Аквариум
Шрифт:
— Нет. Тебя надо, бля, как вампира, или сжечь, или бошку на хрен отрубить…
Слез с трибуны, доковылял до покосившейся двери в бункер. Начал искать свой топор. Голова соображала плохо. Организм пребывал в шоке. Ноги тряслись, простреленные плечо и бок то взрывались острой болью, то немели, словно чужие. Наконец топор нашелся. Я вернулся к Петровичу, наклонился над ним и сказал:
— Проиграл ты, высший разум! Нас они выбрали, а не тебя… Урод!
Рубить одной рукой было очень неудобно, но я справился. Удара с пятого. Голова, все это время прожигавшая меня обезумевшим от ненависти взглядом, отделилась от шеи и откатилась в сторону, уставившись лицом
Спотыкаясь, побрел прочь. Лишь с одним топором, опираясь на него, как на трость. Про оружие, разбросанное под ногами, даже не подумал. В голове была только одна мысль: «Где Настя?». Я ее не чувствовал. Я не чувствовал вообще ничего вокруг. Все мои внутренние резервы уходили на то, чтобы хоть чуть-чуть сдержать текущую из ран кровь, уменьшить боль и не отключиться.
Проходя мимо безногого Урода, услышал тихое сопение. Этот тоже живой! Культи ног уже покрылись тонкой пленкой новой плоти, осколочные раны на затылке начали затягиваться. Пришлось останавливаться, снова тратить силы, отделяя голову от тела. Я сегодня — настоящий палач! Где мой красный колпак?
Кое-как добрел до Елисейской, по пути раза три упал. Посмотрел вдоль улицы. Среди разноцветных сидений рядом с друг другом лежали два тела. Один — точно Урод. Даже отсюда видно горбатую спину. А вот второй… Сердце бешено заколотилось. Нет! Не может быть! Не может…
Я почти бежал. Откуда только взялись силы? Хрустя пластиком и вихляя из стороны в сторону добрался до трупов. Последний, пятый, очень шустрый мутант, ушедший от растяжек, лежал на боку. Тот самый, шепелявый, с клыком через губу. Мертвый. В голове несколько пулевых отверстий. А рядом с ним…
Кирюша… Горло разодрано, остекленевшие глаза уставились в небо, оружия нет. Вот тебе и бычок… Не побоялся, значит, дошел. Спасибо…
— Егор! — раздался сзади голос.
Я резко обернулся… Настя с автоматом в руках бежала ко мне. Живая. Живая!
Рванулся ей навстречу, ноги подкосились, упал прямо на левый бок. В глазах потемнело, побежали разноцветные круги.
Она обняла меня за шею и начала целовать. В глаза, губы, щеки, лоб, заливая мое лицо теплыми слезами…
— Господи, в крови весь! Егор!
Я блаженно плавал в волнах ее нежности и любви. Боль уходила. Настя, может быть, сама того не осознавая, отдавала всю себя, лишь бы только облегчить мои страдания, удержать меня на этой стороне.
— С тобой все хорошо? — с трудом спросил я.
— Да. — сквозь слезы ответила она, гладя меня по голове. — Этот меня почти догнал уже, а тут Кирилл откуда-то взялся, стрелять в него начал… Урод к нему кинулся и убил, но Кирюша ему по ногам полоснуть успел в последний момент, тот упал, подняться не мог… Я подбежала, автомат подняла и в голову добила… А потом обратно пошла… За тобой…
За мной… За мной. Странный Город. Чувствуешь себя самым счастливым человеком на свете в самых, казалось бы, неподходящих ситуациях. То, сидя в сыром, темном подвале, прикованным к трубе, то вот, как сейчас, истекая кровью…
— Да что же как хлещет-то, а? Сейчас, подожди, перевяжу чем-нибудь. На стадионе то что?.. Егор? Егор?! Ты меня слышишь?! Егорушка, ну пожалуйста, не уходи! Слышишь, Егор?!
— Слышу… прошептал я, открыл глаза и улыбнулся, — Все хорошо. Все теперь будет хорошо…
И вырубился…
8
…— И все будет хорошо. Походишь к нам с месяцок, а там посмотрим, что дальше делать. — Анна Александровна Мостовая, врач-психотерапевт высшей категории, расписалась в больничном листе и подняла глаза на Егора, опустив очки. — Если честно, я очень рада, что ты все-таки вернулся. С прошлого раза про тебя вспоминала, все думала, вдруг на самом деле руки на себя наложишь, а мне грех на душу… Но ты — молодец! Пил, конечно, — зря. Очень зря! Но раз пришел — значит понял, что другого выхода нет. Надо лечиться.
— А как, вообще, все будет происходить? — спросил Егор, рассматривая свою опухшую физиономию в окне за спиной врача. — Чем дневной отличается от этого… Обычного?
— В дневном стационаре лечатся те, кто не представляет опасности, ни для себя, ни для других. — терпеливо начала объяснять она. — В обычном — лежат действительно тяжело больные люди. Шизофреники и прочие. Но ты же не шизофреник?
«Кто знает?» — усмехнулся он про себя и твердо ответил:
— Нет.
— Ну вот! — кивнула головой врач. — У тебя острый депрессивный эпизод с когнитивными и соматическими нарушениями. Да и алкоголь дров в костер подбрасывает. Хорошо так подбрасывает. От души. Вобщем, сейчас идешь к завотделением, ставишь печать, а в понедельник к восьми утра сюда. Каждый день до шести вечера — процедуры. Капельницы, таблеточки, электричество попробуем. Завтрак и обед — здесь, а ужинать — домой. Ночевать тут не надо. Главное дома чем-то максимально себя занять и ничего, повторяю — ничего не пить! Даже пиво безалкогольное… Да, и про машину на месяц придется забыть. Категорически запрещено. Поездишь на маршрутках или трамвае.
— Да нет у меня уже машины, — пробормотал Егор. Вздохнул…Посмотрел на врача, от души сказал. — Спасибо, Анна Александровна!
— На здоровье! Все иди. — ответила она, протягивая ему кучу бумажек, посмотрела строго напоследок, повторила, — Не пить!
— Не пить! — подтвердил Егор и вышел.
Примерно через час, отстояв очередь к заведующему отделением, оформил все документы и наконец оказался на улице.
Фонари освещали падающие с неба крупные хлопья мокрого, липкого снега. Первого в этом году. Он покрывал асфальт белым покрывалом, но тут же начинал таять, темнея и превращаясь в холодную скользкую жижу. Температура воздуха была чуть выше ноля. Начало ноября. Все по графику.
Начался самый противный период года, который Егор ненавидел всей душой. Холодно, мокро, темнеет чуть ли не после обеда. Кругом грязь и тоска.
Он сгорбился, спрятав шею под воротник, засунул руки в карманы и пошел домой. На остановку, к которой как раз подъезжала маршрутка, даже не посмотрел. Идти было далековато, но Егор последнее время часто ходил пешком. Бесцельно бродил по кварталам Старого города, выбирая улицы, где красивые дореволюционной постройки домики еще не были безжалостно вытеснены новостройками. Гулял по пустым паркам, уныло смотрящим в серое небо голыми ветвями облетевших деревьев, по набережной, глядя на безжизненный пляж и холодные волны Реки, которые через месяц-полтора будут скованны льдом. Когда идешь, отмеряя километр за километром, мысли в голове успокаиваются, сглаживают свои острые ребра, и становится легче. Мозг отвлекается, начиная перерабатывать мелькающую информацию об окружающем пространстве, переключается с режима тоскливого внутреннего ковыряния на равнодушно-отстраненный режим контакта с внешним миром. Память неожиданно может подкинуть теплые воспоминания, связанные с конкретными местами, оживают лица людей, когда-то дорогих сердцу, и отрывки ярких событий далекого беззаботного детства и наивной юности.