вот тоже – названивает… Тайна, покрытая мраком! Лезть в эту тайну мне пока не хотелось, потому как эти игры для взрослых дядей. А я – маленький и слабый, не дорос еще до такого уровня.
Мне бы со своими делами наконец начать разбираться! А то, по сути, ни один из пунктов моего плана так и не был реализован, а время идёт! А потому…
– Владимир Александрович? Это Гера Белозор, из «Маяка»! Помните… Как – сейчас заедете? В смысле – сегодня? Э-э-э-эй, что значит сто двадцать секунд?
Твою-то мать, товарищ Исаков! Но я теперь воробей стреляный: рюкзак с самым необходимым и крепкие ботинки стояли в шкафу в кабинете. Меня нынче голыми руками не взять! И батарейки запасные, и кассеты с пленкой – я был готов к труду и обороне. Хотели материалы? Будут вам материалы.
На бегу заглянул в кабинет Арины Петровны – она подкрашивала губки карминовой помадой, строя милые гримаски в зеркальце.
– Ариночка Петровночка, я с Исаковым уехал! Шеф в курсе!
– Но последний звонок…
– Последний звонок, сказал, закроют без меня.
– Но…
– Оревуар!
Я прекрасно понимал ее досаду: попросить меня или Даню Шкловского было проще простого. Приходишь в кабинет, говоришь, чего надо сделать и чего написать – и процесс пошел. Что у Даниила Давидовича, что у Германа Викторовича имелась в голове четкая взаимосвязь между количеством сданных материалов и размером гонорара. Но имелись в редакции и другие сотрудники… Чаще всего их было не видно и не слышно. Эдакие дамочки постбальзаковского возраста, к которым на хромой козе не подъедешь. Заменить? «Мне отписываться надо, вы что, не понимаете?» Ехать в поле? «Я не взяла с собой обуви, как я в туфлях поеду к комбайнерам, как вы себе это представляете?» На завод? «Ну вы же знаете, какие у меня отношения с Волковым…» Да плевал на тебя Волков! Нет у него с тобой никаких отношений, а то, что ты пять лет назад какую-то бодягу вместо статьи изобразила, так сама дура! Такое чувство, что они не были журналистками – так, канцелярские служащие, которых почему-то заставляют работать в газете. Что характерно – все с профильным образованием. Не то, что мы со Шкловским – самозванцы. Он англичанин, я – историк. Ну как – я? Гера! Ну и я тоже…