Аквариум
Шрифт:
А потом пришел Он.
Угловатая черная плоть, нависшая над моей головой, вздрогнула, будто глубоко и сильно вздохнув, и наполнилась содержанием и мощью. Глаза медленно открылись, и каждую клеточку моего тела пронзил Взгляд. Ужасный, непознаваемый и запредельный. Тот самый Взгляд, краешек которого когда-то коснулся моей души, когда она пыталась прорваться к планете Ануннаков. Та самая Мысль, задевшая меня тогда лишь своим отголоском и отправившая мое "Я" в глубокий нокаут на несколько дней. Да, это был Он. Оно. Неважно... Все неважно.
Зверь. Именно так его зовут. Он пришел. Он все-таки пролез в этот мир. Проник, просочился,
Губы Зверя растянула улыбка. Обнажились ровные, поблескивающие острия зубов. Глаза Зверя светились мыслью, интеллектом, разумом. Колоссальным, нездешним, давящим и сминающим волю. Взгляд Зверя пронзал насквозь все горизонты сознания и души, видел каждую мысль, каждое чувство, знал обо мне такое, чего до сих пор не знал даже я сам. Это было невыносимо и кошмарно. Мне вдруг очень захотелось умереть. Уйти в небытие, исчезнуть, лишь бы не смотреть на собственное лицо, варварски изуродованное безразмерным и равнодушным злом, не помнить об этой твари и никогда не узнать, что будет дальше...
Хищная улыбка Зверя стала еще шире, глаза сузились, и я понял, что и смерть - больше не вариант. Даже там, за пределами существования, Зверь будет безраздельно властвовать мною. Мною, Настей, и всеми, кого я когда-то знал или не знал. Теми, кого уже нет, и теми, кто еще даже не родился. Теперь Он будет существовать в каждой секунде прошлого и будущего, в каждом атоме нашей Вселенной. А моему новорожденному сыну уготована судьба правителя этого жуткого царства порабощенных и корчащихся в муках неисчислимых душ. Роль проводника и исполнителя Его воли, утолителя Его вечного голода, эмиссара Его миропорядка.
Это знание появилось во мне в виде красочных и кошмарных образов, которыми вместо слов оперировал Зверь. Он с удовольствием показал мне свои планы относительно всей разумной жизни в обозримой ойкумене, пока Его сознание с садистской любознательностью препарировало мое. Я остолбенел, как мышь перед удавом. Базовый животный инстинкт под названием "бей или беги" оказался совершенно бесполезным, ибо ни бить, ни бежать не было никакой возможности. Сокрушительная воля Зверя не позволяла не то, что пошевелить пальцем, но даже и просто осознанно подумать о попытке сопротивления.
Я отстраненно чувствовал, что меня с любопытством изучают, словно удивительную заморскую зверюшку, про которую много слышали и вот теперь наконец-то появилась возможность рассмотреть. От непостижимой и огромной сущности, окружившей меня со всех сторон и пронзившей насквозь мои душу и разум, исходили волны, которые можно было с натяжкой идентифицировать, как интерес, удовлетворение, а потом - пренебрежительное самодовольство и злорадная усмешка. Наконец потрошение моего "Я", видимо, подошло к концу, так как жуткое лицо отодвинулось, а тиски, сковавшие сознание, начали разжиматься, оставляя, однако, вовсе не чувство облегчения, а всеобъемлющие опустошение и безысходность. Все, что я теперь хотел - это скорее доползти до ограждения и броситься вниз, так как любая мысль о дальнейшем существовании была невыносима. Он не будет ни мучить, ни убивать меня; я все сделаю сам. Жить после этой встречи невозможно... Да и не жить тоже...
Фигура Зверя уже выпрямлялась и отворачивалась в сторону Города, ледяные бесплотные скальпели Его интеллекта были практически извлечены из меня, когда неожиданно Он на что-то наткнулся. Резкий разворот обратно ко мне, сжатые с линию черные губы, раздутые ноздри, огненные, страшные глаза, в которых вместо издевательской насмешки плескались ярость и гнев. Скальпели снова погрузились в мое сознание. Глубже, еще глубже... А потом голова взорвалась яростной болью, которую при всей ее интенсивности, я встретил чуть ли не с радостью; физические страдания помогали вытеснить страдания душевные, бывшие намного мучительней.
Боль достигла пика, за которым уже маячила смерть, а потом резко исчезла. Вместо нее мой разум заполнили воспоминания, торопливо и грубо выдранные с самого нижнего, крепко-накрепко запертого ранее, уровня. Замелькали отрывки потерянного промежутка моей нормальной, привычной жизни в далеком мире людей, телефонов и машин. Знойное, одинокое лето в Городе. Тоска и страх... Запой на даче у Макса, Нару муш в Реке, гроза. Растерянность и страх... Измена и уход жены, расставание с дочерью, стылая, беспросветная осень, псевдоглюки и Ануннаки. Отчаяние и страх... Запой, попытки суицида, дурка, Петя, менты. Страх, страх, страх... Зима, тесть, Новый год, прорубь... Я наконец-то вспомнил все.
Зверь, наткнувшийся на этот ящик Пандоры, запрятанный в глубинах моей памяти и запертый на крепкий замок, без особых усилий достал его содержимое. Просто не мог не достать. Вроде бы полностью изучил меня и взвесил, нашел вовсе не таким интересным и значимым, как можно было предположить, и уже хотел было оставить подыхать, но вдруг обнаружил очень странный участок воспоминаний, почему-то не открывшийся сразу. Напрягся чуть-чуть больше и открыл.
И оказался очень раздражен. Зверя, конечно, нисколько не интересовали перипетии моей жалкой и никчемной жизни, но все-таки что-то, случившееся незадолго до заброса меня в Аквариум, не оставило Его равнодушным. Та что, планы относительно моей персоны кардинально изменились.
Хвост Зверя описал плавную дугу в воздухе, а потом меня сильно ударило в спину и дернуло вверх. Черное и широкое острие вылезло из моей груди на уровне солнечного сплетения. Было почти не больно, лишь от неожиданности свело сердце и перехватило дыхание из-за стремительности подъема. Зверь выпрямился во весь свой исполинский рост и поднес мое безвольно повисшее тело к лицу. Бездонные глаза, исходящие ненавистью, оказались на расстоянии вытянутой руки. Секунду Он сверлил меня взглядом, а потом снова улыбнулся; на этот раз почти нежно. Серое небо, прошитое дымными щупальцами и тонкими росчерками вант, закрутилось вокруг и со всей силы обрушилось на меня каменно-твердой поверхностью проезжей части моста. Потом еще и еще. Хвост Зверя, на который я был насажен, словно кусок шашлыка на шампур, колотил меня о бетон. Ломались кости, рвались кожа, мышцы и сухожилия, брызгала кровь. А потом пришла боль, тотальная и абсолютная. Океан боли, зародившийся в груди и быстро затопивший всего меня. Взлет, падение, удар, боль. И так снова и снова. Я даже не заметил, когда глаза заполнила багровая тьма, и я умер.